Хочешь сдать экзамен? Заходи!

По просьбе министра образования и науки РФ Андрея Фурсенко в Москве был проведен «круглый стол», посвященный проблемам сдачи ЕГЭ в столице. Как известно, отношение к эксперименту здесь неоднозначное, полномасштабным в городе он так и не стал. Участие в нем принимали только те школьники, которые изъявили на то свое желание, и проводило ЕГЭ в Москве совместно с Департаментом образования и ректорами вузов само министерство. В этом смысле можно было считать, что руководство федерального ведомства понимало: пока столица не попробует и не примет новшество, в полном объеме его не примет и вся Россия. Москва попробовала и подвела итоги, обсудив все «за» и «против».

Сенсации не случилось

Андрей ЕРШОВ, директор Федерального института педагогических измерений Министерства образования и науки РФ:

– Наш институт работал вместе с Департаментом образования, с Московским институтом открытого образования и окружными управлениями. Мы считаем, что ЕГЭ в Москве прошел без сенсаций и это самый главный итог того, что мы сделали в столице в этом году. Анализ сделанного в большой мере поможет проведению полномасштабного экзамена и в Москве, и в России в целом.

Мы постарались расположить пункты сдачи экзаменов – 32 на пробном и 17 на основных – таким образом, чтобы и помочь детям найти их, и обеспечить всем необходимым. Думаю, что при полномасштабном ЕГЭ в Москве будет трудно соблюдать правило о том, что до пункта сдачи сдающие должны добираться не больше часа. Но мы приложим все усилия, проведем серьезную аналитическую работу по расположению пунктов и по количественному и качественному составу тех организаторов, которые в них работают. Во время ЕГЭ было задействовано 1027 человек. Мы согласны с Москвой, что подбор организаторов должен быть серьезным делом, здесь не должно быть случайных людей. К великому сожалению, и представители вузовского сообщества, работавшие на экзамене, и представители общего образования, которые трудились в пунктах проведения экзамена, считают, что инструкции читать не надо и лучше до всего доходить самому, без посторонней подсказки. Но это ответственная работа, к которой нужно привлекать и психологов, и социологов.

Мы убедились в этом году, что по некоторым предметам ресурс педагогов высшей школы весьма и весьма ограничен: вузы не смогли выделить 450 экспертов для подготовки их к экзамену по русскому языку. Самый большой риск по проведению ЕГЭ в условиях мегаполиса – это необученность предметных комиссий. Их члены должны быть подготовлены примерно за полтора-два месяца до проведения ЕГЭ, и мы уже выработали определенную систему обучения предметников, начиная с тьюторов и кончая рядовыми членами предметных комиссий. Успеть сделать это в условиях, когда выпускник должен заявить о своем намерении участвовать в сдаче единого экзамена до 25 апреля, мне представляется весьма и весьма трудным. Более того, я знаком с критическими выступлениями заместителей председателей предметных комиссий, которые говорили о зря потраченных средствах. Мне кажется, эти люди не понимают существа дела, ведь в следующем году нам придется готовить членов предметных комиссий на максимально возможное число выпускников, которые выскажут желание участвовать в ЕГЭ, а это значит – идти на определенные ресурсные затраты, ибо иначе мы поступить не можем.

Вузы завышали планку

Лариса Курнешова, первый заместитель руководителя Департамента образования Москвы:

– Я хочу перечислить те проблемы, с которыми мы столкнулись при проведении экзамена. Нам говорили: пока Москва не поучаствует в ЕГЭ, она не имеет права говорить о том, что в нем плохо, а что хорошо. Мы поучаствовали и теперь имеем право заявить о нерешенных вопросах. Значительная часть проблем связана с недостаточной проработанностью технической, содержательной и организационной сторон. Мы считаем, что необходимо установить принцип добровольности в предъявлении свидетельства о результатах сдачи единого экзамена при поступлении в вузы по специальностям, выделенным высшими учебными заведениями под ЕГЭ. Шкалы перевода баллов в оценки устанавливаются после проведения экзамена, сбора и обработки бланков ответов. Критерии оценивания должны быть, как нам кажется, известны до начала экзаменов, как и на любом выпускном экзамене, иначе теряется смысл ЕГЭ как объективной процедуры оценивания. Процедура апелляции таковая только по названию, сущность ошибок в отношении двух частей А и В работы и факты их наличия не раскрываются, не проясняются и не перепроверяются. Нас также не устраивает отсутствие возможности организации ручной переработки экспертами самой работы. Значительная доля ответов, проверяемых автоматически, не допускает зачета иных вариантов верных ответов, кроме предусмотренных в программе. Эксперты могли бы в значительной мере снять эти погрешности.

