search
main
0

Гражданские мотивы на уроках литературы Этой темы касаться, словно раны кровавой

Судьба. Тысячи лет люди пытались понять эту неразумную и непостижимую предопределенность событий и поступков. Но, наверное, прав был великий русский философ Владимир Соловьев, который, обратив свои помыслы к судьбе Пушкина, пришел к выводу, что “судьба не есть произвол человека, но она может управлять человеческой жизнью без участия собственной воли человека”.
Говорить о судьбе Сергея Александровича Есенина очень сложно. А.Блок когда-то сказал: “Мы – дети страшных лет России…”. Много их было, этих “детей”…
Эпиграфом к нашему разговору можем взять следующие слова: “Жизнь русских литераторов богата драмами, драма Есенина – одна из тяжелых”. М.Горький: “Этой темы касаться, словно раны кровавой”.

А вот сам Есенин как он есть…
Дар поэта – ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черной жабой
Я хотел на земле повенчать.
(“Мне осталась одна забава…”)

Очень странное отношение к октябрьскому перевороту 1917 года русских литераторов мы наблюдаем. Маститые прозаики переворот не приняли. Среди них – Максим Горький, Иван Бунин, Александр Куприн, Дмитрий Мережковский, Алексей Толстой, Владимир Короленко, Аркадий Аверченко, Борис Зайцев, Иван Шмелев. Поэты же, за редким исключением, и приняли, и приветствовали: Александр Блок, Валерий Брюсов, Андрей Белый, Велимир Хлебников, Владимир Маяковский…
По воспоминаниям поэта П.Орешина, “Есенин принял Октябрь с неописуемым восторгом, и принял его, конечно, только потому, что внутренне был уже подготовлен к нему…”
Семнадцатый год поэт приветствовал искренне, радостно. Он предчувствовал перемены, надвигавшиеся на Россию:

“Да здравствует революция
На земле и на небесах!”

Сам он подчеркивал: “Не будь революции… я, может быть, так бы и засох на никому не нужной религиозной символике…” А в октябре 1925 года в автобиографии появились строки: “В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном”.
Не понаслышке знал Есенин о голоде в деревне. Сестра его вспоминала: “Помню наступивший голод. Хлеб пекли с мякиной, с лузгой, щавелем, с крапивой, лебедой”. Видел Есенин и истребление интеллигенции. И ощущал на себе адовы тиски цензуры. Лишь в 1990 году опубликована статья поэта “Россияне”: “Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством…”
На чьей же стороне Сергей Есенин? Ответить на этот вопрос нам поможет поэма “Страна негодяев”, написанная в 1922-1923 годах. Само название настораживает. Что это за страна негодяев? В произведении мы встречаем трех главных героев – комиссара из охраны железнодорожной линии Чекистова, сочувствующего коммунистам добровольца Замарашкаина и бандита Номаха. Противопоставлены “два мира и два начала в жизни человечества”, как заметила о замысле поэмы С.А.Толстая.
Но к какому миру причисляет себя автор? Поэма представляет собой драматическое произведение, где каждый герой охарактеризован своими мыслями. Прислушаемся к ним.

Вот Чекистов говорит:

А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
Коль живет он в Рязанской губернии,
Так о Тульской не хочет тужить.
То ли дело Европа?
Там тебе не вот эти хаты,
Которым, как глупым курам,
Головы нужно давно под топор…
Замарашкин отвечает ему на это:
Слушай, Чекистов…
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты еврей,
Фамилия твоя Лейбман,
И черт с тобой, что ты жил
За границей…
Все равно в Могилеве твой дом.
На что Чекистов заявляет:
Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей…
Достаточно четко прослеживаются здесь позиция комиссара Чекистова, его отношение к народу, к самой революции. Мог ли принять этот мир, это начало в жизни Сергей Есенин? Ответ однозначен: нет!
Появляется другой герой, бандит Номах:

В этом мире немытом
Душу человеческую
Ухорашивают рублем,
И если преступно здесь быть
бандитом,
То не более преступно,
Чем быть королем…

Сравним со словами Максима Горького из “Несвоевременных мыслей” от 10(23) ноября 1917 года: “Ленин “вождь” и – русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого ушедшего в небытие сословия, а потому он считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу. Измученный и разоренный войною народ уже заплатил за этот опыт тысячами жизней и принужден будет заплатить десятками тысяч, что надолго обезглавит его”.
Даже комиссар прииска Чарин трезво осмысляет сложившуюся ситуацию:

И в ответ партийной команде,
За налоги на крестьянский труд,
По стране свищет банда на банде,
Волю власти считая за кнут.
И кого упрекнуть нам можно?
Кто сумеет закрыть окно,
Чтоб не видеть, как свора острожная
И крестьянство так любят Махно?

