И Графу тоже грустно

Синдром бродяжничества практически неизлечим

Пути поступления девочек в “Малоохтинский дом трудолюбия” разные. Кого привозят из милиции, кто через подруг или знакомых узнает сам, кого направляют инспектора муниципальных округов. Девочки из семей, где родители – алкоголики; из семей, ведущих нищенское существование; у некоторых родители погибли или просто выставили детей на улицу; кого-то вынудили обратиться сюда сексуальные домогательства отчима. Из 5 причин обращения, по словам заместителя директора по социальной, воспитательной и реабилитационной работе Лидии Доценко, 3 – связаны с педофилией.

“МДТ” – это не детский дом. Это – центр реабилитации для девочек от 14 до 18 лет. По уставу здесь положено находиться не более года. Если все вопросы решаются быстро и безболезненно, то девочка может отправиться в детдом или училище. Если дело заходит в тупик, то… Возвращение к бродяжничеству неизбежно. К проституции, к наркомании, к воровству.

“Был случай, когда отец развращал девочку с 9 лет, – рассказывает Лидия Доценко. – Достигнув четырнадцатилетнего возраста, она не понимала, что хорошо, что плохо. Ей казалось, что так нужно”…

После того как вновь прибывшая написала заявление и ее ознакомили с условиями проживания, она поступает в приемное отделение на две недели для тщательного медицинского обследования (педикулез, венерические заболевания, побои). Попутно узнается, пробовала ли девочка наркотики. 60-70% отвечают утвердительно. Нет, не колются – нюхают, курят. Таких направляют в наркологический диспансер. В редких случаях – в больницу.

Работа психологов здесь начинается с первой минуты поступления. Бывает так: чья-то отметка на шкале отчаяния настолько высока, что жизнь не представляется ценной. Девочка готова ее прервать. У некоторых были попытки сделать это и раньше. Чтобы не произошло непоправимого, психолог должен объяснить ей, что мир не ограничивается мрачными красками, есть и другие цвета. Поверит в это девочка, прошедшая путем отверженной, – победа, не поверит…

Их комнаты оклеены новыми обоями. В них две-три кровати, столики. В холле – диваны и шкаф с книгами, телевизор. Все после недавнего ремонта. Деньги на него выделены немногочисленными спонсорами. В столовой – двери под старину. Здесь они живут. Круглосуточно. Те, кто на дневном стационаре, уходят ночевать домой. Еще одна форма работы подразумевает социальный патронаж. Социальный работник в определенные дни наведывается к девочке на дом.

Как правило, у тех, кто остается жить в “МДТ”, есть лишь начальное образование. Недавно, например, поступила девочка, которой 15 лет, а отучилась она всего два класса. В школу ходят соседнюю, без воспитателя. Воспитатели берутся вести кружки в зависимости от собственных пристрастий: “Хозяюшка”, литературное кафе, танцевальный кружок. Ставят спектакли, проводят конкурсы, праздники.

Обязательными являются посещения художественных мастерских. Здесь девочек обучают бумажной пластике, аппликации, шитью, моделированию, оформительскому делу. Цель не столько сделать из них мастериц и художниц, сколько возвратить в атмосферу детства.

– Раньше мы были филиалом “Воспитательного дома для несовершеннолетних”. Теперь стали самостоятельным учреждением. Прежде всего мы помогаем девочкам решить свои психологические, социальные, медицинские проблемы. В перспективе планируем разделить их на две группы.

– Зачем? – спрашиваю я Лидию Григорьевну.

– Мы разработали программу “Профилактика детской и подростковой проституции” и хотим по ней работать. Для этого тех, кто пережил насилие, кто занимался проституцией, лучше отделить от тех, у кого конфликт в семье.

– Первых больше или меньше на сегодняшний день?

– Достаточно.

Лидия Григорьевна опускает глаза, и я понимаю, что соотношение зловещее.

“МДТ” – учреждение не режимное. Можно покидать его в любой час. Нужно только написать, куда ты идешь и когда вернешься. Тебе выдадут жетончик и гуляй на здоровье. После одной такой прогулки девочки притащили с собой выброшенного симпатичного пса. Соорудили под окном будку и назвали собаку Графом. У него еще испуганные глаза и по ночам он поскуливает, но вскоре привыкнет, обживется. Он ведь не на один год, как девочки.

Кое-кто из них, уйдя на прогулку, не возвращается. Тогда подают в розыск. Находят, привозят грязную, грубую. И опять все сначала. Приемное отделение, психологи, школа, художественные мастерские. Но синдром бродяжничества практически неизлечим.

Выйдя на улицу, я жадно вдыхаю сырой воздух. Вслед мне смотрит понурая собака. Глаза ее полны тоски. Мои – тоже.

Наталья АЛЕКСЮТИНА

Санкт-Петербург