Структура и содержание контрольно-измерительных материалов нуждаются в совершенствовании. Зачастую присутствуют вопросы вспомогательного обучающего характера, вводятся элементы содержания, которые никогда не изучались и не отрабатывались в школе. Встречаются некорректные задания, содержание некоторых из них отягощено посторонними моментами. Поэтому невыполнение заданий не говорит о неусвоении заявленных в спецификации знаний. Иными словами, идет проверка усвоения совсем не тех умений и навыков, которые были заявлены в техническом задании. В КИМах часто делается попытка охватить весь курс предмета полностью, что, на наш взгляд, не совсем правильно, потому что технический принцип при этом не выполняется, а деятельностный подход только декларируется. Необходимо работать и над организационно-технологическим обеспечением. Технология ЕГЭ построена без учета того, что эксперимент ведется в рамках аттестационной процедуры, а не мониторинга, при котором ошибки и просчеты разработчиков, экспертов и организаторов могут быть впоследствии исправлены. В ЕГЭ потом уже никаким способом не поправить те ошибки, которые сделаны.

Нуждается в серьезной доработке и шкалирование по предметам, особенно по математике. Участники ЕГЭ в этом году решили геометрические задачи и не предполагали, что условия игры поменяются уже после сдачи экзаменов. Для получения аттестатов выполнять решение геометрической задачи оказалось совсем необязательным, а вот для получения оценки при поступлении в вузы такая необходимость есть. То есть имелась двойная система шкалирования по математике: для школы и для вузов, что, на наш взгляд, не совсем правильно. Процедура проверки и перепроверки работ экспертами, отсутствие у них возможности выявлять неправильные задания в КИМах нам кажется тоже непродуманной.

Но самое главное, что тревожит,- это проблема выполнения вузами технологии учета результатов ЕГЭ. Тенденциозность и недоброжелательность по отношению к ЕГЭ в вузах проявились в учете результатов сдачи этого экзамена. В большинстве вузов нарушалось требование об установлении шкалы перевода баллов по предметам в оценки вступительных испытаний до начала приема документов. Установление неоправданно завышенной шкалы по переводу в условиях, когда конкурс практически отсутствует, трудно объяснить. Там, где математика в вузах была непрофильной, для приема по результатам ЕГЭ они устанавливали планку в 95-100 баллов! На сайтах вузов практически отсутствовала информация об этом, абитуриенты не могли познакомиться со шкалой перевода, с листом ожидания, со своим рейтингом. Это им приходилось делать, лично посещая все те вузы, в которые они подавали документы. Времени было очень мало, в результате идеи о доступности превращались в фикции.

Объективность и минимум расходов

Андрей ФУРСЕНКО, министр образования и науки РФ:

– Главное, что всех нас волнует, – это контрольно-измерительные материалы. Мало создать самые лучшие в мире материалы, надо, чтобы их приняли и дети, и школьные преподаватели, и преподаватели вузов. Поэтому наряду с продвижением вперед мы должны добиваться, чтобы для всех это было и понятно, и приемлемо. Мне кажется, что мы уделяли этому недостаточное внимание. Я это отношу к себе, к недостаткам работы министерства. Нам очень важен этот «круглый стол» и все за ним сказанное, ведь мы пытаемся понять, что неприемлемо. Дело ведь не в том, что что-то плохо технологически. Когда произошел дефолт, технологически все было сделано правильно, но это был жуткий удар по стране. Все посчитали механистически, забыв, что в стране живут люди, которые неминуемо пострадают, этого просто не учли. Не хочу проводить никаких сравнений, а просто напоминаю, что система образования имеет дело именно с людьми.

