Груз 2007. Наше новое кино надо запивать корвалолом

Российские программы Московского международного кинофестиваля – это всегда государство в государстве. Там, в Доме кино, вдали от лихорадочной суеты большого конкурса течет своя жизнь. Без жюри, а значит, и без томительного ожидания. Главное мерило успеха здесь – полный зал, когда зрители сидят на ступеньках, а то и вовсе стоят – и такое случается. Представить ММКФ без российских программ уже невозможно: неделя сплошных премьер одним дает реальную возможность заявить о себе, другим – понять расстановку киносил на весь следующий сезон. Сразу становится ясно, о чем в ближайшее время будут говорить и спорить до хрипоты, кого назначат героем, а кого – мальчиком для битья. Двадцать пять художественных фильмов, большая документальная программа и анимация – довольно точный и отчетливый слепок сегодняшнего состояния киноэкрана. Андрей Звягинцев, Юрий Кара, Виталий Мельников, Отар Иоселиани и Кира Муратова – не каждый день выпадает возможность увидеть работы мастеров в одно время и в одном месте.

Про уродов и нелюдей

До начала показа нового фильма Алексея Балабанова «Груз 200» оставалось еще минут десять. В зрительный зал вошли и тихонько сели у дверей два молодых врача «Скорой помощи». Аккуратно поставили чемоданчик с лекарствами под сиденье. И замерли в профессиональном спокойном ожидании. Оказалось, их вызвали на сеанс специально – на всякий случай. При виде врачей в зале поднялся нервный гул: многие уже слышали о том, что «Груз 200» – кино не для слабонервных, слухами земля полнится, но никто не предполагал, что дело может дойти до медицинской помощи. Волнение только усилилось, когда куратор российских программ Ирина Павлова настоятельно порекомендовала не смотреть картину людям со слабым сердцем. Последним «оптимистическим» напутствием были слова самого режиссера Балабанова: «Я не желаю вам приятного просмотра, обещаю одно – воспоминания об этом фильме останутся с вами надолго». К концу сеанса зал пропах корвалолом, как старая аптека. Но вот что удивительно: «исхода» зрителей не случилось, практически все досмотрели картину до конца.

Что же такого показал Балабанов в своем одиннадцатом фильме, что по накалу ужаса перекрыло его предыдущие, тоже далеко не самые лиричные работы – «Войну», «Брата» и «Жмурки»? Отчего так долго решался в высоких кабинетах вопрос: разрешать «Груз 200» к показу в кинотеатрах и по телевидению или все же, от греха подальше, быстренько, как в старые добрые времена, положить его на полку? Что такого особенного увидели здесь, чего обкормленные «чернухой» конца 80-х – начала 90-х не видели прежде?

На дворе 1984 год. Прямо как у Оруэлла, только еще противнее. На фоне грязно-серого промышленного неба – черные трубы пока еще работающих заводов. На экране черно-белого телевизора – изображение дрожит и будто кривляется – доживает свои последние дни, недели, месяцы генсек Черненко. А по другому каналу – очередной концерт, и песня про «Вологду-гду» льется, будто издевается. Отличные декорации для фильма ужасов, если не учитывать того, что и сегодня стоит отъехать за Московскую кольцевую автодорогу, таких пейзажей-антуражей, за исключением разве что дрожащего Черненко, хоть отбавляй. На местной дискотеке, где ж ей еще проходить, как не в старой, осыпающейся церкви, юная дурочка (вторая роль в большом кино актрисы Агнии Кузнецовой), дочка здешнего партийного босса, вовсю заигрывает с молодым человеком своей лучшей подруги. Чего хотела – то и получила: он увозит ее на какой-то непонятный хутор, где из-под полы торгуют самогонкой, там про нее, естественно, напрочь забывают, а девушку берет в плен какой-то сомнительный тип (Алексей Полуян), на деле оказывающийся маньяком-извращенцем, а заодно и начальником городского отделения милиции. Весь фильм он будет издеваться над ней спокойно и методично, вершиной его больной фантазии окажется труп героя-десантника, тот самый «груз 200», вынутый из цинкового гроба и брошенный на кровать обезумевшей от ужаса жертвы со словами: «Встречай, жених приехал».

