И образ мира, в слове явленный…

Как много человеку заслоняет его собственный разум и как страшно бывает отворять эту заслонку и видеть все как есть! Хотя разве возможно отказаться от собственного я, чтобы на ладонь посадить мир и увидеть каждую его подробность, каждую трещинку? Пока никому не удавалось… А если вдруг и удалось, как рассказать об этой сущности, которая уже не я, а значит, и не ты – не человек?

Для этого был создан образ – хорошая замена всему, что не видно. А раз не видно, можно только из человеческих глаз подглядывать, лепить слова и образ мира, одно превращать в другое, а значит, и чувствовать, и творить. И все равно получится в новой форме все одна и та же человеческая сущность, отражающая мир, как у Жуковского море отражает небо. И конечно, в море и облака видны, и солнце почти так же греет, но разве же небо качается, стоит ветру неверно подуть, и разве можно в небе тонуть? Только если взглядом, и то мысль человеческая, наверняка небо не в курсе.

А значит, миру никогда не явиться в слове, только образу из человеческого разума, где и дали ему такое название. Самому миру вряд ли нужно имя, чтобы быть. Ему и явления никакие не нужны, он сам их создает.

Но можно ведь и по-другому смотреть на мир, если сказать, что вы часть этого мира и каждый человек тоже мир, что мир не злобный управленец, а все, что существует или существовало. Хотя, возможно, мир и то и другое. Вот так посмотришь с другой стороны, и все рушится, стоит только сказать. И уже слово не безвольный, отдельный от мира кусок, это уже почти валюта, если только не денежная единица номер один.

Тогда образ мира, в слове явленный, – это любое слово, ведь все вокруг мир и кого ни позови, все словами только зовется. Но образ ведь не о том, он стройный, безукоризненно блестит, стало быть, неживой, придуманный, немного от касаний воображения дышит, но до настоящего далеко. Выходит, снова тупик, никто не явится.

И вообще, зачем в слове являться целому миру? Вот загонят в кавычки, и, кажется, хорошо, что-то умное, важное. Но подумаешь, и совершенно не ложится на разум мир, явленный в слове. Разве возможно подпилить кончики неба, собрать все земли, погоды и лица… И можно ли считать людей частью мира, значит ли это, что писатель являет словом и себя, и все вокруг? Можно ли вообще довериться фразе с метонимией? Все слова кто-то решил заточить в слово, и все это романтическая недосказанность. А мы вам не обрывок, чтобы вот так оставлять, не коснувшись даже рукой и не сказав даже, что же это такое за чудовище – мир. И почему, наоборот, будет город. Но на самом деле мы говорим не о том.

Не сказали, и ладно, гадать нечего, все и так знают, что образ мира, явленный в слове, спускается в сумерки, у свечи садится и учит слова, чтобы мирно спать в облаках, когда день распускается в море росы. И россыпью по небу буквы летят, а если вдруг ночью озноб, то это мир пролетел над вами с корзиной новых слов. А автор фразы уж точно сам мир, черкнул в черновике поэта, чтобы тот рассказал и загадку пустил о явлении мира народу.

Анна МИХАЙЛЮК