Арман и Катя живут в Америке
Катя – полная противоположность смуглокожему крепышу Арману. Белый ангел впархивает в нарядную гостиную и, застеснявшись, прижимается к Чарльзу и его жене Кристин. Пятилетняя Катя, Кэтрин, занимается в балетной школе, поет и делает аппликации, которыми очень гордится ее учительница Салли.
А теперь о главном, что роднит Армана и Катю. Они – брат и сестра, ставшие таковыми благодаря Чарльзу и Кристин, два года назад усыновивших ребятишек – сирот одного из российских домов ребенка. Катя – обычный подкидыш. Арман родился в приволжском городе по причине конспирации, предпринятой его юной мамашей. Позже она вышла замуж, а в Дом ребенка, где обретался после роддома Арман, привезла на него отказную…
Когда Чарльз и Кристин, бездетная пара, приехавшая из Америки, среди белоголовых российских ребятишек увидели смуглого малыша с раскосыми глазами, они молча сказали друг другу “да”. А следом зацепила за сердце и Катенька…
Два года, как они живут все вместе. Арлингтон – тишайший пригород Вашингтона. Классные автострады, сияющие бензоколонки, особняки, окутанные садами и рощами, – респектабельная одноэтажная Америка. Родители Армана и Кати, имеющие по нескольку высших образований и ученых степеней, – высокопоставленные чиновники. Она – в ЮСАИДе, он – в палате представителей конгресса. У Чарльза давние добрые отношения с сенатором-республиканцем Доулом, который был не так давно в Казахстане, встречался с нашим премьером. Глава правительства подарил американскому гостю вышитый казахский колпак и чапан. Вернувшись в Вашингтон, сенатор Доул преподнес эти дары Чарльзу, зная, что у него в доме вещи будут использованы по назначению. Чапан, конечно, пока Арману велик, а вот головной убор надевает он часто и с удовольствием. Бабушка, мама Кристин, принесла внуку нарядный бархатный жилет и шаровары. Так что национальный костюм готов. Я надела на шею Арману и Кате по верблюжонку на шерстяном шнурке, и мальчик обьяснил отцу: “Кэмел!” Родители очень хотят, чтобы сын и дочь, подрастая, узнавали как можно больше о родине своих ближайших предков, собирают словари и справочники, этнографическую литературу. Мечтают когда-нибудь снова приехать в Россию и впервые – в Казахстан…
Две маленькие судьбы, русская и казахская, так несчастливо и нежеланно начавшиеся, обрели себя в Америке. Я не склонна видеть в этом ни политического, ни какого другого символа. Кроме единственного – божественного. Бог различил этих детей в сумасшедшей земной круговерти, позволил услышать и выполнять свою волю добрым людям. А среди этих добрых людей на первом месте я бы поставила сотрудников фонда международной помощи ребенку Ассоциации “Фрэнк”, где президент – американец Рональд Фрэйзи, а его заместитель Нина Костина, которую язык не повернется назвать бывшей россиянкой – так много делает она для наших детей.
…Они провожали меня втроем. Кристин занялась по хозяйству, а Чарли, Кэтрин и Арман стояли у своего дома на взгорке над автострадой и махали ладонями, пока наша машина не скрылась за поворотом.
* * *
Больным и обездоленным.
Она стремительно пересекла гостиничный холл, протянула узкую энергичную ладонь. В темном строгом платье и, несмотря на полуденную жару, – в черных “лодочках” и колготках. Типичная современная и деловая.
…От ее улыбки хочется зажмуриться. Глаза сияют так, что к их хозяйке стоит приводить за наукой быть счастливым.
Она показывает фотографии двух своих детей – пятнадцатилетнего Миши и девятилетней Вики. Дети похожи между собой и очень-очень – на маму. Сейчас они так далеко друг от друга! Нина – в Алматы, сын и дочка – дома, в Америке.
– Кто этот добрый человек, чье имя носит ваш фонд – Фрэнк?
– Придется принимать комплимент! Название “Фрэнк” включает в себя имя действительно доброго человека Рональда Фрэйзи и мои инициалы. Фонд “Фрэнк”, который мы организовали три года назад, – прямой родственник казахстанского “Бобека”, киргизской “Мереим” и всех благотворительных некоммерческих организаций, занимающихся спасением детей от сиротства и болезней. Бед, которыми, к сожалению, пока так богата наша жизнь.
Главная задача фонда “Фрэнк” – интеграция ребенка в общество. Наш лозунг – все дети улыбаются на одном языке.
– Что вы уже успели сделать?
– Все началось с того, что грузинские друзья отвезли меня в детский дом маленького городка в 70 км от Тбилиси. Боже, что мы там увидели! Ни один снимок не передаст. Отворачиваю одеяло на детской коечке – и душа сжимается. Ребенок в коросте, вшах, дикая вонь. Так во всем мире выглядят дети войны. Но вот ты рядом, и они с мольбой смотрят на тебя.