Мы все время говорим, что нам нужна множественность. Полностью с этим согласен и сам выступаю за это. С самого начала я говорил и снова могу повторить: нельзя сводить проверку знаний к одному ЕГЭ! Но нужно, чтобы мы все понимали: дополнительная множественность – это дополнительные деньги. За последние четыре года финансирование образования увеличилось в пять раз. Когда видишь это, радуешься, но, с другой стороны, дело ведь совсем в другом. Мы ведем параллельно два вида проверки знаний – традиционный и в рамках ЕГЭ. А это означает, что мы тратим денег больше не в два раза, а неизмеримо больше. Да, ЕГЭ – дорогое удовольствие. Но разве прием в вузы – дешевое? Я уже не говорю о том, что это сомнительное удовольствие для тех, кто принимает экзамены, а сколько это стоит тем, кто сдавать их прибыл на поездах и самолетах? Я прошу всех, кто обсуждает, вводить или не вводить ЕГЭ, держать в голове и это обстоятельство тоже. ЕГЭ призвано минимизировать такие расходы.

Критикуя ЕГЭ, мы должны думать о том, что все познается в сравнении. На одну чашу весов мы укладываем средние результаты ЕГЭ, а на другую – одаренного ученика и выдающегося учителя. Неужели тогда и то, и другое нужно оценивать по-средненькому? Мы не должны потерять ни одаренного ученика, ни выдающегося педагога. Да, есть люди, которые не могут отвечать устно или быстро ответить на вопросы тестов (тугодум может быть, кстати, очень одаренным человеком). Другое дело, что мы должны понять: устный экзамен имеет право на существование. А письменный? Ответив на этот вопрос, мы и сами поймем, какой экзамен нам нужен, какие формы оценки знаний мы должны применять.

Все хотели «крутых» студентов

Виктор БОЛОТОВ, руководитель Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки:

– Мы отработали технологию проведения ЕГЭ в мегаполисе. Это значительный результат и очень большой плюс для наших предметных команд. С командой Департамента образования мы работали и раньше, ведь авторы практически всех контрольно-измерительных материалов – сотрудники Москвы и московских образовательных учреждений. А вот вузовская команда столицы сотрудничала с нами впервые, и нас очень радует такое пополнение, которое поможет нам вести дальнейшую работу по совершенствованию различных направлений в проведении ЕГЭ.

Нас постоянно спрашивают: почему мы до сих пор так много говорим об эксперименте? Да потому, что существует масса вопросов, на которые есть свои варианты ответов. В частности, вопрос добровольности сдачи экзамена для школьников. Мы в этом случае должны понять, что такое добровольность выбора вообще и что такое добровольность вузов при учете результатов ЕГЭ при зачислении на первый курс. В Москве есть высшие учебные заведения, которые брали в студенты абитуриентов с двойками, есть и такие, которые свою пятерку ставили при условии сдачи ЕГЭ на 100 баллов. Например, Московский автодорожный институт посчитал, что он только таких «крутых» студентов и должен иметь. Эту проблему мы будем обсуждать с ректорским корпусом, ибо подобная позиция сторонников ЕГЭ не прибавляет. Мы должны дать ответы на вопросы о добровольности, сказав о том, какие дополнительные испытания можно (или нужно) вводить при организации приема в высшие учебные заведения.