В архивах НКВД можно найти листы уголовного дела по обвинению Николая Степановича Гумилева в участии в боевой Петроградской (контрреволюционной) организации, в заговоре, во главе которого стоял профессор В.Таганцев (оба расстреляны в 1921 году). Постановлением Петроградской губчека за участие в так называемом Таганцевском заговоре был расстрелян 61 человек.
В конце произведения бандиту Номаху удается уйти от преследования чекистов. Вот один из последних его монологов, а рядом мы поместим отрывки из стихотворений С.А.Есенина, где, на наш взгляд, перекликаются мысли лирического героя и Номаха.

Номах:
Банды! Банды!
По всей стране,
Куда ни вглядись, куда ни пойди ты –
Видишь, как в пространстве,
На конях
И без коней
Скачут и идут закостенелые бандиты.
Это все такие же
Разуверившиеся, как я…


Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролет, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.

Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
“Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад”.
(1922)

На чьей же стороне Сергей Есенин? На стороне того, кто не принимает новую власть, всего происходящего в стране. Мало того, Есенин не только не принимал, но и не молчал об этом. В 1925 году поэт А.Соболь рассказывал Владиславу Ходасевичу, что “так “крыть” большевиков, как это публично делал Есенин, не могло и в голову прийти никому в Советской России; всякий сказавший десятую долю того, что говорил Есенин, давно был бы расстрелян”.
Сергей Есенин не был расстрелян, но погиб странной и загадочной во многом смертью. Мешал ли он новой власти? Мешал. Удалось ли ей “приручить” поэта? Не удалось. Вывод напрашивается сам собой. Но не будем торопить события…
Начиная с сентября 1923 года поэта постоянно задерживают работники милиции. Причем события развиваются как бы по одному и тому же сценарию. Вот поэт после какой-нибудь пирушки выходит на улицу. Кто-то его уже поджидает и начинает делать замечания. Есенин выходит из себя. Здесь же зовут милиционера, требуют привлечь поэта к уголовной ответственности, тащат в милицию. Естественно, Есенин ругает уже стражей порядка, называя их продажными шкурами, взяточниками.
После нескольких таких задержаний Сергею Есенину приклеивают страшный ярлык врага советской власти.
Сам поэт однажды по этому поводу сказал своему знакомому В.Эрлиху: “Ты что? На самом деле думаешь, что я контрреволюционер? Брось! Если бы я был контрреволюционером, я бы держал себя иначе! Просто я – дома. Понимаешь? У себя дома! И если мне что не нравится, я кричу! Это – мое право. Именно потому, что я дома”.
В этом же году против Сергея Есенина возбуждается несколько уголовных дел. В суд он не является. Судья Краснопресненского района выносит постановление об аресте поэта. Но работники ГПУ и милиции не смогли найти его и арестовать. А 13 февраля 1924 года с колотым ранением Сергея Есенина доставляют на “скорой помощи” в хирургическое отделение Шереметьевской больницы. Существует несколько версий того, что произошло: кто-то нанес ранение, попытка вскрыть вены, неудачно упал на стекло и порезался. С лечащего врача взяли обязательство, чтобы он сообщил компетентным органам о дне выписки Есенина, чтобы арестовать его. К счастью, поэта спасало то, что его перевели в Кремлевскую больницу, откуда он через три дня выписался и перешел на нелегальное положение. Спас его психиатр Ганнушкин, который лечил пролетарских деятелей. Ганнушкин выдал справку, свидетельствующую о якобы тяжелом психическом заболевании Сергея Есенина. На некоторое время его оставили в покое.
Поэт предпринимает попытки уехать подальше от Москвы. Он странствует по городам страны: Баку, Тифлис, опять Баку… Лишь 1 марта 1925 г. возвращается в столицу. А через 26 дней – снова Баку. В июне вновь Москва.
В книге “Право на песнь” В.Эрлих вспоминал слова Есенина:
– Я не могу! Ты понимаешь? Ты друг мне или нет? Друг? Так вот! Я хочу, чтобы мы спали в одной комнате! Не понимаешь? Господи! Я тебе в сотый раз говорю, что меня хотят убить! Я как зверь чувствую это!
Поэма “Черный человек” и является предчувствием скорой смерти. Вспомним строки из нее, они тоже перекликаются со “Страной негодяев”:
“Жил человек тот в стране
Самых отвратительных громил и шарлатанов”.
Нам понятно, кого имел в виду Сергей Есенин. И еще страшные строки:

“Я один. Никого со мной нет”.
Я один – и разбитое зеркало.

