“И парту бросил он с шестого этажа”

Песня на два голоса

Была мысль из этой беседы сделать два интервью. Еще бы, каждый из собеседников – личность! С Ады Якушевой началась отечественная женская авторская песня. “Ты – мое дыхание”, “Вечер бродит по лесным дорожкам” – эти и многие другие ее песни вошли в золотой бардовский фонд.

Ее муж Максим Кусургашев – известный радиожурналист, всю жизнь работающий на радиостанции “Юность”. Люди среднего и старшего поколения помнят его передачи, идущие десятилетиями: и “Песни на просеках”, и “Приглашение к путешествию”. 10 лет Максим Кусургашев работал руководителем радиогруппы на БАМе.

Оба закончили Московский государственный педагогический институт имени В.И.Ленина, теперь МПГУ.

В общем, два интервью не получилось, потому что разделить этих людей, которые вместе уже 30 лет, нельзя. Это как песня на два голоса, каждый из которых ценен сам по себе, но вместе они звучат лучше, сливаясь и дополняя друг друга.

– Когда прозвучали первые песни Визбора?

М.К.: В мои последние институтские зимние каникулы я, Юра Визбор, Володя Красновский и Люся Фролова отправились в Удмуртию в сорокаградусные морозы, три недели кувыркались на лыжах по старым сибирским трактам. Вот тогда Юра и пел первые свои песни, но выдавал их за чужие: вдруг не понравятся? “Да это мой сосед написал: “Лейтенант молодой и красивый…”

А в общем, мы были далеко не примерными мальчиками. Потому что у каждого была за спиной школа со всеми ее прелестями того времени. Меня три раза исключали. Последний – за то, что на директора за какую-то несправедливость парту скинул, о чем Визбор написал в “Волейболе на Сретенке”: “Здесь капитанствует известный террорист, сын ассирийца, ассириец Лев Уран. Известный тем, что, перед властью не дрожа, зверю-директору он партой угрожал и парту бросил он с шестого этажа, но, к сожалению для школы, не попал”.

А.Я.: Самое смешное было потом, после Бурят-Монголии…

М.К.: Я пришел устраиваться на работу к заведующему роно, который оказался тем самым директором, по милости которого я… вылетел из школы. “А, – говорит, – Кусургашев!” И потирает сладостно руки. “Я знаю, где ты будешь прекрасным учителем. В школе переростков!” Я туда и Юру Ряшенцева перетащил. А потом Визбор вернулся из армии и предложил пойти работать к ним в Радиокомитет. И в 57-м году я ушел на радио и с той поры занимаюсь радиожурналистикой, объездил всю Россию.

Был во многих памятных литературных местах и везде искал местного чудака, который свихнут на родном городе и может много интересного про него рассказать. В Спасском-Лутовинове – это Борис Дмитриевич Богданов. Юрий Константинович Авдеев – в Мелихове, Наталья Николаевна Грамулина – в Поленове, в Тарусе – Иван Яковлевич Бодров и Леночка Климова…

– Максим Дмитриевич, вы много сил отдали БАМу. А ведь сейчас принято ругать “стройку века”.

М.К.: А при чем тут БАМ и бамовцы?

– Но ветка-то не работает.

М.К.: Ну и Бог с ней, с веткой! Работают люди, которые ее строили. Люди удивительно интеллигентные, которые вырвались из-под опеки родительской, сбежали в тайгу от советской власти… До сих пор мне приходят письма от бамовских ребят: “Максим Дмитриевич, приезжай, привози Аду!” У меня были все знакомые: лесорубы, плотники, тоннельщики. Начальство знало понаслышке, что где-то бегает по БАМу какой-то Кусургашев со своей группой. Начальники ждали: когда же ко мне он придет? Я ему расскажу: “Идя навстречу, выполняя решения…” А мне это на дух не надо. Мне интересно было открывать простых людей, понять, почему человек там оказался.

– Ада Адамовна, а как сегодня песни пишутся?

А.Я.: А о чем писать? О ценах на продукты? О деньгах?

– У Вероники Долиной четверо детей, но пишет ведь!

А.Я.: Она профессионал. А я нет. Она без этого не может, наверное, жить, а я могу. И не до этого, честно говоря. Мечтаю архивы разобрать: нам книжку об институте заказали. А быт очень опустошает. Хочется сделать так, чтобы было вкусно, сытно и приятно. То магазин, то уборка, смотришь – уже ночь… Но, конечно, есть мечта написать пару лебединых песен. Тут главное успеть. А то рухнешь, а песни нет.

– Судьбы ваши сложились причудливо. Началось с институтского братства, дружбы семьями, а потом?

М.К.: А потом у нас стали случаться катастрофы. Сначала Визбор убежал от Ады. Потом от меня жена ушла к главному редактору “Огонька”. Остались мы с Адой одни. Меня назначили заведующим отделом комсомольской жизни радиостанции “Юность” и однажды сказали: “Мы тебе в отдел дадим вот такого человека! Ты ее, может быть, знаешь, вы с ней в одном институте учились: Ада Якушева”.

А.Я.: А потом мы решили, что вдвоем легче будет жить и детей воспитывать. И как-то незаметно родили Максимку. Тут к нам приехал главный редактор радиостанции “Юность” Володя Фадеев и поразился, что мы так тесно живем: в комнате 19 метров у нас стоял рояль “Беккер”, который занимал большую часть комнаты, кухня 4 метра и шестеро жильцов (моя Таня, Алешка, Максима старший сын, маленький Максимка да еще няня). Нам, говорим, и так хорошо. Он тогда посоветовал взять свидетельство о браке и подавать документы на получение большей квартиры. А у нас нет никакого свидетельства, мы об этом как-то и не задумывались. И началась беготня по инстанциям…

– Вот сюжетец! Сначала Кусургашев свидетель на свадьбе Визбора, потом – наоборот, а невеста одна и та же!

М.К.: Ну и что? Я и Таню забирал из роддома, потому что Юра был в командировке.

А.Я.: А когда Визбор с Максимом приходили ко мне в роддом забирать Максимку, соседки по палате смотрели с третьего этажа и говорили, что мой второй муж красивее. Третий этаж роддома Грауэрмана, как шестой, – им, кроме лысины Визбора, ничего не было видно.

– Ада Адамовна, любвеобилие Визбора доставило вам много горьких минут. Вы простили его?

А.Я.: Такого, чтобы мы встретились и я сказала: “Ладно, Визбор, я все прощаю”, – не было. Но время шло, много-много людей между нами вставало, и чисто коммуникативно мы были уже отодвинуты друг от друга. Однажды Визбор, уходя от одной своей женщины, приехал к нам в Софрино, где мы тогда отдыхали, и рассказал мне под большим секретом о своем решении. Я ему посоветовала не делать этого: останется в конце концов один, и, как у Чехова, некому будет подать тот самый стакан воды. Но он все-таки решил по-своему. А потом проходит какое-то время, раздается звонок. Визбор: “Я у вас внизу. Я вернулся”. Я лихорадочно соображаю: куда вернулся? Ко мне? А у меня Максим и дети. И как-то совсем не готова к его возвращению. Первое время я, может быть, надеялась и мечтала об этом, а теперь ситуация другая…

– Что он в вашей жизни значил?

А.Я.: Очень многое. Я не так уж много и влюблялась, между нами говоря. А в институте я обожала Визбора, но никогда и не мечтала соединить с ним свою судьбу. Наоборот, сидя в Ленинке, например, присматривалась к красивым, интеллигентным девичьим лицам и думала: вот эта девушка ему бы подошла. Влюблена была просто по-детски. Я до сих пор не все письма Визбора перечитала по новой. Когда он был в армии, мы писали друг другу почти каждый день. Я все думаю: может, он меня вообще не любил? Но читаю письма: еще как, оказывается, любил! А я уже и забыла…

М.К.: Визбор был человек импульсивный, очень эмоциональный. Вспомни, Ада, его письма: “Я тебя не стою ни грамма, я себя считаю ничтожным человеком” – примерно в таком духе. И все это совершенно искренне! Он никогда в жизни не играл.

Наталья БОГАТЫРЕВА