Кстати, в Грузии мы столкнулись с диким парадоксом – дети-сироты голодают, по неделе хлеба не видят, а буквально за забором яблони и персиковые деревья переламываются от тяжести плодов. Это же райский уголок, Грузия! Детей должна спасать община, люди, что живут рядом с ними.
С помощью Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе и его супруги, чудесной женщины Нанулы, мы собираемся открыть в Тбилиси детский дом – по модели американского. А пока мы увезли оттуда почти сорок детей в Россию.
– Зачем?
– Их нужно элементарно спасать. “Фрэнку” это под силу. Вот малыш Серго, у него крайняя степень истощения. Вы бы видели его спустя четыре месяца – гордый грузинский красавчик. Другому мальчику, у которого крысы отгрызли нос, русские и американские хирурги сделали великолепную пластику.
Мы действуем совместно с американской академией пластической хирургии, врачи оттуда приезжали в Екатеринбург уже четыре раза. Огромная проблема – помощь детям с врожденными уродствами. Их рождается так много! Волчья пасть, заячья губа… Все они, как правило, сироты при живых родителях. Отказники. Но! 80% этих родителей забрали своих детей после операции.
– А остальных?
– Остальных усыновили, в том числе и американские семьи.
– Представляю, какой вопль возмущения могут издать некоторые отечественные радетели-патриоты!
О да! Нам приходится выслушивать даже обвинения в покупке детей “на органы”! Надо совсем не знать Америки – имею в виду бюрократизм и всяческие проверки. И уж того, кто усыновляет, и подавно!
Например, Антон и Сережа. Близнецы без ножек из Подольска. Последствия родовой травмы. В России их никто бы не взял, уж поверьте. Не то пока время… Я и в Америке не очень-то надеялась, что на них найдутся “охотники”. В газету давали обьявление, чтобы нам с протезами помогли. Дети растут, каждый год – новые протезы, а это 20 тысяч долларов.
И вдруг семья Гринфилдов. Своих четверых вырастили, младшему – шестнадцать. Отец – ветеран вьетнамской войны, подстреленный вертолетчик без ноги, на протезе. Он сказал – я столько натворил в этой жизни, пора замаливать грехи. Эти детишки мне помогут. Видите их? Гоняют на велосипедах. Не надо рассматривать их ножки, посмотрите на лица!
Или Даня и Аня. Дети попали в Балтимор из Новгорода. Тоже “отказники”. Сначала новые родители забрали одного прооперированного Даню. Но вот из детдома пришла мне телеграмма. Никогда в жизни не видела такого горя, как у Ани. Через два дня мои американцы прилетели за девочкой.
Я ведь тоже боялась сначала. Все же усыновление в другую страну! Пошла к священнику за советом. Он и говорит – без Бога не до порога, с Богом – хоть за море! Все мы дети одного отца небесного, одной природы, одной планеты.
Очень надеюсь, что нам удастся помочь и вашим сиротам. Надежду эту согревают добрые встречи с супругой казахстанского президента Сарой Назарбаевой, взаимопонимание, сложившееся у нас с министром образования Маратом Журиновым, с добросердечными сотрудниками Минздрава. Теперь дело за законодательной основой, которая сделала бы возможными высокогуманные акты по международному усыновлению детей-сирот.
– Но согласитесь, Нина, это лишь часть нашей общей надежды? Жизнь для казахстанских детей надо прежде всего обустраивать дома.
– Надежда – всегда святое слово. Сара Назарбаева рассказала нам с Арменом Поповым (я приехала вместе с московским представителем “Фрэнка”) о Доме Надежды в Алматы. О заботе и опеке, которыми окружены здесь юные женщины, попавшие в беду… Ведь ребенок ни при каких обстоятельствах не должен стать тяжким грузом, несчастьем. У нас в Америке в штате Мэгилена тоже есть подобные дома – приюты святой Анны. Они спасают беременных девочек-подростков. У кого-то из них это заканчивается абортом (но без унижения и конфликтов!). Если девочка решилась рожать, ей всячески помогут и потом оставят под своей крышей, пока малышу не исполнится два года. Единственное условие, чтобы за это время она получила какую-нибудь профессию (тоже с помощью приюта). А “ненужного” младенца тут же определят в семью. Ведь очередь из бездетных пар и в Америке огромная!
Лишь на одну треть творится все это “многоступенчатое” добро на деньги из бюджета штата. Часть средств зарабатывает детский сад, который находится здесь же, в приюте. Отдать туда ребенка считают за честь родители со всей округи. И плюс, конечно, благотворительные средства.
– Счастливая Америка, в которой совсем нет сирот!
– Я живу там 10 лет. Америка всякая. Как и любая страна. И сироты здесь есть, правда, мало. Те, у кого родители в тюрьме или лишены родительских прав. Или вообще не подлежат усыновлению. И жизнь у них, как у каждого человека без папы-мамы, не очень-то счастливая.