Единый, но не единственный

Борис БОДАЛКИН, директор московского лицея №1580:

– Наш лицей был создан в конце 80-х годов при МГТУ имени Баумана. У нас нет начальной школы, среднего звена, есть только 10-11-е классы. Каждый год мы принимаем в 10-й класс немногим больше 300 человек, и почти все они затем становятся студентами Московского государственного технического университета имени Н.Э.Баумана. Поэтому для нас проблема выпуска наших ребят и дальнейшего их благополучного определения, их подготовки не только к поступлению в вуз, но и к дальнейшей успешной учебе в вузе – это проблема, конечно, первостепенной важности. Когда мы поняли, что ЕГЭ неизбежен, то посоветовались в коллективе, вспомнили о поговорке «Если процесс нельзя пресечь, его нужно возглавить» и решили участвовать в едином экзамене массово. Что для этого было сделано? Прежде всего, конечно, мы тщательнейшим образом проанализировали наши методики, поурочное планирование и задания в рамках системы промежуточной аттестации. Изучив их, мы скорректировали все с учетом того, чтобы ребята, как следует подготовленные, вышли на сдачу ЕГЭ. Мы объяснили родителям, что это даст ребятам и для чего это нужно лицею. Для ребят, по нашему мнению, это было возможностью, которую ранее давал совмещенный вступительный и выпускной экзамен, результаты которого использовались при поступлении. Для лицея участие в ЕГЭ – бесценный опыт, который будет использован для подготовки следующих поколений выпускников. Обо всем этом мы откровенно сказали родителям и школьникам. Выпускников 11-х классов мы готовили содержательно, технологически и психологически, чтобы они не боялись бланков, могли работать в условиях ограниченного времени с большим количеством заданий. В целом вся эта работа привела к тому, что наибольшее число наших выпускников в Москве сдали экзамен на 95 и более баллов. Многие из ребят использовали эти результаты при поступлении в вуз.

В минувшем учебном году в рамках подготовки к ЕГЭ мы много думали о том, с какими сложностями и проблемами сталкиваемся, делали некоторые выводы.

Первая проблема: ЕГЭ – очень дорогое удовольствие. Я согласен, что нельзя все сводить к деньгам, но не дай бог, чтобы неоплата работы педагогов, которая есть еще по сей день, вошла в систему. Если финансирование столь большого и сложного механизма будет давать сбои, если через пару лет появится желание сэкономить на каких-то этапах, то скорее всего ничего хорошего не выйдет и все это тихо замнется.

Вторая проблема: реализация ЕГЭ на местах. В Москве все результаты экзамена сравнимы между собой просто потому, что условия проведения ЕГЭ для всех были совершенно одинаковы. А как же абитуриент, приезжающий поступать в вуз издалека. Находится ли он в одинаковых условиях с абитуриентом-москвичом? Все ли у него при сдаче ЕГЭ происходило так, как должно было происходить? Ни в коем случае не хочу сейчас никого ни в чем подозревать, но ситуацию, например, с награждением медалями за особые успехи в учебе в целом ряде регионов мы все знаем. Мне бы не хотелось, чтобы с ЕГЭ было то же самое, что с медалями, ведь проверить эти результаты нельзя, а они будут сказываться и на конкурсной ситуации в Москве, и на результатах учебы в вузе, и, вообще говоря, на самих целях этого мероприятия.

Третья проблема: использование ЕГЭ как одной-единственной системы для поступления в вузы, наверное, все-таки невозможно. Нужно обязательно проводить олимпиады, собирать лучших ребят, с неординарным, парадоксальным мышлением, которые хорошо решают именно олимпиадные задачи, а не десятки примеров части А. Для них нужно создавать возможности для поступления в вузы. Необходимо собирать ребят одаренных, которые имеют глубокий интерес и хорошие успехи в отдельных областях знаний. Я имею в виду самые разные творческие конкурсы, подобные конкурсу «Шаг в будущее», который вот уже многие годы существует и успешно работает. То есть ЕГЭ может играть роль одного из способов поступления в вузы из множества других.

Я опасаюсь одного: наша система образования обладает очень хорошей привычкой к настраиванию на внешние условия, к тому, что с нас в данный момент спрашивают. И очень боюсь, что мы начнем настраиваться на ЕГЭ и в результате потеряем то разнообразие учебных планов, программ, наконец, видов учреждений. Приведу пример: школа с углубленным изучением истории, где есть талантливые учителя, где ученики ходят в походы, ездят на экскурсии, в экспедиции, – такой школе ЕГЭ нужен или не нужен? Не получится ли так, что эти ростки могут быть сметены катком погони за баллами и результатами? Хочу думать, что через несколько лет сравнение образовательных учреждений не будет проводиться по результатам сдачи ЕГЭ и полученным средним баллам.

