На чтение: ≈ 13 мин.«…Обо мне много толковали, разбирая кое-какие мои стороны, но главного существа моего не определили. Его слышал один только Пушкин. Он мне говорил всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем». Что и сделал блистательно Гоголь в том же «Ревизоре». Я уже не говорю о совершенстве формы, ювелирной точности языка, хорошем, здоровом юморе, что пронизывает всю пьесу; о том, что столько в «Ревизоре» от нас самих, даже если мы никому и никогда в этом не признаемся… Мне повезло видеть эту пьесу в Московском театре сатиры с Андреем Мироновым в главной роли. Это было такое мастерство, вдохновение, артистическое озорство, что я до сих пор слышу его голос и помню то состояние полнейшего счастья, что выпадает очень нечасто и остается в памяти на всю жизнь.
…И веря и не веря вновь
Мечте высокого призванья,
Он проповедует любовь
Враждебным словом
отрицанья, –
И каждый звук его речей
Плодит ему врагов суровых,
И умных и пустых людей,
Равно клеймить его готовых.
Со всех сторон его клянут
И, только труп его увидя,
Как много сделал он, поймут,
И как любил он – ненавидя!
Так откликнулся Некрасов на уход из жизни Гоголя. Последняя строка, по сути, является ключом ко всей творческой судьбе Николая Васильевича.
«…Вы, может быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге. Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» – рассказывает Хлестаков, все более входя в раж. Он видит, что еще чуть-чуть, и обе дамы, Анна Андреевна и ее дочь Марья Антоновна, непременно попадут в его сети, а городничий, Антон Антонович, уже весь напрягся, ловя каждое слово столичного «начальника».
В этом и других отрывках так явен гений Гоголя, потому что только через язык – гибкий, органичный, естественный для того или иного героя пьесы – можно было представить во всей «красе» персонажей «Ревизора».
«…Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего», – поняв весь ужас своего положения, констатирует городничий в конце пьесы, тот самый, что «…мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду! Трех губернаторов обманул!..» Таким откровением Антона Антоновича Гоголь окончательно дорисовывает портрет главного чиновника уездного города N, его уровень, его «культуру», его жизненные «идеалы».
Создание этой бессмертной комедии приходится на достаточно молодые годы Гоголя, его талант еще не обстрелян едкой критикой, чаще всего несправедливой, еще в душе жива радость всеобщего признания и одобрения «Вечеров на хуторе близ Диканьки», когда уже всем стало ясно, что в русскую литературу пришел гениальный, со своим голосом писатель… Вот почему так много в «Ревизоре» поэтической легкости, остроумия, радости самого творчества. А язык пьесы буквально фонтанирует афористичностью и юмором.
«…Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам – рознь. Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело», – рассуждает на полном серьезе судья Ляпкин-Тяпкин.
По-своему убедителен попечитель богоугодных заведений Земляника: «…Человек простой если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет».
Пытаясь навести в городе хоть какой-то порядок, городничий пеняет судье, что от заседателя всегда дурно пахнет. На что судья, не последний в округе человек, отвечает: «Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что в детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою».
Одни только имена-фамилии главных действующих лиц стоят целого сатирического рассказа: городничий Сквозник-Дмухановский, судья Ляпкин-Тяпкин, почтмейстер Шпекин, неразлучные сплетники Добчинский с Бобчинским и, конечно же, незабвенный Хлестаков.
До сих пор по России гуляют такие афоризмы из «Ревизора», как:
«Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?»;
«А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!»;
«Чему смеетесь? Над собою смеетесь!.. Эх вы!..» – выносит приговор городничий – и себе, и своей «команде».
А чтобы уж не было никакого сомнения в намерении автора вывести на чистую воду чиновничий произвол и бескультурье, Николай Васильевич предваряет пьесу известной пословицей: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива».
Но смех смехом, а премьера «Ревизора» 19 апреля 1836 года в Санкт-Петербурге обернулась для Гоголя чуть ли не шоком. Принятая доселе на ура во многих гостиных Северной столицы, пьеса была раздраконена реакционными кругами, вероятно, узнавшими себя в героях постановки.
