Хлеб или пирожное? Фильмы о школе ставят вопросы о том, что такое правда и достоинство

В детстве я точно знала, какой должна быть школа. Такой, как в фильме «Расписание на послезавтра». Помните, там еще Маргарита Терехова в роли учительницы литературы читает стихи (и как читает! до озноба!) толстокожим вундеркиндам-технарям. В той школе дети решали взрослые научные задачи и дерзко спорили и шутили на равных с учителями. Вот вам одна цитата: «Президентов выбирают из энного количества кандидатов, а вы назначили его волевым решением» (восьмиклассники). – «Что ж, это разумный довод. Обещаю вам президентские выборы» (директор). Речь идет всего лишь о президенте научно-технического общества, но какова возможность диалога, недостижимая во всех смыслах и в наши дни! Эта роскошь равенства и свободы ударяла в голову, как шампанское. Конечно, это было искание высшего идеала, школы как места, где тебя любят и понимают. В этом смысле она мало чем отличалась от рая.

Советское кино о школе было более идеалистичным, чем западное, и, может быть, именно за это мы его так и любим. Даже в самом несерьезном, заведомо музыкальном детском фильме, где и ребята, и учителя чаще пели, чем говорили (будь то в «Фантазиях Веснухина» или «Приключениях Электроника»), мы читали между строк, какой должна быть школа, где каждого любят. Многие картины говорили о самом насущном и – парадокс – немыслимом в СССР – о свободе человеческой личности, о достоинстве человека в любом возрасте и о том, чему стоит и чему нельзя его учить. И, конечно, о том, каким должен быть учитель. Учитель – не просто «передатчик» знаний, а тот, кто ведет за собой, кто учит думать и чувствовать.

Шедевр Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника» первым поставил эти вопросы и задал камертон всем последующим лентам о школе. В картине три учителя – три модели поведения, которые потом будут кочевать из фильма в фильм с поправкой на время. Первая: Светлана Михайловна (Нина Меньшикова) – слегка прикрытое лицемерие и равнодушие и к детям, и к предмету (до сих пор самая распространенная категория в школе). Вторая: Наташа (Ирина Печерникова) – открытый всему новому, искренний, любящий детей педагог. Третья: Мельников (Вячеслав Тихонов) – настоящий учитель, блестящий профессионал, нетерпимый к любой неправде и профанации роли учителя. Директор откровенно говорит ему: «Уважать тебя можно, а вот любить трудно». Ему не хватает тепла, которого в избытке в Наташе. Помните их разговор, нужно ли держать дистанцию между учителем и учениками? Симпатия авторов – и зрителей – явно на стороне Наташи. Вернее, на стороне их союза (не случайно героев связывает напряженное любовное притяжение-отталкивание) опыта и ошибок, разума и чувства.

«Им отдаешь всю себя по капле, а они!..» – «Что у нас есть, чтоб отдать, вот вопрос», – этот спор, начатый героями Ростоцкого, продолжает Динара Асанова в своей картине «Ключ без права передачи». Молодая учительница литературы Марина Максимовна (Елена Проклова) – это как раз объединение двух лучших типов учителя. Она предельно искренна с ребятами, живет с ними одной жизнью и общими интересами. При этом ее честность не допускает умолчания и милой полуправды, она почти жестока по отношению к коллегам «в футляре», состоящем из маленьких и больших компромиссов, лжи, отстраненности. «На ком из нас нет этого футляра?» – примирительно говорит пожилая учительница. «Если я когда-нибудь с этим соглашусь, я уйду из школы», – отвечает на это героиня Прокловой.

Власть учителя велика. Асанова вслед за Ростоцким ставит вопрос болезненно прямо: а на чем основана эта власть? На одном лишь авторитете, то есть на насилии, или ее надо заслуживать «каждый день, каждый урок», как говорил Мельников? Героиня Прокловой доказывает свое право влиять на умы и сердца ребят непрестанно. Она формирует их интересы и ценности, погружая в культуру, которая сама начинает диктовать ребятам высокие требования к себе и жизни. Ее старшеклассники на все имеют свое мнение, чем сильно раздражают многих педагогов и родителей.

«Пирожными их кормите, Марина Максимовна?» – говорит ей директор, имея в виду не только «сверхурочную» экскурсию с ребятами в дом Пушкина на Мойку. «Хлебом, Кирилл Алексеевич, хлебом!» – отвечает героиня. Подспудно они имеют в виду самое главное. Правда – это хлеб или пирожное? А свобода? Эти вопросы во все времена стоят не только перед учителем, но именно от учителя ждут принципиального ответа на них.

И хотя Асанова не доводит намечающегося конфликта между молодой учительницей и ее старшими коллегами (вроде бы вполне благожелательно настроенными) до трагического исхода, эта тревога, эта потенциальная возможность стать изгоем, быть выжитой из школы выдает себя во внезапных слезах героини в финале ленты.

Позднее кинематограф – в основном западный – покажет изгнание подобной белой вороны из стаи черных. Достаточно вспомнить удивительную картину Питера Уира «Общество мертвых поэтов» 1989 года. Учителя английской поэзии Джона Китинга в исполнении Робина Уильямса выгоняют, обвинив в смерти мальчика, которого он научил быть непримиримым к несвободе. Однако его бескомпромиссный призыв «Вы должны научиться говорить собственным голосом!» не удалось вытравить из душ самых чутких его учеников. И в этом его победа, неотличимая от поражения.

Впрочем, и в западном кино потребность в жизнеутверждающем идеале – а значит, в «терапевтических» фильмах с классическим хеппи-эндом – велика. В роли талантливых педагогов, прошедших через тернии к успеху, в разное время выступали звезды мирового кино – Денни де Вито, Микеле Плачидо, Мишель Пфайфер, Джеймс Белуши, Антонио Бандерас.

