Гость “УГ”

“Любовь нельзя отвергать”

Максимы

А я молча думаю о специфике своей работы и так смотрю… “О, если б мог выразить звуком”… “Ну хорошо, идемте”.

Акустические кувшины по углам, афиши по стенам, рояль в центре, а за ним покорный-покорный концертмейстер. Бесконечные упражнения. Арии. Романсы. Выпускник ты или первокурсник, начинающий вокалист или обласканный победами дипломант конкурсов, будь спокоен – здесь, у “шефа”, на каждом занятии ты получишь “свое”, и на полную катушку. Ровно столько, сколько в состоянии осмыслить, переварить и преодолеть. “Пойте благородно. Идеал большой, высокий, и к нему идти ой как далеко!”

“Где ваша интонация? Интонацию все слышат, даже те, у кого нет слуха”, – кажется, это в мою сторону.

“Певец все, что захочет, должен мысленно продумать, и все получится. И не только певец”.

“Вы поете, как убийца, а приглашаете с шампанским в руках девушек на пир. Вы думаете, кто-нибудь с вами пойдет?!”.

“Открывает щука рот и не знает, что поет”.

Не так уж много понимаю я в окраске звука, но зато могу передать изменение цвета лица у вокалистов. Студент приходит, как и положено, бледным; начинает петь, у него розовеют щеки, потом они уже пылают, со временем кирпичными становятся уши, и кажется, что в холодной аудитории жарко; и, наконец, когда через два часа занятий стороны расстаются, у студента краснеет не только лицо, но и шея. Дело, конечно, не в язвительных комментариях профессора, а в том, сколько приходится работать вокалистам в классе. Пожалуй, не меньше, чем шахтерам в шахте.

И снова: “Вы ровно поете, но этим никого не удивишь. Скоро так петь сможет и компьютер. А вы спойте так, чтобы сказали: “Это интересно”.

“К музыке нельзя относиться безразлично!” – возмущенно.

“Постоянно вдохновляйтесь, иначе скучно. Все ваши зрители уйдут”.

“Певец – это не музыкант, но когда он становится музыкантом, это большое счастье для него и для всех окружающих”.

“Разве это Демон? Рухлядь какая-то, старый диван!”

“Вы мне верите? Значит, давайте работать”…

Пауза

Саша: “Я приходил в театр, специально садился в разные точки – его везде слышно. Чего нельзя сказать о многих других. Вот что значит профессионал! Он постоянно работает над собой. Даже когда работает над нами”.

Алеша: “Он очень конкретный – знает, чего хочет. А ведь бывают такие люди, требуют от тебя чего-то, а чего – и сами толком не знают”.

И, наконец, Валера Царев, тенор, самый титулованный из нынешних учеников Сметанникова: “Лично мне он дает такое направление профессионального роста, которое позволяет очень интенсивно развиваться. И потом, никто из педагогов не занимается со студентами столько, сколько он. Мы за час можем пройти иногда только одну музыкальную фразу, но зато потом на сцене мы делаем то, в чем абсолютно утвердились в классе.

У нас в консерватории проводится кафедральный конкурс вокалистов, мы в шутку называем его “имени Сметанникова”. Это ведь он достает и “пробивает” всякие призы, награды. Теперь вот стали устраивать концерты классов, а в конце учебного года – концерты педагогов в консерватории. Наш, конечно, самый лучший”.

И общее веселое мнение, когда я показываю на афишу Леонида Анатольевича – лицо крупным планом, задушевная улыбка: “Он очень сценичен на концерте, но далеко не всегда обаятелен в классе”.

Мелодия

Да, так вот, потом наша семья жила на Украине, я учился в индустриальном техникуме, в музыкальном училище. Ольга Петровна Ковалева – замечательный педагог, много уделяла мне внимания, посоветовала поступать в Саратовскую консерваторию. Мог ли я тогда, сдавая сюда экзамены (кстати, на “отлично”), представить, что со временем буду принимать их у других?! Время очертило красивый круг.

Очень много работал. Не считал, но, кажется, около пятисот спектаклей и пяти тысяч концертов. И Бог мне давал и дает энергию – вот так, если встать лицом к востоку, поднять руки и раскрыть ладони чашей и попросить сил для добра, для музыки, для гармонии – всегда прибудет. Попробуйте!

Конечно, был комсомольцем, потом коммунистом. Крестик я всегда прятал (смеется). У меня бабушка очень верующая была.

Через жизнь, случалось, пролегали и печальные полосы. Но это как клавиши у рояля – за черной обязательно будет белая. Всегда верить в добро – это очень важно для человека, певца. Когда я на сцене, я живу музыкой и все-все вижу вокруг, впереди, выше. Сверхзадача – передать этот мир зрителю. Если он, конечно, готов его взять.