Сюжет «Ревизора», как и «Мертвых душ», подарил Гоголю Пушкин, которого Николай Васильевич боготворил. И так случилось, что, будучи за границей, в Риме, в разгар работы над «Мертвыми душами» Гоголь узнает о гибели Пушкина. Это известие потрясает его, и он уже относится к своей работе, как к творческому завещанию гениального поэта. Кстати, через три года на своих именинах (в доме Погодина) Николай Васильевич знакомится с Лермонтовым – творческим преемником Пушкина, смело бросившим перчатку недругам своего кумира.
Вникая в глубины жизни и творчества Гоголя, можно смело говорить о парадоксальности как самой его личности, так и судеб его произведений, в том числе до сих пор не оцененных широким читателем «Выбранных мест из переписки с друзьями». А ведь это духовное завещание, удивительно емкое по мысли, точное по языку, в коем Гоголь был замечательным мастером, а главное, фантастически актуальное спустя полтора века. И непрост был путь к нему, и многие, даже самые близкие друзья, такие как Сергей Тимофеевич Аксаков, не приняли этой книги, высочайшей в нравственном отношении, в которую писатель вложил все свои заветные мысли, все мечты по возрождению России, все свое искреннее желание помочь читателю найти истинные ориентиры в жизни. Обращаясь с проповедью и исповедью ко всей России, он словно призывал сограждан к пересмотру общественной и духовной жизни.
Великое счастье, что книга эта не повторила судьбу второго тома «Мертвых душ», который писатель сжег буквально накануне своего ухода в жизнь иную, и, как сходятся во мнении почти все биографы Гоголя, сжег не без влияния своего духовника отца Матвея. В «Выбранных местах…» Гоголь коснулся стольких сторон жизни, что открой книгу на любой странице – и обязательно что-то найдешь для себя, те важные слова, в которые Гоголь вкладывал всю душу и мысли, волновавшие его. И, как оказалось, не устаревшие по сегодняшний день.
Дорога к «Выбранным местам…» была отнюдь не случайной, как желали ее представить критики-хулители, это был результат громадной умственной и душевной работы гениального писателя во имя любимой России.
Не одну и не две страницы Гоголь посвятил просвещению, его истинным целям, ибо без него все надежды и мечты останутся гласом вопиющего в пустыне. И сколько горечи, а то и боли слышится в его словах, так актуальных и сегодня!
«…Блеснет сокровище, и на всем отсветится блеск его. И время уже недалеко. Мы повторяем теперь еще бессмысленно слово «просвещение». Даже и не задумались над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Слова этого нет ни на каком языке, оно только у нас. Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь».
Конечно, не мог Гоголь обойти и тему патриотизма, связывая его с самыми высшими ценностями. И сегодня многие в России разделяют его мнение: «…Тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, – нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином во всем смысле этого слова».
Несмотря на критику, подчас ядовитую, были люди из числа писателей, которые высоко ценили сам талант и произведения Гоголя. К ним в первую очередь относится Тургенев. Их уважение друг к другу было взаимным. Незадолго до смерти (21 февраля 1852 года) Николай Васильевич убежденно говорил, что «Во всей теперешней литературе больше всех таланту у Тургенева». Именно Иван Сергеевич выступил с посмертным словом о Гоголе – искренним и глубоким. Неожиданно оно было запрещено к публикации в Петербурге, и только по недосмотру важных чиновников все-таки напечатано в «Московских ведомостях». Возмущенный Николай I распорядился посадить «смутьяна» на месяц под арест.
И в заключение как не привести такие искренние и мудрые слова из замечательной книги «Выбранные места из переписки с друзьями»:
«…и мне кажется, что если только хотя сколько-нибудь умеешь ценить человека и понимать его достоинство, которое в нем бывает даже и среди множества недостатков, и если только при этом хоть сколько-нибудь имеешь истинно христианской любви к человеку и, в заключение, проникнут точно любовью к России, – то, мне кажется, на всяком месте можно сделать много добра. Сила влияния нравственного выше всяких сил».
Выбор читателей
Комментарии