«Холодную войну» выиграл… Голливуд. Если рассматривать его как символ западной медиаимперии

Как много мы говорим сегодня о проблемах российского образования, называя в числе главных недофинансирование, истощение основных фондов, мизерные зарплаты. Однако личный полугодовой опыт работы в провинциальной школе заставил меня задуматься над еще более острой проблемой – кризисом школы как общественного института.

На свой первый урок я шел с воодушевлением, искренним желанием поделиться знаниями. И первое время мне казалось, что это желание находит отклик в сердцах моих ясноглазых шестиклассников. Однако вскоре я начал понимать, что учебный план сегодня ужасно перегружен и школа для детей стала сущей каторгой. Например, курс истории Средних веков, который я, когда учился в 7-м классе, осваивал за год, теперь предлагается пройти за полгода. При этом объем фактологического материала в учебнике не уменьшился, а, наоборот, возрос. Появилось обществознание в 6-м классе, которого в бытность мою школьником не было. Логика, которой руководствуются Министерство образования и науки и местные власти, ясна. Мир усложняется и предъявляет все больше требований к современному гражданину. Однако физиологические способности детей не увеличиваются. И это противоречие – серьезная проблема! Мир будет еще больше усложняться, а ребенок будет оставаться все тем же.

Еще более серьезная проблема начала просматриваться, когда я стал проводить проверочные работы, то есть, говоря по-научному, установил с учениками обратную связь. Я пришел к выводу, что сознание подростков буквально «забито» телевизионными образами. Особенно запомнилось, как одна девочка вместо Роджера Бэкона написала в контрольной «Роджер Бэкхэм», а мальчишка из параллельного класса – «Роджер Бэтман». А по поводу моей вдохновенной речи о мастерах Возрождения ученики, как по Задорнову, вспомнили о черепашках-ниндзя. (Для тех, кто не знает: этих мультгероев звали Леонардо, Рафаэль, Микеланджело и Донателло.)

Часто в учительской приходилось слышать жалобы коллег, особенно пожилых, что современные дети не хотят учиться. На мой взгляд, ни ребят, ни учителей нельзя в этом винить. Ведь учитель с его мелом, доской и потрепанной исторической картой – это же «каменный век» по сравнению с такими мощными технологиями «обработки мозгов», как телевидение и интернет. Когда-то Бисмарк сказал, что франко-прусскую войну выиграл немецкий учитель, сумевший воспитать преданное отечеству поколение. Сегодня с тем же успехом можно сказать, что «холодную войну» со школой выиграл Голливуд (если рассматривать его как символ всей западной медиаимперии). Каким бы талантливым и профессиональным ни был учитель, он не сможет соперничать с ярким и интересным для ребенка миром, создаваемым «фабрикой грез», на службе у которой передовые информационные технологии.

Первое решение проблемы, которое приходит в голову, наверное, очень многим, – оснастить школу этими передовыми технологиями. Но что это значит в предельном варианте? Это значит компьютер в каждом классе и почти на всех предметах. Но это, во-первых, страшно дорого. Во-вторых, он несовместим с понятием здоровьесбержения детей. В-третьих, такое радикально технологическое решение противоречит самой концепции школы в том виде, в каком она существует. И вот здесь, на мой взгляд, ключ к пониманию проблемы.

Как известно, создателем концепции, или правильнее будет сказать парадигмы, современной школы был Ян Амос Коменский. Парадигма Коменского зиждется на двух столпах. Это классно-урочная система и представление о том, что главная задача учителя – быть источником знаний и воспитывать определенные личностные качества.

Такая парадигма остается, по сути, неизменной вот уже не одну сотню лет. Особенно востребованной она оказалась в эпоху индустриализации. Урбанизация и развитие промышленности требовали массового школьного образования. И вот тут классно-урочная система оказалась наиболее адекватной требованиям времени. Парадигма обрела плоть в массовой школе, ставшей важнейшим институтом индустриального общества.

