Хорошо никуда не торопиться. Ксения ШАБУРОВА

Ксения Шабурова родилась в маленьком сибирском городке Каинске (ныне Куйбышев) Новосибирской области, что затерялся среди широких солонцовых степей. До 13 лет была просто мечтательницей, пока случайно не забрела в художественную школу. Творчество стало ее способом познания мира и способом создания мира. Она пишет маслом, сочиняет стихи, занимается дизайном… С некоторых пор делает куклы.

– Ксения, однажды у выдающегося французского кукольника спросили, нравились ли ему куклы, в которые он играл в детстве? И он не мог вспомнить свои игрушки. Разве это возможно, не помнить игрушки своего детства?

– Похоже, мастер слегка покривил душой. Как-то не верится, что есть люди, которые не помнят своих детских игрушек… Любимые мишки-зайцы были у всех – таково мое светлое предубеждение. Во всяком случае я хорошо помню свою первую игрушку и трагедию, с ней связанную. В полтора года у меня был обожаемый резиновый заяц. Абсолютно черный, резиновый, сейчас таких не делают. Играла я с ним просто: грызла при всяком удобном случае и везде таскала с собой.

И вот осенью мама вывезла меня и зайца на прогулку. Гуляли мы долго и весело, домой ехали в самом благостном расположении духа, а дома вдруг выяснилось, что мой драгоценный заяц остался в парке… Синий осенний вечер, холодно и страшно, и мой изгрызенный друг где-то там, на улице, совсем один, брошенный – всеми забытый и несчастный…

Ревела я так, что мама сдалась и отправилась в парк искать. Конечно же, вернулась ни с чем. Обещала купить нового. Но разве можно купить друга, такого вот настоящего, с откусанным ухом? Это была большая потеря.

До сих пор помню эту игрушку в мельчайших подробностях.

Потом всегда подбирала на улице сломанные старые игрушки, чинила их, как могла, и расселяла в домики из табуреток. Мы с подругой Иришкой целые мегаполисы строили. Наши соседки играли в домик, а мы играли в город.

– В своем эссе вы пишете, что ненавидите благополучно-тупые пластмассовые улыбки Барби, эти «красотки» вызывают у вас легкую тошноту, как большие серые мокрицы…

– Ну это я точно ради метафоры завернула. Да и вообще «ненависть» слишком театральное слово, а чувство, за ним скрывающееся, теперь кажется мне тусклым и бесполезным… Хотя когда-то было именно так: лет в десять-двенадцать я люто ненавидела этих самых Барби, во всех моих играх они исполняли роли отрицательных персонажей – злобных мачех, пустых кокеток. Теперь-то я знаю, из какого банального места росли ноги этого мрачного чувства.

Сначала я, как и все девочки времен моего детства, мечтала о замечательной, прекрасной кукле Барби, так похожей на настоящую живую принцессу – синеглазую златокудрую красавицу в роскошном бальном платье… Мечтала, ныла тихими зимними вечерами, пилила маму тупой пилой: «Ну купи, ну мам…» Мама купила.

И что же. Раскрыла я блестящую коробочку, извлекла принцессочку… И это все?! А где же живая, настоящая, прекрасная? В общем, реализовалось древнее китайское проклятие: «Пусть сбудутся ваши заветные мечты». И, как ни странно, следом за синюшными тучами разочарования начали потихоньку пробиваться лучики светлых мыслей – кукол можно делать самой.

Первая тряпичная кукла вышла на редкость жалкой, с квадратной головой. Единственным достоинством сего ватно-наволочного мужа была его неприкаянность, крупно выведенная на плоском белом лице. У куклы было чувство, взывающее к чувствам ответным, и это было хорошо. И все хорошее на этом же и заканчивалось.

Я решила немного подождать, отрастить золотые руки и стальные крылья, а уж потом браться за дело. Решила и забыла. Забыла про кукол всерьез и надолго.

Однако хорошо, что у жизни всегда есть в запасе несколько «однако». Так, на всякий случай один мой давний приятель подсунул мне журнальчик о куклах, сказав между делом: «А помнишь…» Оказалось, помнишь. Вот с тех самых пор методом проб и ошибок и началось мое «окукливание» – куклы стали частью моей жизни.

– Ваши куклы уникальны, у них есть свой характер и наверняка своя судьба. Вы придумали цыгана Джанго, он умеет петь под музыку вересковых колокольчиков, тушить свечу кнутом. Ваш японец Эйтоку любит поэзию Басе, немецкая баронесса Елизавета не только кокетка, но и ценительница таланта Рене Декарта… Можно ли сказать, что, создавая таких персонажей, вы как бы не считаетесь с тем, что проживаете в маленьком мирке Каинска, а расширяете свое пространство…

– Ну вот сейчас скажу одну глупенькую, серенькую банальность: я живу в своем маленьком мирке, и география реальности на него не посягает. Иногда, сужая границы, расширяешь пространство, так что даже в четырех квадратных метрах может открыться целый космос.

А вообще я очень люблю маленькие тихие городки, люблю ходить по земле, а не по асфальту, слышать по утрам пение птиц, а не вопли автомобильных сигнализаций. Для меня очень важно чувствовать себя частью природы. Хорошо никуда не торопиться, а просто жить и делать то, что хочется. Жизнь должна быть наполнена радостью и красотой. Красота и радость – необходимые условия любого творчества.

Не важно, где жить, важно как. Выведено из личного опыта, пускай еще не слишком богатого, но все-таки. Будучи подростком, я считала страдания основной движущей силой творческого процесса, теперь мои взгляды диаметрально противоположны…

– Вы окончили педагогический вуз, получив специальность учителя английского языка. Есть ли у детей города возможность пообщаться с кукольницей Ксенией Шабуровой, раз в школу преподавать вы не пошли…

– Начну с того, что с выбором профессии явно ошиблась. Да, собственно, выбора-то особого не было… Поняла это после первой педагогической практики. Может, это прозвучит очень наивно, но я считаю профессию учителя священной, это нечто вроде служения. Учитель должен полностью, без остатка посвятить свою жизнь детям. От его действий зависит очень многое, он направляет детей, помогает им определиться… Его жизнь – это дети. У меня не было таких учителей. Были хорошие люди, но Учителей не было. И вот на педагогической практике поняла, что не могу стать учителем – я слишком эгоистична. Самовыражение важно для меня.

– Ваши картины разбрелись по разным городам России, Германии, Америки, и куклы ваши тоже дома не сидят. Вам жаль с ними расставаться?

– Нет. У них своя жизнь. Когда в дальних закоулках моих фантазий начинает зарождаться новый образ, я люблю его собственнической любовью. Но по мере воплощения, а процесс этот иногда месяцев на восемь может затянуться, кукла начинает проращивать собственную личность, культивировать свой характер, иногда очень уж своевольный и несговорчивый. Она сама начинает руководить процессом своего создания, так что все цветочки «мое-никому-не-отдам» выкашиваются на корню, не успев стать ягодками.

Куклы, как люди – претендуют на личное пространство. Я до сих пор тихонько верю, что по ночам они оживают и общаются друг с другом.

Ксения ШАБУРОВА

Куклы, считает Ксения ШАБУРОВА, как люди – претендуют на личное пространство

Куклы, считает , как люди – претендуют на личное пространство