Ощущение одиночества, пожалуй, самое страшное для любого человека, не говоря о чуткой, израненной душе. Через много лет так же напишет затравленный Борис Пастернак:

Но продуман распорядок действий.
И неотвратим конец пути.
Я один. Все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.

Вольф Эрлих вспоминал дальше. Через несколько дней Сергей Есенин скажет ему:
– А насчет того, что меня убить хотели. А знаешь кто? Нынче, когда прощались, сам сказал: “Я, – говорит, – Сергей Александрович, два раза к вашей комнате подбирался! Счастье ваше, что не один вы были, а то бы зарезал!”
– Да за что он тебя? – воскликнул В.Эрлих.
– А так, ерунда! Ну спи спокойно!
Этот разговор произошел в ленинградской гостинице “Англетер”, где первые ночи оставался у Есенина Вольф Эрлих. 27 декабря, по утверждению Эрлиха, Есенин передал ему листок со стихотворением “До свиданья, друг мой, до свиданья…”. В этот день отмечалось Рождество. Были гости. Они разошлись в шесть часов. Эрлих же пробыл до восьми вечера. Затем и он ушел домой. Дойдя до Невского проспекта, Эрлих вдруг вспомнил, что забыл портфель. И, естественно, вернулся. Сергей Александрович просматривал рукописи со стихами, сидя за столом. Был он спокоен.
Утром 28 декабря 1925 года Сергей Есенин был обнаружен мертвым. И здесь возникает множество загадок и неясностей.
Управляющий гостиницей Назаров открыл дверь гостиничного номера и сразу же ушел. В протоколе было записано: “Шея не была затянута мертвой петлей… Под левым глазом синяк…” Откуда? Вещи С.Есенина были разбросаны по полу, ящики раскрыты, и на столе и в других местах была кровь. Согласно составленному акту, правой рукой мертвый Есенин держался за трубу. Но мертвый этого сделать уже не может, мышцы ослабевают. На лбу была обнаружена вдавленная борозда длиною около 4 сантиметров и шириною полтора см. На лице – ожоги. Судмедэксперт обронил слова, что “вскрытием установлена мгновенная смерть от разрыва позвонков”. “Новая вечерняя газета” написала: “Поэт висел в петле с восковым лицом”. Но у удавленников багрово-синий цвет лица. Установлено также, что поэт погиб не в ночь на 28 декабря, а где-то между 20 и 22 часами. Лишь вечером 29-го газетчики объявили о самоубийстве Сергея Есенина. И здесь, как нельзя кстати, помогли последние стихи поэта “До свиданья, друг мой, до свиданья…”.
Как же погиб поэт? Вопрос до сего дня остается открытым.
Зато мы знаем, как ушли из жизни другие поэты. Александр Ширяевец умер при чрезвычайно странных обстоятельствах, скоропостижно и внезапно, симптомы болезни тоже очень странные. Умер он на 37-м году жизни, 15 мая 1924 года.
В этом же 1924 г. ГПУ организовало крупную провокацию против группы писателей, художников и артистов. Устраивались различного рода пирушки. И когда многие были уже пьяны, с ними заводили разговоры о несостоятельности большевиков. Агент ГПУ на одной такой встрече предложил поэту Алексею Ганину написать предполагаемый список министров нового правительства, что тот и сделал. Что с человека взять, когда “осыпает мозги алкоголь”?
27 марта 1925 года Алексея Ганина, потерявшего в тюрьме рассудок, коллегия ГПУ приговорила к расстрелу, а через несколько дней приговор был приведен в исполнение. Поэту было 32 года.
Владимир Маяковский в 1926 году в стихотворении “Сергею Есенину” поспорит с ушедшим поэтом:

Для веселия планета наша мало
оборудована.
Надо вырвать радость у грядущих
дней.
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно
трудней.

А через несколько лет нашу литературу ожидало новое потрясение – погиб Владимир Маяковский.
Подруга Айседоры Дункан Мэри Дести сказала: “Есенин – один из прекраснейших русских поэтов. Он мог бы сделать великолепную карьеру, но страшная смесь, которая была в его натуре, смесь монашеской кротости и неистовства Пугачева, этого Робин Гуда России двухсотлетней давности, заставляла его быть крайне разным – от нежного до зверя”.

Александр ИКОННИКОВ,
учитель русского языка и литературы муниципального лицея N 22, Орел

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте