Гость “УГ”

Клара Лучко:

“Думаю, что я характерная актриса”

Странно, но, вспоминая свое уже достаточно далекое детство, родительский дом, непременно вижу лицо этой актрисы – фотография Клары Лучко была установлена на новенькой радиоле по соседству с Симоной Синьоре. Клара Лучко и сегодня элегантна, подтянута, улыбчива и очень красива. И нет сомнений, что в каждом поколении наших зрителей хоть одна из ее ролей отзовется чем-то добрым, родным, домашним и близким.

– Клара Степановна, ведь вы начали сниматься еще будучи студенткой?

– Да, это было на первом курсе ВГИКа. И хотя было не принято отпускать студентов на съемки, режиссер уговорил Сергея Герасимова позволить мне сняться в фильме “Родина капитанов”. Снимался фильм на Киевской студии, режиссер абсолютно не умел работать с актерами, а для меня сам процесс съемки был полон загадок, темным лесом, в котором я не знала, куда идти. Поэтому никаких положительных эмоций эта работа не оставила. Хотя я узнала, что такое павильон, как ставят свет, что такое съемочная площадка. Кстати, когда фильм вышел, я его видела в первый и последний раз. А позже, на экзаменах во ВГИКе, я показывала пантомиму со словами, играла Медею. В экзаменационной комиссии была жена режиссера-сказочника Птушко. Потом я эту пантомиму показывала во вгиковском концерте, и Птушко меня пригласил сниматься в фильме “Три встречи”, тогда я была уже на третьем-четвертом курсе. В фильме снимались прославленные Борис Чирков, Тамара Макарова, только начинающая творческую карьеру Юлия Борисова, Юра Любимов. А съемки павильонов проходили в Чехословакии. И я первый раз поехала за границу. Когда собиралась в дорогу, мне разные люди надавали целую стопку писем для своих знакомых. Провозить письма было не положено, и я их спрятала за резинку юбки. Когда самолет приземлился, я облегченно вздохнула, и резинка лопнула. Кое-как обхватив себя за талию, я вышла из самолета и добралась до комнаты, где проверяли паспорта, визы. Села на стул и думаю: “Не встану. Никуда отсюда не пойду”. Так и сидела, пока не влетел в комнату встречавший меня член съемочной группы. И давай меня отчитывать: “Приехала за границу и сидишь без движения”. А я ему: “Как в туалет пройти?”. Короче, с горем пополам освободилась от писем, разложила их среди вещей, и только потом добрались до гостиницы. А Прага потрясла меня и своей красотой, и отношением людей к нам на съемках.

– Как получилось, что Сергей Аполлинарьевич Герасимов собрал такой звездный курс – Мордюкова, Шагалова, Макарова, Тихонов, Бондарчук?

– Это было после войны. Скажем, Сергей Бондарчук вернулся с фронта. Начиналась новая жизнь. И мы пришли первыми. Пришли и забрали все позиции и не отдавали их, и еще пытаемся не отдать.

– И не отдавайте подольше… Ведь вы приехали поступать во ВГИК с Украины?

– С Полтавы. Мама моя когда-то пела в церковном хоре вместе с Иваном Семеновичем Козловским. У нее был от природы поставленный голос, нежный, великолепный. А я играла в драмкружке, читала стихи. И это, наверное, помогло мне при поступлении во ВГИК, но акцент у меня был чудовищный. Ведь дома все говорили только по-украински. Когда меня приняли, то замечательный педагог по технике речи Мария Петровна Дагман сказала мне, что, если я до зимней сессии не избавлюсь от акцента, меня отчислят. Представляете мой ужас! Я занималась с утра до вечера гекзаметром, читала Пушкина вслух. Я приложила все усилия, чтобы избавиться от акцента и, по-моему, избавилась. Хотя украинский язык, естественно, знаю и очень люблю.

– А вы поете?

– Нет. Немного, для себя.

– В фильме “Красные листья” не вы поете?

– Пела Эдита Пьеха. Она тогда пела с небольшим приятным акцентом, что придавало песне некоторый шарм. А я играла польку, и нам казалось, этот акцент украсит роль. Так оно и было.

– Ведь большой успех пришел к вам рано, с выходом фильма “Кубанские казаки”. Как вы отнеслись к свалившейся на вас славе?

– Да, известной я стала сразу после выхода “Кубанских казаков”. Во-первых, еще за неделю-две до выхода фильма по радио стали передавать песни из этой картины – “Каким ты был”, “Ой, цветет калина” – и объявляли, что на днях выходит на экраны всех кинотеатров Москвы новая кинокомедия Ивана Пырьева “Кубанские казаки”. То есть зрителя готовили к этому успеху. Во-вторых, фильмов было мало, молодые снимались редко. И эта комедия была невероятно популярной, смех в зрительном зале стоял оглушительный. Когда на улице стали обращать на меня внимание, мне казалось, что у меня что-то не в порядке с туалетом, начинала поправлять волосы, одергивать юбку. Умом я понимала, что фильм вышел и меня могут узнавать зрители, а вот эмоционально я это приняла не сразу. Потом привыкла. Ведь и следующие картины были удачны и популярны – “Донецкие шахтеры”, “Большая семья”, “Двенадцатая ночь”, до этого была “Молодая гвардия”. А потом приходит время, когда актеру уже становится необходимо, чтобы его узнавали, говорили хорошие слова, необходимо как подтверждение, что тебя знают, хорошо к тебе относятся, ценят тот труд, в который ты вкладываешь все свое сердце.

– Странно, что при вашей идеальной, классической внешности вы классику играли мало.

– Только в “Двенадцатой ночи” по Шекспиру. Но там я играла две роли, играла и сестру, и брата. Например, когда “Двенадцатую ночь” снимали в Англии, то Вивьен Ли играла только Виолу, которая, переодевшись в якобы брата, назвала себя Цезарио, а ее настоящего брата Себастьяна играл актер. Если говорить не о классике, а о “костюмных” ролях, то была у меня еще замечательная картина “Ференц Лист”, она создавалась совместно с венграми. Я играла в ней любовницу Ференца Листа – Марию Догу. Костюмные роли всегда интересны для актеров, ведь надо уметь носить исторический костюм, там должна быть другая пластика, ведь кринолин – не брюки.

– А вы никогда сами инициативу не проявляли, не предлагали себя на те или иные роли?

– Никогда. Да ее и нельзя проявить, просто тебя берут или не берут на роль. Скажем, когда я снялась в “Донецких шахтерах”, “Большой семье”, режиссер Ян Фрид захотел снимать меня в “Двенадцатой ночи”. Его все отговаривали, говорили, что я украинка, что может проскользнуть украинский акцент, украинская мелодика речи, что я могу играть только роли простых девушек. И сначала меня взяли на роль условно. Только когда мы сняли две сцены и показали их худсовету, то я была утверждена на роль. Позже приехали венгры с “Ференцем Листом” (кстати, в Венгрии фильм назывался “Грезы любви”, но у нас такое название было невозможно). Режиссер и оператор пригласили меня на первую встречу. Оператор посмотрел на меня и сказал: “Я тебя хорошо сниму”. И действительно, он снял меня грандиозно, никогда в жизни никто больше так хорошо меня не снимал. Еще одна небольшая костюмная роль у меня была в классике у режиссера Воинова в фильме “Дядюшкин сон”. А так я играла всегда наших “нормальных” женщин.

– Сколько фильмов у вас?

– Я недавно подсчитала: у меня оказалось пятьдесят две картины (восемь серий “Цыгана” идут за одну). Но это ничего не значит…

– Как-то вы сказали, что считаете себя характерной актрисой, почему?