Не надо быть серьезным специалистом по психоанализу, чтобы понять: Балабанов ненавидит то время и нас к тому же призывает. Во всяком случае подсознательно. За сладенькой «Вологдой-гдой» – песня-то сама по себе хорошая, это только в данном контексте от нее мурашки по коже – еще отчетливее слышно жужжание мух, вьющихся над разлагающейся страной, погрязшей во лжи и лицемерии. Это, видимо, хотел донести до нас Балабанов. А заодно и намекнуть тем, кто к подобным намекам восприимчив, – двадцать с лишним лет прошло, а многое ли с тех пор изменилось? Может, милиционеры-оборотни перевелись? Или цинковых гробов с героями-десантниками не стало? Но вот тут-то режиссер и попадает в собственноручно расставленные ловушки: легко обличать прошлое, которое уже ничем не сможет тебе ответить. Вызвать на бой призрака – это признак не смелости, но мстительности. Один из самых талантливых режиссеров нашего времени – точный, емкий и глубокий, на сто процентов овладевший секретом манипуляции человеческим сознанием – снял хороший, можно сказать, безупречный с точки зрения профессии фильм, оставляющий при этом ощущение холостого выстрела. Колоссальная энергетика картины, цинизм, который тут выполняет роль хирургического скальпеля – все это не доходит до цели. Если так силен у Балабанова голос «гражданской совести», то что стоило ему, к примеру, поменять в титрах всего одну строчку: 1984 год изменить, к примеру, на 2004? Или 2007? Вот это был бы вызов, шаг, поступок. А так – всего лишь профессионально сработанная, роскошная в своей мерзости, картинка с «черной» выставки. Где к тому же еще и никого не жаль. Сложно жалеть призраков…

Сбежавшая невеста

Режиссера Валерия Огородникова не стало год назад. Он скончался скоропостижно, не успев доделать свою последнюю картину «Путина». Кинокомпанию «Дарфильм», которую он возглавлял в Петербурге, закрыли, и все рабочие материалы оказались чуть ли не на свалке. Понадобилось немало средств, сил и доброй воли людей, которые раньше, собственно, вообще не имели к «Путине» никакого отношения, чтобы вернуть фильм к жизни, доделать его и «вывести в люди». Усилия того стоили – лента попала и в основной конкурс Московского фестиваля и, естественно, в российскую программу. Правда, осталась без призов, но художественных достоинств «Путины» это ничуть не умаляет. У «Путины» один главный недостаток – она появилась на экранах слишком поздно. Но это не вина ее, а беда. Выйди она ровно год назад, в одно время с «Островом» и «Эйфорией», все могло бы сложиться совсем иначе. Эстетика «Путины», ее настроение и аромат – это все признаки, «козырные тузы» прошлого года. Партия уже отыгранная, а оттого, как это ни печально, кажущаяся вторичной. Как и в «Острове», один из главных героев фильма – вода, бескрайнее стальное озеро, равнодушно отражающее все кипящие на берегу страсти. Как и в «Эйфории», любовь здесь – не романтические вздохи под луной или гадание на ромашке, а страшная трагедия, наподобие античной, безжалостная и жестокая. Война в мирное время – вот что такое любовь в «Путине».

Маленький рыбацкий поселок готовится к пышной, по здешним меркам, свадьбе: сироту Машу выдают замуж за молодого, во всех отношениях положительного парня Ивана. Пикантность момента в том, что невеста на сносях, вот-вот должна родить. Но отец ребенка – не жених, и все об этом знают. В том числе и сам Иван. Но будущего новобрачного это не смущает, он любит свою избранницу и готов принять и ее, и младенца. И надо же такому случиться, что за день до свадьбы в поселок возвращается – бежит из тюрьмы, где сидел за браконьерство – настоящий отец ребенка: любовный треугольник смыкается, все вершины занимают свои, судьбой им уготованные места. Схватка двух мужчин – она не внешняя: никто ни с кем не дерется и отношений особо не выясняет. Это внутренняя беззвучная битва: кто кого пересмотрит, перемолчит, пересилит не кулаками, а собственной уверенностью в победе. Весь фильм на экране будто бы ничего особенного не происходит: жизнь, как стоячая вода, а бросишь в нее камень, так только круги пойдут, а через мгновение поверхность ее опять спокойна и гладка, как зеркало. И оттого жутко, что понимаешь – трагическая развязка неминуема, но заранее о ней никто не предупредит. Финал предсказуем, но открыт: конечно же, невеста сбегает с собственной свадьбы. Но куда денешься с острова? И далеко ли убежишь от самой себя? И есть ли тогда вообще смысл бежать? Отцы древних трагедий знали ответы на все эти вопросы. Современному зрителю приходится отвечать на них самостоятельно.