Ход реки – путь времени… А дорога у нее одна – до Припяти

Лес резко оборвался, и открылся пойменный простор. Над его зеленым, чуть слышно шелестящим великолужьем пролетела большая белая птица. Она отчетливо была видна на фоне чернильной тучи-«штурмы», закрывшей горизонт. Через полчаса упали первые капли. Я успел спуститься к реке и спрятаться под мостом. Шума воды не было слышно. Она тихо струилась между заросшими камышом берегами, вяло играя длинными плетями водорослей. Сразу за мостом речка делала крутой зигзаг. Я решил проследить, куда дальше она течет. Оставив велосипед в укрытии под мостовым переходом, поднялся на пригорок (мелкий дождь-сеянец не мешал прогулке) и увидел, что речка разделилась на несколько русел. Какое из них главное? Спросил об этом у селянина, что дремал на возу между дровами.

– Хоч тудою, хоч сюдою прямуй. У речки тут ходов тех без счета. Недарма она Стоходом звется. А дорога у ней одна – до Припяти…

Волынь – укромно-романтический (с очень нежным оттенком), красивый и сказочный край озер, рек и болот. Особенно их здесь много, в Полесье. Оно захватывает северную часть региона. Перед поездкой мне настоятельно советовали побывать в Оконске – небольшом селе рядом с Маневичами. Неподалеку есть удивительное озеро (в старину его называли «оком») «с куполами». В центре водоема бьют мощные родники, которые образуют на поверхности два чашеподобных купола. Жемчужина Волынского Полесья и главная изюминка Шацкого национального парка – озеро Свитязь. Озеро считается самим чистым (более прозрачной воды я и в южных морях не видел) и глубоким не только на Полесье, но и в Украине. Глубина его достигает шестидесяти метров. Старожилы, правда, утверждают, что в некоторых местах можно найти глубины и до семидесяти метров. Рядом с Шацком находится озеро Люцимер. Полещуки шутят, что в его глубинах обитает «люцифер» – главный черт Полесья. Местные краеведы рассказывали мне, что среди шацких озер есть так называемое глицериновое озеро. На его берегах из глубин вытекает на поверхность вещество, похожее на глицерин. Купание в нем оздоравливает организм, возвращает ему молодость. Озера – глаза земли, реки – ее жилы, артерии. Трудно выделить главную реку Волыни. У каждого волынянина, полещука, наверное, есть своя река. Река детства, река трудов и забот, река преданий и сказок. Река, к берегам которой постоянно возвращаешься в снах и мечтах. На моем пути встретилась Стоход. По ней (правда, рядом, по шоссе) я и добрался до Любешова. В отличие от реки, у этого райцентра одна главная улица, однако, как и у реки, в истории много зигзагов и «ходов». Городок ведет свою родословную с пятнадцатого века. Тогда это глухое полесское село входило в состав Великого Литовского княжества. Потом его сожгли татары. Возродившись, местечко стало польским. В это время в нем был заложен монастырь, от которого до наших дней сохранились кельи и здание школы. В ней, кстати, получил начальное образование Тадеуш Костюшко. После раздела Польши в конце восемнадцатого столетия Любешов отошел к Российской империи. Потом (уже в советское время) городок стал белорусским. Через месяц «недоразумение» исправили – район и его центр были приобщены к Украине. Однако во все времена Любешов принадлежал Волыни, Полесью, и быт его жителей определяли не столько ход истории и государственные границы, сколько окрестные леса, луга и раскинувшая по ним свои русла-«ходы» речушка. Несмотря на градостроительные перемены и лихие аллюры неспокойных времен, как и сотни лет назад, «набережная» Любешова – это просто прибрежный луг, заросший аиром (по-местному – «лепехой»). Здесь я и встретил рыбачка Валерия Игнатюка. Он сидел с удочкой посредине речки, дергал с лодки серебристую мелочь.

– Я с утра тут. Серце щось щемило, а пришел сюда – тишина, туман над водой, запахи травяные – и сразу попустило. Меня речка сюда притянула. Мотался по разным экспедициям, ноги подводить стали, так я и вернулся сюда. Таких красот и такого покоя я больше нигде не встречал…

Стоход берет начало возле Владимира-Волынского. Сначала это обычная равнинная речушка со своими мостами, набережными, выгонами, водопоями, пляжиками, рыбацкими гатками. В пределах Полесья речка начинает разветвляться, распадаться на рукава, притоки, русла. По местному это «ходы». Причем у каждого есть свое название. Горницкая, Паднивская, Сича, Оброжа, Глушка – это наименования речушек-«ходов» в районе Любешова.

– Есть у нас еще «затоны», – стал объяснять Валерий. – Это тупиковый ход в виде канальчика. Бывают затоны чуть ли не километровые, а многие и в десяток метров не уложатся. Случается, рыбаки сами себе эти затоны в камышах прокашивают, в селах у каждого справного хозяина, чей двор выходит к речке, есть свой затон.