– Я всегда думала, что я характерная актриса. Играя героинь, я старалась, чтобы они были не просто голубые героини, а искала в них характер – для меня это самое ценное. Потому что можно сыграть большую роль, а она не запомнится. А конкретный человек, с определенной биографией, привычками, с какими-то своими особенными характерными чертами, всегда в памяти остается. Даже в ранней роли, в маленькой роли тети Маруси в “Молодой гвардии” был характер или, скажем, в ленте Лиозновой “Мы, нижеподписавшиеся” тоже характерная роль – современная бюрократка. Кстати, потом другие актрисы в других лентах уже стали повторять найденный мной характер бюрократки.

– Актрисы часто говорят, что многое в роли зависит от влюбленности в своего партнера по фильму. Так ли это?

– На своих партнеров мне грех жаловаться – это всегда хорошие, сильные актеры. Так, с Владленом Давыдовым, с которым снимались в “Кубанских казаках”, мы дружили в жизни, и эта теплота передалась на экран. Я играла себя, мне не надо было перевоплощаться. Когда мы с Михаем Волонтиром играли в “Цыгане” большой роман, мы очень бережно относились друг к другу. Я никогда не слушала, кто и что о нем говорит. Мы много гуляли, купались в Доне, разговаривали. И хотя в фильме немного совместных сцен, думается, нам удалось пронизать фильм любовью своих героев. Это тонкая вещь – любовь на экране.

– Не будет ли продолжения этого популярного сериала?

– Сейчас окончательно поставлена точка. Ведь когда мы снимали “Цыгана”, то не думали о продолжении. Это зрители нас заставили – заставили писателя Калинина написать, а нас снять “Возвращение Будулая”. Когда мы приступили к съемкам продолжения, мы очень волновались, искали свои старые костюмы, ведь прошло много лет. Волонтир переживал, сохранился ли его цыганский пояс, а я нашла свои два платья из “Цыгана”, чтобы перейти в них в новый сериал. И когда мы после долгого перерыва наконец снова собрались на съемочной площадке, мы почувствовали, насколько мы родные друг другу. Но первые съемочные дни были очень трудными – ведь уже в предыдущих сериях мы прожили целые судьбы, было много эмоций, слез, а потом был и оглушительный успех фильма.

– Часто зрители соединяют личность актера с его персонажем, вы с этим сталкиваетесь?

– Конечно. Куда ни приедешь, где ни выступаешь, спрашивают: “А где Будулай?”. Я отвечаю: “Дома Будулай, дома”. Называют Клавдией, пишут Клавдии письма. Весной, на 8 Марта, мы выступали с Волонтиром в концерте в Колонном зале, играли как бы финал фильма. Он спел на молдавском посвященную мне песню “Молитва”, зажгли свечи. Зрители нас принимали с большой любовью и теплом.

– В фильме “Виновата ли я” вы выступили не только в главной роли, но и как автор сценария. Как это произошло?

– Как-то в поезде одна женщина, которая спивалась когда-то, рассказала мне историю своей жизни. Эта история меня потрясла. Я рассказала ее сценаристке Зинаиде Чирковой. И она предложила написать сценарий. Так я стала одним из авторов сценария. Фильм этот снял замечательный молдавский режиссер Николай Гибу. Сейчас мы хотим, чтобы наши две совместные ленты “Игра в смерть” и “Виновата ли я” вышли на видеокассетах, чтобы их увидели люди, а у нас бы появились деньги на следующий фильм. У меня с Гибу есть еще проекты. Есть одна история, одна судьба, одна женщина, которую я хочу сыграть, но надо найти хорошего сценариста и деньги на этот проект. Это будет история без мафий и убийств, но пока больше о ней ничего не скажу. Тем более что фильмов снимается очень мало, нет денег. Думаю, что в нашем кинематографе должна произойти какая-то революция. На Западе сейчас строятся кинозалы с другой аппаратурой, которые дают фантастическое ощущение соучастия зрителя в происходящем. В Москве таких залов всего два-три, когда возможен не только крупный план актера, но и “крупный план” музыки, звука. Я смотрела на Московском фестивале в новом зале “Пушкинский” американскую версию “Ромео и Джульетты”, я была потрясена: непонятно, как это снято – это чудо ХХI века, колоссальное представление. На такие представления зритель пойдет в кинозалы, а более скромные ленты будут смотреть по видео у себя дома.

