И в осоке русалки живут. Сергей Клычков – первооткрыватель Сорочьего Царства

Магический реализм – это когда герой живет в реальности, где сверхъестественное и естественное неразличимы, где между ними граница разрушена, стерта, где грани между фантастикой и реальностью не существует. То, что мы относим к фантастике, развивается по законам обыденности. Фантастическое становится повседневным и привычным.

«Уж не знаю почему, но дом наш был чем-то вроде консультации по всем чудесам, случавшимся в городе, – вспоминал колумбийский писатель Габриэль Гарсиа Маркес. – Всякий раз, когда происходило что-нибудь такое, чего никто не понимал, обращались сюда, и обычно тетка давала ответы на любые вопросы. Вот и тогда (речь идет о случае, когда соседка принесла необычное яйцо с наростом) она глянула на соседку и сказала: «А-а, да ведь это яйца василиска. Запалите очаг во дворе…». Я полагаю, что именно эта естественность дала мне ключ к роману «Сто лет одиночества», где самые чудовищные, самые невероятные вещи рассказываются с тою же невозмутимостью, с какой моя тетка приказала сжечь во дворе яйцо василиска – существа, о котором никто ничего не знал».

Термин «магический реализм» уже не относят к одной лишь латиноамериканской литературе. «Примеряют» его и к Кафке, и к Леониду Леонову. Можно набраться смелости и поставить в этот ряд Сергея Клычкова с его циклом романов «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь», «Князь мира». Это условное сравнение, где главным критерием служит использование фантастики, растворенной в обыденности и повседневности настолько, что и сама она стала в высшей степени реальна, осязаема, естественна, заурядна. Она воспринимается героями в ряду повседневных явлений жизни как дождь или колка дров для печки. Фантастика и крестьянская космогония у Клычкова – органичный, неразделимый сплав. Сергея Клычкова относят к крестьянскому направлению в литературе первой половины ХХ века, объединяющему самых разных художников слова, похожих в чем-то по эстетическим исканиям и, конечно, социальному происхождению: Николай Клюев, Сергей Есенин, Пимен Карпов, Петр Орешин и другие.

Я представляю Клычкова в детстве, в училище Фидлера в Москве. Учитель объясняет классификацию животных. Клычков спрашивает, к какому классу относится… леший. Совершенно серьезно. Учитель изумляется и не знает, что ответить. Пауза. А потом на весь класс раздается короткое: «Дурак!» Клычков вынес из детства впечатления, схожие с теми, о которых писал Маркес. Леший был для него так же реален, как для тетки Маркеса василиск. Бабушка выводила Клычкова в лунные и туманные вечера на крыльцо и заставляла креститься на проходивших мимо лосей, она верила в леших, во всю ту нечисть, которая обычно «населяет» фольклор и древние мифы.

Природа воспринимается Клычковым как живое существо, способное общаться с человеком. Лес – таинственное царство, где дремлет ольха, где ручей говорит «гремучим» языком, кричат филины, деревья объединяются в рать, а ветер гладит ребенку мокрой лапой лицо. Стихотворение «Детство»:

Помню, помню лес дремучий,

Под босой ногою мхи,

У крыльца ручей гремучий

В ветках дремлющей ольхи…

Помню: филины кричали,

В темный лес я выходил,

Бога строгого в печали

О несбыточном молил.

Дикий, хмурый, в дымной хате

Я один, как в сказке, рос,

За окном стояли рати

Старых сосен и берез…

Заалеет из-за леса,

Прянет ветер на крыльцо,

Нежно гладя у навеса

Мокрой лапой мне лицо.

Завернется кучей листьев,

Закружится возле пня,

Поведет, тропы расчистив,

Взявши за руку меня…

Много напишет Клычков о родной стороне: и яркими, веселыми красками, и тусклыми, грустными. И у него мелькнет хрестоматийный есенинский образ паровоза – символ беспощадной технической цивилизации, разрушающей мир, в котором прошло детство писателя и поэта. О, то был действительно особый мир, где можно было один на один беседовать с лешим! Леший Антютик появляется на страницах романа «Чертухинский балакирь», разъясняя главному герою Петру Кирилычу тайну своего рождения:

– Родимся мы не в естестве, а от молоньи… Вот когда молонья ударит в какую-нибудь елку в лесу или сосну, только в такую, у которой непременно не меньше ста поясков на комле… Знаешь, по чему у дерев считают года?..

– Знаем! – отвечает Петр Кирилыч.

– Так вот, когда в такую стогодовалую елку ударит молонья, и расщепит ее напополам, и сожгет ее по самую землю, так в горелом пне после нее долго потом сидит небесный огонь, как в материнской утробе… Наподобие как у человека: семя жены, по писанию!..

– А-а-а… – протянул Петр Кирилыч, – семя жены?..