До того, как мы участвовали в ЕГЭ, было много опасений. Сегодня их нет, зато есть понимание того, с чем мы можем столкнуться.

А измерять-то нечем!

Ефим РАЧЕВСКИЙ, директор московской школы №548:

– В этом году мы выпустили 217 детей, две трети из которых сдавали ЕГЭ. Сдали успешно. Я с ними встречался, и мы обсудили многие проблемы. Особую радость у них вызвало то, что пятерки за знания выставили им не родные учителя, а незнакомые независимые эксперты. Хотя к самой технологии независимого экспертного тестирования дети оказались абсолютно неготовыми. У себя в школе мы разрабатывали систему мер «Независимая экспертная оценка» и столкнулись с тем, что измерять нам попросту нечем! Полагаю, что Федеральный институт педагогических измерений будет заниматься не только проблемами стыка вертикали «школа – вуз», но и немножко спустится «вниз», потому что мы начинаем эту процедуру с пятого класса и вынуждены давать детям «доморощенные» задания. Момент психологической и технологической готовности ученика и учителя очень важен для успеха ЕГЭ. Я согласен, что не должен оценивать тот, кто учит. Мы много говорим о том, что надо менять педагогические технологии, требования к содержательному единству, ибо его нарушение приводит к ограничению академической и географической мобильности ребенка. Я часто привожу этот пример: ребенок приезжает в Митино из Орехова-Борисова и с ходу убеждается, что там совсем другая математика, в которую он «не вписывается». Так быть не должно. Принятие стандартов – фактор положительный, и вариативность в школе должна работать на уровне не столько содержания, сколько технологий. Поэтому независимая экспертная оценка ученика позволяет очень многое сделать в сфере педагогических технологий.

Учитель в классе обычно измеряет репродуктивный, креативный и другие уровни. ЕГЭ пока для нас не очень освоенный метод измерения. Отчасти потому, что наш ученик старается обычно на 100 вопросов дать 100 ответов. Но у него, к сожалению, пока еще не сформировано то, что я называю ресурсным мышлением. Эту проблему можно решить только в школе. Поэтому мы начинаем готовить ребенка к прохождению процедуры независимой экспертной оценки начиная с пятого класса. В этой связи мне представляется важной проблема медлительных детей (нам известен великий математик, который великолепно решает все задачи, но делает это очень медленно). Такие дети заранее обречены стать жертвами системы ЕГЭ, мы должны продумать этот вариант и, возможно, усилить роль портфолио в связи с этим.

Во всем мире задания по тестированию открыты. Более того, они избыточны. Если этого не будет, на свет Божий явятся мошенники. Я недавно только в интернете насчитал 72 предложения под лозунгом «Готовлю к ЕГЭ!», позвонил и выяснил, что занятие стоит «недорого» – всего 11 долларов. Если учесть, что сегодня в стране на экстернат ежегодно уходят около 30 тысяч человек, возникает вопрос: а почему бы этих людей не отдать тем специалистам, которые просто готовят к ЕГЭ? Школа, как институт, сегодня должна быть конкурентной. Если мы не будем предпринимать в данном направлении конкретные шаги, то тогда останемся за пределами этой конкуренции.

Все мы знаем примерный состав наших педагогических коллективов. Значительная часть – это люди пенсионного и предпенсионного возраста. Им очень трудно перестраивать свои технологии преподавания. И чрезвычайно актуально в системе педагогического образования, начиная прямо с этого года, проводить учительский всеобуч по подготовке к новым технологиям. Главным противником, «тормозом» распространения ЕГЭ и формирования в обществе положительного отношения к нему становится учитель, каждый день входящий в класс. Поэтому надежда одна – на изменение его квалификации и понимание сути вещей.