– А какие у вас отношения с телевидением?

– Скажу не о телевидении, а о недавнем случае, с ним связанном. И хочу, чтобы это осталось в нашем интервью. Мне предложили участвовать в передаче Ворошилова “Суд идет”. Предложили две темы – обсуждение возможности показа по телевидению “Последнего искушения Христа” и вопроса альтернативной службы в армии. Меня интересовала вторая тема, но так получилось, что участвовала я в передаче о показе фильма в качестве присяжного заседателя. В передаче участвовали профессиональные адвокаты, и мне было интересно на этой съемке. Голосование “за” или “против” показа проходило тайно. И вот после передачи появляется в газете “Мир новостей” статья некоего Геннадия Белостоцкого, где пишется, что, конечно, Лучко голосовала за показ фильма. Звоню в редакцию, спрашиваю у него, какое он имел право распоряжаться за меня моим мнением. На самом деле я была против, но голоса разделились три на три, и в таком случае выигрывает “ответчик”. Для меня это – вопрос веры. Я не против того, чтобы фильм был на видео, шел в кинотеатрах, тогда зритель сам выбирает, смотреть его или нет. Когда же история Христа выносится на суд тех, кому она абсолютно безразлична, мне кажется, это неправильно. Так вот, журналист отвечает: “Мне показалось, что вы должны быть за показ этой ленты”. А если мне покажется, что он убил человека, и я напишу об этом в газете? Меня возмущает, что журналисты с такой беспардонностью распоряжаются любым известным именем. Мне бы хотелось, чтобы журналисты были людьми совести и чести, но, к сожалению, эти качества в большинстве случаев потеряны.

– Клара Степановна, давайте чуть изменим тему. Ведь у вас должно было быть невероятное количество поклонников, а скандалов за вами не числится.

– Я не по этой части. Поклонников действительно было много. Но я однолюб. И была счастлива в браке и с первым мужем, и со вторым.

– Что вы цените в мужчинах, в отношениях с ними?

– Не буду говорить о цвете волос или глаз. Для меня имеет большое значение верность этого человека, его искренность.

– Поскольку вы с Украины, как вы воспринимаете нынешние отношения Украины и России?

– Меня просто изнутри разрывают эти отношения. Это не касается нас – актеров и режиссеров, мы по-прежнему одна семья. В прошлом году я играла в украинской ленте “Притча” и играла на украинском языке. Но то, что я слышу по радио и телевидению, мне доставляет боль. Идет массированное наступление, о русских по украинскому радио и телевидению говорят только как об узурпаторах, грабителях. Молодое поколение украинцев не будет любить Россию, не будет считать русских братьями. Корни мои – на Украине, я украинка, но я и русская, в России я с 18 лет. И все, что происходит сейчас, меня очень печалит.

– Чем вы увлекаетесь, что читаете, какими надеждами живете?

– Люблю путешествовать, люблю новые города, новых людей. Меня часто приглашают с творческими вечерами по стране, и я с удовольствием еду. Я очень люблю землю. Мама моя была председателем колхоза, а отец – директором колхоза под Полтавой, и лето в детстве я проводила то там, то там. Сейчас в любое свободное время еду на дачу, сажаю, поливаю, копаюсь в земле. И, конечно, надеюсь, что появятся деньги, что мы с Николаем Гибу осуществим наш новый фильм. Надежда в актере умирает последней. Актер не может не мечтать, не надеяться.

Петр КУЗЬМЕНКО