Что происходит, когда место учителя оказывается пусто, особенно красочно живописало российское кино середины 1980-х – первой половины 1990-х. Это отсутствие взрослого всегда обусловлено исторически: когда меняется прежняя шкала ценностей, школа, как часть системы, тоже испытывает потрясения. Все былые авторитеты, в том числе учительский, подвергаются сомнению, взрослые пребывают в растерянности. И эта вольница, которую никто из учителей не ограничивает собственным примером, тут же оборачивается жестокостью. У нас этот синдром «повелителя мух» первым столь честно показал пронзительный фильм Ролана Быкова «Чучело» (между прочим, 1983 года!), за ним последовали «Плюмбум, или Опасная игра» Вадима Абдрашитова, «Дорогая Елена Сергеевна» Эльдара Рязанова, «Ночной экипаж» Бориса Токарева и масса других. (Закончил – очень надеюсь! – этот ряд фильм 2008 года Валерии Гай Германики, режиссера поколения NEXT, «Все умрут, а я останусь».)

Само перестроечное время словно соответствовало неустойчивому подростковому возрасту с его нигилизмом и гормональным бунтом, именно поэтому кино о подростках так точно отражало состояние общества. И не только российского – разрушение Восточного блока, волны эмиграции из стран третьего мира, терроризм затронули весь мир, заставляя его заново перекраивать границы и перестраивать сознание.

Эти глобальные изменения во многом повлияли на восприятие школы современным обществом. На экране она все чаще выступает уже не как институт разумного, доброго и вечного, а, скорее, как тюрьма или даже ад. Жизнь учениц католической школы в Ирландии 1960-х, показанная в ленте «Сестры Магдалены» Питера Мулана, столь же невыносима, как и жалкое существование пациентов психушки в «Полете над гнездом кукушки». Монахини-учителя здесь никак не кроткие и мудрые наставники, а жестокие надсмотрщики.

К 2000-м мир окончательно становится многополярным, его переполняют межэтнические, межрелигиозные, межкультурные противоречия. Это остро диагностировала лента француза Лорана Канте «Класс», получившая главный приз Каннского фестиваля в 2008 году. Авторы почти документально отразили мысль о том, что школа – это «всего лишь» мини-модель общества. Поэтому школа в картине не выглядит ни тюрьмой, ни идеальной территорией любви и понимания, а точнее, временами выступает и тем и другим. Учитель Франсуа – этакий Мельников западного разлива – пытается быть с ребятами честным и не держит пресловутую дистанцию, что, однако, приносит ему не столько уважение учеников, сколько непонимание и даже презрение с их стороны.

Дети окончательно разучились доверять взрослым? Или дети и взрослые не справляются со сложностью процессов, происходящих в обществе? Наверное, и то и другое понемногу, говорит Канте. Действительно, сложно находить общий язык с детьми, которые плохо понимают язык страны, в которой живут (в классе Франсуа в основном учатся представители арабского мира и китайской диаспоры). Фильм позволяет по-новому взглянуть на вопрос свободы: ситуация становится уродливой, и когда ее нет совсем, и когда ее слишком много, а единой системы ценностей при этом так и не выработано. И все же надежда, основанная на вечной потребности ребенка в старшем друге и наставнике, есть – в финале Франсуа гоняет с ребятами в футбол.

В новом российском кино о школе попытались бороться с негативизмом, возрождая прежние идеалы. Но сработали ли они? В 2008 году на экраны вышел одноименный ремейк одного из лучших фильмов о школе – «Розыгрыша» Владимира Меньшова. Главный негодяй (Комаров) стал в наши дни сыном олигарха (последнего, кстати, выразительно сыграл Дмитрий Харатьян), который испытывает на прочность все традиционные ценности – любовь, дружбу, уважение к старшим – посредством денег. Положительные герои остались столь же симпатичными: отличницу и недооцененную красавицу играет молодая талантливая актриса Клавдия Коршунова, а музыканта и харизматика Игоря Глушко – модный рэпер и действительно способный поэт Noize MC.

Светлый образ учителя, правда, в нынешней ситуации несколько пошатнулся: директор вовсе не имеет никакого влияния, педагоги и охрана лебезят перед богатеньким папашей Комарова. Порядочные учителя, конечно, в картине есть. Но они больше похожи на жертв, чем на победителей, это и наивная «англичанка» Вера Ивановна, непристойный фотомонтаж которой ребята размещают в Интернете, и принципиальный завуч Мария Васильевна. Последняя (убедительно прожитая на экране Ириной Купченко) говорит на педсовете, решающем судьбу Комарова: «Есть же вещи поважней, чем справедливость… Не знаю, милосердие, что ли». Допустим. Но в то, что милосердие сломило цинизм Комарова, как и в то, что одноклассники отвернулись от своего лидера и спонсора, как-то верится с трудом. Прощальный монолог Комарова и вовсе воспринимается иронически: «Что меня ждет впереди? Впереди у меня элитный институт, практика за границей, дорогие машины, шикарные женщины и больше ничего. А вас, ребята? Вас ждет все остальное».

К сожалению, большинству современных подростков «все остальное» без вышеперечисленного просто не интересно. Идеалы претерпели глобальное изменение, чему немало способствовало и то, что школа практически устранилась от самой важной своей задачи – воспитания. Возникают новые вопросы: какими должны быть ценности XXI века и что должен делать учитель, чтобы вернуть себе влияние на умы и сердца ребят? Совсем не сказочные, в отличие от концовки фильма, вопросы.

Возможно, единственным, в чем по-прежнему согласились бы с авторами советских картин о школе теперешние тинейджеры, была бы простая истина: «счастье – это когда тебя понимают».