У каждой речки есть берега – правый и левый. С берегами Стохода сложнее. Русла некоторых его рукавов ограничивает та же…вода. Только не проточная, а болотная. Полесье недаром называют «болотным царством». Болот здесь великое множество. Топь, трясина, зыбун, крепь, ходун, мочага, грязи, ряса, сора, мшина – все это разновидности полесских болот, которые можно встретить и в пойме Стохода. В свое время местные болота так напугали Наполеона, что он даже назвал их «пятой стихией». Издавна полещуки верят, что на болотах обитает различная нечисть. «Не ходи при болоте – черт уши обколотит», – и поныне говорят в полесских селах. Есть, конечно, по берегам Стохода и возвышенности. Часто это весьма живописные места. Их здесь называют «грудками». Дубровица, Падницкий грудок, Кищини грудки, Воловый лес – для любешовцев и жителей окрестных сел эти и другие «грудки», заповедные урочища по берегам Стохода, как некие природные храмы. Проста, чиста и прохладна дорога под их древесные своды. Многих манит она. Чаще же всего здесь можно встретить грибников, ягодников и, конечно же, рыбаков.

В беседах с ними я узнал много поучительного, занимательного и про добычу рыбной живности, и про рецепты приготовления рыбных блюд. От мала до велика в селах по берегам Стохода и его рукавов занимаются рыбалкой. В селе Зарудчи, которое является как бы продолжением главной улицы Любешова, в проулках, на выгонах и задворках я то и дело натыкался на приметы этого древнего полесского промысла. Почти напротив каждого двора на берегу стояли длинные узкие лодки с низкими бортами. На дороге – возы и фуры, на речке, озере – лодки. Они были сбиты из досок и казались весьма ненадежными и даже хлипковатыми. Однако полещуки – и детвора, и старики, и женщины – чувствуют себя в таких «човниках» очень уверенно. Управляясь одним веслом или шестом, а по-другому через иные рукава Стохода и не проберешься, ездят не только на рыбалку, но и за ягодами и грибами, на дальние сенокосы. Я однажды увидел плывущую по реке копну, казалось, что она движется сама по себе, и только вблизи удалось разглядеть лодку под ней и примостившегося на корме гребца. Даже годовалого теленка или даже коровенку может выдержать такая плоскодонка, во всяком случае мой велосипед запросто уместился между ее бортами, когда возникла необходимость перебраться с одного берега на другой.

Почти возле каждой лодки валяются какие-то рамы, обручи, конуса, обтянутые сетками. Сразу и не догадаешься о предназначении этих рыболовецких приспособлений. Вот, например, проволочный колокол, оплетенный сетью. Для чего он?

– Це по-нашому «наставка», – объяснил мне зарудчанский дедок, который одной рукой держал под узды коня, а другой вбивал в луговой дерн шкворень-«прикол». – Опусти ее тихенько посередке затона, а потом ногами постукоти по дну лодки – рыба враз и ускочит в сетку. А «кломлей» называется такой себе сетчатый мешок на деревянном каркасе с длинным держаком. Подсовываешь ее под корни, очеретяные хащи и выгонишь рыбу. Можно и ятерь, по-нашему «жак», поставить. И туда разна живность заскочит…

Весьма интересное приспособление используют стоходовские рыбоуды, чтоб приманить рыбу. Называется оно «дед». Длинной жердью, обмотанной соломой, как бы перегораживают речку, прикрепляя один конец на берегу. Комары роятся возле препятствия, и это усиливает клев. А знаете, как здесь зимой добывают вьюнов? Когда рыба подо льдом начинает «нудиться», бьют на речке ополонку и над ней ставят ящик- «дух» с дырой посредине. Над ней прикрепляется труба, которая сужается кверху, – для этой цели используют голенища сапог. Вьюн хочет глотнуть воздуха, через ополонку и дыру-«сердце» лезет в трубу, высовывается из нее и падает в ящик. Утром рыбак заглядывает в свой «дух», а там полно рыбы. Кстати, зимой раньше полещуки чаще использовали для приготовления различных блюд не свежую рыбу, а высушенную в печи. По мнению знатоков, уха из такой рыбы (приправленная к тому же еще щепоткой сухих грибов), весьма сытна и здорова.

…Не все время дорога тянулась вдоль реки. Однако я часто сворачивал со знойного асфальта и по проселкам пробирался к воде. После купания разжигал костер, пил чай из добытой тут же в лесу черники и земляники, потом и час, и два просто лежал на берегу, ожидая, когда спадет жара. День давно перевалил за середину, однако солнце по-прежнему держалось высоко – воздух, забивая все запахи, был густым и липким. Все замерло, застыло вокруг. Тропа оборвалась, время остановилось? Нет, конечно. Просто плывет, за рекой тянется, за облаками. У него, как и у реки, здесь среди лесов, лугов и болот свой ход, свой путь…

Шацк – Свитязь – Любешов, Украина