– Да… Проходит так год, а может и больше, и два, и десять лет может пройти – какая погода, – пень этот стоит и стоит, пока у него, у пня, не вырастут руки и ноги и в самом верху из-подо мха, которым он за эту пору весь обнесется, не прорвутся гляделки с зеленым таким огоньком, каким горят все гнилушки в лесу…

И дальше – целая космогоническая теория, где каждый объект Вселенной в рассказе лешего подан в сравнении с предметами крестьянского обихода. Возникает совершенно особая метафоричность. Все, сущее в космосе, имеет своего «двойника» в крестьянском обиходе. Месяц – круглое блюдо, выточенное хорошим токарем, звезды на самом деле клюква, растущая на небе, планета Земля – огурец в кадушке, засоленный бабой Маврой, заря – риза сельского священника, время – большая квашня, где «так все перемутится, что и концов нигде не найдешь», солнце – канительное колесо, созвездие Большой Медведицы – золотой ковшик с голубым вином. И это неспроста, «ибо все тайное покоится перед взором человека в образе повседневных, привычных предметов, проходит мимо них человек, ничем не удивленный, у него на все глаз наметался, потому все равно как… ослеп». Чтобы видеть чудо, надо, по Клычкову, иметь просветленную душу.

Одна великая тайна открывается героям Клычкова: в мире нет ничего неживого. Поэтому «люби и ласкай цветы, деревья, разную рыбу жалей, холь дикого зверя и лучше обойди ядовитого гада! Но больше люби крылатую птицу!.. Ибо птица есть образ души!» Очень часто, описывая явления природы, Клычков прибегает к персонификации, то есть переносит черты и свойства живого существа на неодушевленные предметы или явления. «…Это ударил на землю ясный после непогожего вечера золотистый рассвет, похожий с земли на лосиные большие рога, подпершие небо…» Другая великая тайна заключается в том, что главный враг всему живому на земле – никто иной, а сам человек. «Черт и человек не мешают друг другу, потому оба живут во уничтожение мира и жизни». Герои Клычкова – особенные люди. Они «жить во уничтожение» не могут. Они ищут Сорочье Царство, где «ни зверь и ни птица человека не боится, потому что правит там всеми людьми и зверьми, не ведая чисел и срока, премудрая царица Сорока». Но Сорочье Царство недосягаемо. Если там нет «чисел и срока», то есть если там не существует времени, то лежит оно не в земной системе координат и действуют там совсем иные законы физики…

В романах и стихах Клычкова звучат мотивы разрушения традиций и устоев, духовного мира человека (так же, как у Есенина, в поздней поэзии Клюева). Он осознает, что под предлогом необходимости классовой борьбы идет беспощадное наступление на все то, что составляет духовную сущность русского человека. В 1920-1930-е годы писатель подвергался жесткой травле как «кулацкий поэт», обвинялся в «русском фашизме», антисоветской агитации. В 1937 году был арестован и расстрелян. Об этом уже много написано.

Творчество Сергея Клычкова заслуживает глубокого анализа, который провести в короткой статье невозможно. Многое уже сделано для изучения творческого наследия писателя, но немало предстоит сделать. Эта статья – попытка напомнить о Клычкове. Заинтересовать им.

* * *

Читальный зал в Московской библиотеке имени Тургенева не так давно открылся после реставрации. В современную его обстановку очень удачно вписались старинные стены XVII века, строители бережно сохранили особенности тогдашних архитектурных украшений. Внучка поэта Татьяна Викторовна Тихонова работает здесь зав. сектором читального зала, я у нее в гостях. Она собирает все, что связано с жизнью и творчеством деда: документы, книги, фотографии, свидетельства. Еще ее мама Евгения Сергеевна собирала статьи, выступала на вечерах, ее воспоминания публиковались в «Новом мире». Татьяна Викторовна подхватила традицию, привела в порядок семейный архив. Работая в библиотеке музея Ленина, она обнаружила, что при первой публикации знаменитое есенинское стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу…» было посвящено Клычкову. Этого никто не знал. Другое открытие было сделано благодаря Анатолию Лукьянову, бывшему председателю Верховного совета. У него оказалась пластинка с записью голоса Сергея Клычкова (поэт читает свое стихотворение «Плывет луна…»). В коллекции Лукьянова хранится купленный в букинистическом магазине сборник стихотворений Клычкова, изданный в 1919 году, с автографом Ахматовой. «Книга вышла с посвящением моей бабушке, – рассказывает Татьяна Викторовна, – как там написано, «Девушке Жене».

У Татьяны Викторовны двое детей: Сергей и Катерина. Дочь закончила институт иностранных языков, пошла по стопам бабушки, которая сорок лет проработала в гостинице «Украина» переводчиком. Сергей учится в железнодорожном колледже, увлекается гитарой, ударными. У Катерины растет внук Егор, названный в честь дяди. Его первыми словами были «читать» и «копать». «По-моему, хорошие слова», – улыбается Татьяна Викторовна.

Сергей Клычков был женат дважды. Его сын от второго брака Егор Сергеевич был профессором Московского педагогического института имени Ленина, преподавал иностранный язык. Ему было пять лет, когда арестовали отца, поэтому воспоминаний о нем не осталось. В другой семье тоже растут внуки: Сергей и Антон. Их назвали так в честь деда и прадеда.

В подмосковных Дубовках создан дом-музей поэта. Татьяна Викторовна Тихонова занята оформлением охранной зоны вокруг музея на родине деда…

На чужбине далеко от дома

Вспоминаю я сад свой и дом,

Там сейчас расцветает смородина

И пред окнами птичий содом…

Там над садом луна величавая,

Низко свесившись, смотрится в пруд, –

Где бубенчики желтые плавают

И в осоке русалки живут…