На чтение: ≈ 8 мин.То, что будущее «солнце русской поэзии» Александр Пушкин в пору своей лицейской юности не только основы стихосложения постигал да старика Державина до восторженных слез доводил, но еще и за барышнями волочился, напивался пьян и бузил не хуже современных тинэйджеров – факт известный. А вот о том, что в те же самые годы по Царскосельским паркам бегал некий маньяк и резал вышеозначенным барышням горло, знал не каждый историк. Так что низкий поклон режиссеру Андресу Пуустусмаа и его историческому детективу «1814» за восполнение столь серьезного пробела в нашем образовании. Особенно, если учесть, что не за горами очередная годовщина гибели поэта.
За минувший год Александр Сергеевич был явлен российскому зрителю дважды. Первый раз – в феврале, когда аккурат к 170-летию со дня смерти поэта свою интерпретацию отношений внутри сложного многогранника Пушкин – Натали – Дантес – барон Геккерн – император Николай предложила нам Наталья Бондарчук. Публика разделилась на два лагеря: растроганное меньшинство рыдало, а возмущенное большинство не стеснялось в выражениях. Критики хватались за сердце и то тут, то там поминали госпожу Бондарчук недобрым словом. Поэтому команда картины «1814», вновь решившая обратиться к тому, кто, как известно, «наше все», бралась за дело небезопасное. Конечно, снять фильм бездарнее, чем то, что получилось у Натальи Сергеевны, – это еще надо постараться, но все же воскрешать на экране основоположника современной русской литературы, касаться руками лика практически святого – это ответственность, причем возведенная в гигантскую степень. Но сценарист Дмитрий Миропольский и продюсеры Александр Роднянский и Сергей Мелькумов все рассчитали более или менее точно. Миропольский не стал выводить Пушкина на авансцену, закручивая все действие вокруг него одного, а сделал юного Александра Сергеевича – еще даже и не поэта вовсе – всего лишь одним из героев-лицеистов, равнозначным и ничуть не более особенным, чем его закадычные друзья Данзас, Дельвиг, Пущин или Кюхельбекер. Более того, именно Дельвиг у него – звезда лицейской словесности, автор первых опубликованных виршей, а Пушкин же пока способен рифмовать в основном лишь по-французски. Сценарист не забыл соблюсти и большинство исторических формальностей, посему никакие особо раздражающие «ляпы» – за что и художнику Константину Пахотину, конечно же, отдельный низкий поклон – с экрана на нас не сыплются. Если, конечно, не считать «ляпом» сам факт того, что лицеисты, все как один акунинские «эрасты фандорины», собственноручно ловят «царскосельского душегуба».
Оказались по-своему правы и продюсеры, пригласив в постановщики Андреса Пуустусмаа. С одной стороны, кто такой Пушкин и в чем его значение для нашей культуры, эстонскому режиссеру объяснять не надо: чай не за океаном, а в бывшем Советском Союзе родился и вырос. А с другой – будучи по нашим временам кинематографистом иностранным, мог рассказать доверенную ему историю более или менее беспристрастно, без ненужного в данном случае восторженного придыхания. План в общем-то сработал. Пуустусмаа снял не драму из русской дворянской жизни, а настоящий готический триллер, где на месте одного из главных героев очень уместно смотрелся бы не столько молодой Пушкин, сколько, например, юный Эдгар По. Европы, более того – Англии, в настроении тут куда больше, чем России: закрытая школа, по залитым дождем сумрачным аллеям парка, смотреть на которые и то сыро, бродит неведомый до поры до времени маньяк, ничем не уступающий легендарному Джеку-Потрошителю. При этом сюжет с самого начала принимает форму классической «герметичной мышеловки» – тоже британского литературного изобретения, когда совершенно ясно, что преступник – кто-то из своих, а потому под подозрением все и каждый. И даже название «1814» следует читать на английский манер: восемнадцать – четырнадцать, потому что это не только год, но и возраст героев.
Конечно, местами это в высшей степени европейское блюдо начинает напоминать по вкусу обычный винегрет, куда по недосмотру повара все-таки попадают продукты, рецептом не предусмотренные. Надуманности и карикатурности некоторых сцен и персонажей избежать все же не удалось. Они режут глаз, а иногда просто рвут довольно тонкое полотно всей картины. Чего стоит только тот эпизод, когда лицейские педагоги – одного из них, кстати, сыграл сам Пуустусмаа, – в одночасье позабыв про беседующего с ними следователя из Петербурга, вдруг вскакивают со своих мест и на полном серьезе начинают театральную мелодекламацию на тему гениальности своих воспитанников. Карикатурой на самого себя выглядит и.о. царя граф Аракчеев (Юрий Ицков) – для психологического триллера он вызывающе картонный. Чего, к счастью, не скажешь о молодых исполнителях. Стас Белозеров (Пушкин), Степан Балакшин (будущий дипломат Горчаков), Александр Быковский (Дельвиг), Иван Мартынов (Кюхельбекер), Иван Макаревич (Пущин) очень естественны и неподдельны, наглядно демонстрируют, что подростки, они и в 1814-м – подростки. С той лишь разницей, что не забыли еще, что такое честь, и общаются друг с другом не на банальном матерном, а все больше по-французски. Украсил бы ленту и Федор Бондарчук – кого ему играть, как не пресытившегося и развратного барина, хозяина крепостного театра – кабы не откровенно «новорусские» интонации: того и гляди плюнет жвачкой прямо в оператора. По-настоящему хорош Сергей Гармаш: хоть и получил опять роль солдата, «дядьки»-воспитателя царскосельских лицеистов, но наконец-то сбросил с плеч свой неизменный и несколько поднадоевший образ грубоватого солдафона.
И все же сказать, что картину встретили оглушительными овациями, нельзя. Зрителям из числа ценителей русской словесности не хватило исторических подробностей и глубины, да и вообще сама идея впутать Александра Сергеевича в «криминальные разборки» несколько смутила. А молодым любителям боевиков и «страшилок» показалось недостаточно детективных хитросплетений и спецэффектного ужаса. И то правда – нет предела совершенству…
Выбор читателей
Комментарии