В этом году в Америку приезжали дети-сироты из России, у которых вероятность усыновления практически равна нулю. Им уже по 8-10 лет и старше. Они гостили в семьях, и у меня в доме было несколько таких ребят. Они посадили вишневый сад. Сад вырастет и будет прекрасным. Как у Чехова. Как в России, которую я очень люблю, по которой скучаю, в которую постоянно возвращаюсь.
* * *
В этом году Нина Костина пережила смерть родителей. Ей было бы совсем невмоготу, если бы не один поворот в судьбе. Из российских сирот, которые у нее остановились, сердце прикипело к одной девочке. Ее уговаривали – не рискуй, там такой диагноз! Рассказывали родословную сироты – тоже не для слабонервных.
Она решилась.
Они очень похожи друг на друга. Мама, сын, дочка.
И у Нины всегда с собой обе их фотографии.
Светлана СИНИЦКАЯ
Республика Казахстан
В “зоне хаоса” можно все
В “зоне хаоса” можно все
Когда-то, на заре аспирантской юности, лет этак сорок тому назад, я услышала фразу “Педагогика – наука меры”. Фраза принадлежала Н.В.Холмогорцеву, в то время директору института усовершенствования учителей. Прошло много лет, я, казалось бы, напрочь забыла это утверждение. А вот сейчас оно вновь всплыло в памяти. И вспоминается вновь и вновь. Почему?
Оно ведь не получило всеобщего признания ни тогда, ни в последующие годы. В ходу были другие “педагогические истины”: о всестороннем развитии как цели воспитания, о воспитании в коллективе, через коллектив и для коллектива, о единых педагогических требованиях как основе воспитательного процесса.
– Ну как же без всестороннего развития? Ведь нельзя же в ребенке одну сторону развивать. А если одну, то какую?
– Вот коллектив перестали даже упоминать. А как же без коллектива? Ведь индивидуалистами станут наши ребята.
– Ну а единые требования! Да разве без них можно? Ведь на головах ходить станут. Да и ходят уже! И слушать ничего не хотят.
Это одни так думают. И говорят так.
А другие, ультрасовременные педагоги, рассуждают по-другому.
– Ну что такое всестороннее развитие? Личностное развитие необходимо. А коллектив усредняет личность!
Такие вот противоположные высказывания можно услышать повседневно. Ну и опыт встретить адекватный: в одних местах пионерскую организацию в масштабе аж области воскрешают, и дети хором поют: “Взвейтесь кострами, синие ночи…” В других школьную форму за доллары ввозят: “Чтобы не хуже, чем у людей”.
Но есть и нечто новое, общепризнанное: личностный подход в воспитании, личностно-ориентированное обучение, самосознание-самопознание-самореализация-саморазвитие. В общем, упор на самость, ее воспитание, а не на социальный заказ.
Ну а с социальным заказом как быть? Ведь обществу требуются и физики, и лирики, и аграрии, и технари. И экологи ведь тоже требуются. И экономисты грамотные.
Как же преодолеть все эти противоречивые тенденции в воспитании? Пытаясь найти свою линию в ведущихся спорах, я напрочь забыла о педагогике как “науке меры” и вспомнила об этом, ушедшем в историю понятии только тогда, когда Саша Сидоркин – в то время мой аспирант – “выдал” мне как истину, что любая школа с честной воспитательной системой должна быть не только упорядоченной, но и иметь “зоны беспорядка” или “хаоса”, зоны, где детям было бы дозволено если не все, то очень много.
Хаос и порядок? Ну, конечно, воспитательная система школы ведь неравновесная, в значительной степени самоорганизующаяся, а не только и не столько организуемая сверху. Но сколько может быть этого порядка и сколько хаоса? Тут-то я и вспомнила об известном определении Холмогорцева.
Вспомнились и макаренковские “меры”: мера любви и мера суровости, мера игры и мера серьезности, мера фантазии и мера регламентации…
К принципам природосообразности, культуросообразности, центрации и дополнительности мне захотелось добавить новый – дихотомии, так тогда я его обозвала. Я думала, что открываю новый принцип и обогащаю концепцию А.В. Мудрика, сформулировавшего четыре названных принципа. Ан не тут-то было!
Оказалось, что совершенно неожиданно для меня этот самый принцип имеет место в свитках Древнего Востока. Только там он сформулирован как принцип полярности. “Все имеет свой антипод” – утверждали мудрецы прошлого.
В философских работах сегодняшнего дня этого принципа (пусть под другим названием) я не обнаружила. А вот понятие амбивалентности существует как способность человека осмысливать любое интересующее его явление через “дуальную оппозицию”, то есть двухсторонне, с двух противоположных и, казалось бы, исключающих, противоречащих друг другу сторон.
“Открыла”-таки я (с помощью предшественников, конечно) новый принцип воспитания – принцип амбивалентности. Пятый, если брать за основу классификацию А.В.Мудрика.
Теперь дело за малым – определить границы и разработать технологию его применения. Другими словами, разработать теорию и методику амбивалентного подхода в воспитании. Дело за малым?
Людмила НОВИКОВА,
академик РАО
Комментарии