Музыка должна рождать всегда светлые, созидательные чувства. И музыкант, и певец со временем обязательно понимают, что они не могут быть хуже того, что исполняют”.

Дуэт

– А я на четвертом этаже живу. Вверху – никого. Внизу – полметра пол. По бокам у меня с одной стороны коридор, с другой – кухня. Рояль в центре.

– А жена?

– Жена тоже солистка оперы. Сопрано.

– И вы ее, как и студентов, учите жить?

– Она меня не слушается. Живет по-своему. А я – по-своему.

– Трудно!

– Мы привыкли.

– И сколько лет вы живете по-своему?

– В этом году исполнится тридцать.

– Можно, конечно, и тридцать выдержать, если задаться такой целью. Видимо, для вас семья очень большая ценность?

– Да. Мы тогда, поженившись, задумали – если через пять лет не расстанемся, значит, всегда будем вместе. И жить хорошо.

– Хорошо, но по-своему?

– Мы научились понимать и уважать друг друга.

– Красивый вариант!

– Трудный…

Из других опер

Ах, вы про другие партии… Эти… То, что происходит сейчас, меня, как и многих, не радует. Такое чувство, что политики не ведают, что творят. Не дай, конечно, Бог, но представим, что президент потерял на этой войне своих, а не чьих-то сыновей. Думаю, он совсем по-другому разрешал бы этот конфликт.

Я разочарован в политике. Но не потому, что я – “вымирающий динозавр” – народный артист СССР, хотя мне и жаль погибшей страны. Просто человек должен быть уверен в завтрашнем дне – это здоровая норма. Может быть, некоторым и нравится нынешняя анархия, но для меня это слишком сложно. Я люблю гармонию. Скажем так: сторонник партии гармонии, которой еще нет.

Отдых? Обычно в августе, на море. Раньше я ездил в Крым, теперь – в Сочи. В течение года времени у меня совсем нет. Прихожу домой совершенно без сил, включаю телевизор. Телесериалы не смотрю. Но “Поле чудес”, например, мне нравится. Или “Угадай мелодию”. Честно говоря, я не умею быстро угадывать…

– Мне нравится ваша откровенность…

– Ну как! Надо же мелодию прослушать, подумать, сообразить. Я ведь не могу ошибиться! А в передаче назовут песню по первым трем нотам, и часто оказывается – не та. Мелодия – дело серьезное.

Музыку всякую слушаю. Эстраду, поп, рок, кантри – чтобы не быть дальтоником. Изучаю и иногда получаю удовольствие. Не хочу называть каких-либо имен, надеюсь, наши с вами вкусы совпадают. Некоторые исполнители, конечно, сильно раздражают. Но не то плохо, что на телевидении много эстрады, в том числе и весьма спорного качества, а то, что мало дают оперного искусства, народной песни. Последствия такой однобокости могут быть самыми печальными”.

Диалог

– Но ведь вы наверняка в своей жизни ненавидели, ревновали, были несправедливы?

– Такой эпизод: были времена, когда я здорово воевал с гаишниками. И вдруг мне один из них как-то сказал: “А мы думали, что вы совсем другой”… И это меня так ударило! Я подумал: “Зачем я так с ними говорю? Ведь я обязан нести радость людям”. Всем. Всегда.

– Даже гаишникам.

– Да. И теперь я с ними такой спокойный, и они мне козыряют, мол, проезжай, не мешай деньги зарабатывать.

– Но если серьезно, может быть, вы потому склонились к этой, упрощенно говоря, теории “добрых дел”, что вы поняли – все плохое мешает вам творить?

– Верно. Я становлюсь хуже. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Обычно мужчины в силу своей непосредственности и чрезмерной сосредоточенности на мирском приходят к таким истинам долгим и кружным путем…

– Я к этому шел в течение десяти последних лет. Перестраивался на нормальный, человеческий образ жизни. И теперь я понимаю, что жизнь – моя, окружающих людей, жизнь каждого из нас – могла бы быть совсем другой. Красивой.

– Хорошо. Может быть, моя идея покажется вам несколько странной, но я могу оправдаться только одним – за окном уже так холодно и темно, что звезды замерзли. Мне кажется, что человека, когда он приходит к таким выводам, Бог обязательно награждает любовью.

– Тогда я, пожалуй, могу поделиться с вами своим собственным открытием. Любовь нельзя отвергать. Это закон.

…Была глухая ночь по-саратовски, безлюдная и безмолвная. Мерзла Немецкая улица и центральная площадь с памятником Ленину, которому дальновидный скульптор слегка вывернул указующий перст. И вдруг мне стало совершенно ясно, что теперь я знаю не телевизионно-обаятельного и официально признанного артиста, солиста и профессора, а совсем другого Сметанникова – очень близкого и похожего на каждого из нас. Надеюсь, теперь его таким знаете и вы…

Лидия СЫЧЕВА