Но во второй половине ХХ века человечество вступает в новую постиндустриальную фазу развития. Один выдающийся американский мыслитель Фрэнсис Фукуяма назвал этот болезненный процесс «Великим Разрывом» и отнес его начало к 60-м годам прошлого века. Тогда же, по данным ЮНЕСКО, началось линейное падение уровня образованности выпускников школ в развитых странах. На это обратил внимание и Фукуяма, отнеся этот факт к феноменам «Великого Разрыва».

Вообще об индустриальном и постиндустриальном обществах написано много. Наиболее интересна, на мой взгляд, концепция французского философа-постмодерниста Жиля Делеза. Согласно ему индустриализация породила тип «дисциплинарного общества». Главная черта его институтов – тенденция к концентрации большого количества людей в одном месте. Заводы, армия, современная пенитенциарная система, бюрократические структуры и не в последнюю очередь современная массовая школа. Все это институты «концентрационного типа» (без всякого негативного оттенка этого слова). Существование таких институтов возможно лишь при условии железной дисциплины, основанной на жесткой формальной (то есть обезличенной) регламентации поведения больших групп людей.

Сегодня, по мнению Делеза, формируется новый тип, названный им «обществом контроля». Здесь вместо концентрации – атомизация, вместо дисциплины – контроль. Классический, с моей точки зрения, пример сообщества такого типа – интернет-сообщества, члены которых даже не видят друг друга живьем. Телеаудитория также становится сообществом нового типа. Уже существует интерактивное телевидение с обратной связью. А «скрещивание» телевидения с интернетом делает телеаудиторию очень коммуникативной.

Пока институты обоих типов обществ сосуществуют. Но логика развития в постиндустриальной фазе рвет прежние социальные связи, что приводит в свою очередь к острому кризису институтов «дисциплинарного общества», в том числе и школы.

Одно из кризисных явлений постиндустриального барьера – распад нуклеарной семьи (то есть семьи, состоящей из двух поколений). Современная школа изначально была привязана к существованию нуклеарной семьи. Об этом говорит хотя бы институт родительских собраний. Распад семьи, фактический уход из нее отца, приводит к тому, что школа начинает как бы хромать на одну ногу.

Среди моих учеников очень многие, может быть, даже половина, растут без отца. Их матерям очень тяжело воспитывать детей. Сам был свидетелем. Вызывают такую маму. Сын ваш опять нахулиганил. А она только руками разводит: еле-еле концы с концами свожу, не могу заставить его слушаться. Это неудивительно. По мнению многих психологов, именно отец играет главную роль в социализации личности ребенка. Мать – роль в большей степени биологическая (рождение, кормление), а отец – социальная.

Новый тип общества рождает новые типы управления, основанные не на дисциплине, а на контроле. Поведение атомарного индивида-потребителя контролируется и направляется с помощью сложных многоуровневых PR- и психотехнологий, NLP и других.

Причем это инструменты глубинного влияния. Я много раз видел, как маленькие дети 4-6 лет бросали свои игры и буквально «прилипали» к телеэкрану, когда начиналась реклама. Это же настоящее психотропное оружие!

Психологи-бихевиористы, создавшие NLP, доказали, что человеческий мозг похож на очень сложный компьютер. Они изобрели технологии, позволяющие внедрить в этот «компьютер» нужную программу. Мы выбираем товар той или иной фирмы, голосуем за того или иного кандидата вовсе не потому, что он лучше других. Просто мы оказались чувствительнее к этому конкретному PR-внушению.

По сравнению с этими технологиями дисциплинарная модель управления в школе как «деревянные счеты» и микросхема.

Современный ребенок быстро втягивается в «общество контроля». И чем старше становится, тем сильнее врастает в сетевые структуры. Процесс облегчается иллюзией свободы. Вроде бы никто не заставляет вас смотреть телевизор, выходить в интернет, покупать сотовый. Однако новая реальность окружает со всех сторон, и вы поневоле вплетаетесь в ее сети.

Представьте себя на месте современного подростка. С одной стороны, яркий интересный мир, где царит полная «свобода». «Свобода выбора». Он ведь сам решает, за кого голосовать в «Доме-2», какую музыкальную группу слушать и какой стиль одежды выбрать. С другой стороны – школа, куда заставляют ходить родители, где ужасно перегружен учебный план, где нельзя, проголосовав SMS-кой, выбрать любимые предметы и преподавателей.

Налицо глубинный парадигмальный кризис современной школы. Изменить глобальные мегатенденции развития невозможно. Можно лишь адаптироваться к ним. Это и должна сделать школа, чтобы выжить как социальный институт. Модернизация школьного образования, на мой взгляд, должна принять форму парадигмальной революции.

Мы живем в век, когда темпы увеличения объема информации постоянно ускоряются. Сегодня главная задача учителя не в том, чтобы передать знания, а в том, чтобы научить самостоятельно добывать и обрабатывать информацию. Знания, которыми обладает учитель, быстро устаревают. Пока учителей спасают курсы повышения квалификации. Но вскоре, думается, темпы увеличения объема информации возрастут настолько, что никакие курсы не спасут.

Будучи одновременно аспирантом и школьным учителем, я мог сравнивать науку и школьное образование. По моему мнению, ситуация такова, что второе не просто отстает от первой (это было бы нормально), они вообще существуют в разных измерениях. Много раз я ловил себя на мысли: то, что учебник пытается выдать за историю, не имеет к ней никакого отношения. Это потому, что наука уже пережила свою парадигмальную революцию, а школьное образование еще нет.

Итак, в средней школе главная задача – научить ребенка самостоятельно добывать и обрабатывать информацию. Применительно к социогуманитарным дисциплинам надо внушить ученику мысль о том, что не может быть неправильных ответов, могут быть необоснованные. В старшей школе необходимо сформировать представление о возможности множества интерпретаций реальности. Мы живем в эпоху постмодернизма, когда признается, что реальность – это текст, у которого может быть бесчисленное количество вариантов прочтения. В идеале старшеклассника надо научить самостоятельно выбирать из предлагаемого «веера» интерпретаций ту, которая ему кажется наиболее близкой к истине. Все это сделает процесс обучения более творческим и, может быть, за счет этого интересным.

На мой взгляд, имеет смысл отказаться от классно-урочной системы. Точнее, от класса как основной единицы коллектива. Вместо классов должны быть более дробные группы, сформированные по признаку психологической совместимости. Современный класс, что бы ни говорили, – не единый организм, а искусственное механическое образование. Из-за этого, в чем я убедился, он очень конфликтогенен. Для групп, объединяющих детей со сходным психотипом и приблизительно одинаковым уровнем IQ, необходимо создать систему дифференцированной нагрузки. То есть для группы с так называемыми гиперактивными детьми можно разработать расписание, в котором больше часов будет отдано физкультуре.

Такая система вовсе не требует увеличения штата преподавателей. Как в старинные времена церковно-приходских школ, на одном уроке будут присутствовать ребята разных возрастов и заниматься каждый своим делом.

Если учитель перестает быть «передатчиком» знаний, а становится управляющим, по сути, процессом самообразования, то классно-урочная система перестает быть необходимостью.

Я не настаиваю на том, что мои предложения – решение проблемы. Я лишь хочу обратить внимание на ее существование. На мой взгляд, решение проблемы – в кардинальной смене парадигмы школьного образования. От этого зависит не только выживание школы, но и всего общества в целом. Ибо без эффективной школы общество не сможет не только развиваться, но и просто воспроизводить себя в новых поколениях.

Алексей ЦАРЕГОРОДЦЕВ, аспирант Челябинского госуниверситета

Приглашаем к обсуждению

Что является причиной, а что – следствием: кризис общества или кризис школы? Сегодня мы привели мнение нашего автора. Вы согласны с ним? Присоединяйтесь к обсуждению. Возможно, общими усилиями мы найдем первопричину.