Глас вопиющего юриста

В третьей, заключительной, части трилогии спектаклей Юрия Грымова «Антихрист и Христос» – «Иуда» – разворачивается неканоническая версия самого известного предательства. Создатели постановки рекомендуют спускаться к «корню зла» постепенно, через личности и эпохи двух предшествующих частей трилогии – «Петр» и «Леонардо».

Глубоко, масштабно, неоднозначно, сложно… Но, судя по неизменным аншлагам постановок Юрия Грымова, зритель соскучился по умному театру, не дающему ему готовых ответов. Символично, красиво, ярко, громко… И это все тоже о нем, театре Юрия Грымова. А что может быть глубже и символичнее библейской истории? Казалось бы, роли расписаны и ярлыки приклеены намертво. И гласом вопиющего должен прозвучать вздох сомнения. А если выйти за рамки библейских канонов, которые, как известно, сложились не сразу? А значит, возможен состязательный суд, где обвинение и защита равны в правах. Именно с расследования обстоятельств дела, основательно сокрытого слоями времени и мифов, и начинается суд над библейским Иудой, поцелуй которого (по растиражированной Библией версии) и обрек Иисуса Христа на крестные муки. А судьи милостью автора пьесы Александра Шишова из наших современников (от профессора до случайно забредших на лекцию студентов) превращаются в главных действующих лиц, фарисеев и толпу в старой как мир борьбе за умы, сердца и в конечном счете кошельки, имя которой Идеология.

30 сребреников на весах истории и веры.

Юрий Грымов в предисловии к премьере особо подчеркивает материальность библейской истории. И предлагает взглянуть на происшедшее через эту призму. Именно после изгнания торговцев из храма безобидный странствующий проповедник Иисус (а подобных ему пророков в Иерусалиме появлялось по нескольку человек в год) превращается в опасного врага. Ибо только сердечная привязанность приносит самые большие и легкие деньги в отличие от трудно выбиваемых из податного населения налогов. И это прекрасно понимает римский прокуратор Иудеи Понтий Пилат, под которым уже шаток его наместнический трон. Его глиняный колосс коня и всадника передвигает порабощенный слуга. Этот глубоко символичный образ на сцене однажды опасно нависает над пропастью зрительного зала. И надо успеть обеспечить себе будущее в Риме, а тут какой-то смутьян… Те же меркантильные страхи терзают и первосвященника Каиафу. На его уютное место где-то между небом и землей посягнул этот не алчущий богатства аскет, а это всегда соблазнительнее для толпы, чем власть, накрепко ассоциированная с деньгами. А значит, стократ опаснее.

Темноту мыслей, где теряются свет правды и истинность веры, подчеркивает мрачноватая сценография, подсвечиваемая красными сполохами и снопами света как предвестием страшных событий. И на этом фоне все неподъемнее становится «камень греха» на сцене, который то и дело пытаются поднять и сам первосвященник, и его шпион поневоле Зиновий, которому и были заплачены те самые злополучные сребреники. И который, собственно, вложил проклятое «богатство» в руку опоенного снотворным зельем Иуды.

Свои циничные планы были и у Исхака, который рассчитывал получить «дивиденды» от стремительно набирающего популярность проповедника. И они тоже были глубоко материальны, как и подобает элитному бенефициару библейских и сугубо исторических летописей народов. А как зловеще и символично в контексте современных событий звучит проклятие Пилата народу, которым он управляет…

Прекрасна музыка спектакля, она, без сомнения, действующее лицо, авторская речь без слов, где интонация – все.

Пока кружились черные «коршуны» меркантильных интересов, создавалось и рушилось простое женское счастье Марии Магдалины, уверовавшей в любовь больше, чем во все чудеса, явленные Христом. Ее риторический вопрос «за что?» символически будто разливается в веках жаждой познания истин веры христовой. Любовь земная была тем спасительным путем для немногих, которому ее избранник, закруженный в смертельном танце этих «коршунов», предпочел возможность спасения для всех, кто пойдет за ним. Режиссер подробно останавливается на сцене омовения Христом ног ученикам, включая Иуду, словно подчеркивает их равенство перед Учителем и чистоту их помыслов. И им всем даже не нужно дотрагиваться до символического камня на сцене, его просто не существует для Христа и апостолов. В конце спектакля повесившийся Иуда возносится на небеса, заканчивая юридическое расследование на самой высокой нравственной ноте.

На вопрос, какая мысль должна явиться категорическим императивом зрителю, посмотревшему спектакль, Юрий Грымов, немного подумав, ответил, что ничего не меняется в этом мире. А значит, это спектакль прежде всего о нас самих, об антитезе Христа и антихриста, добра и зла в каждом из нас и о том, кто из них в нас побеждает. Вспомните, как часто вы изменяли вечным ценностям в погоне за сиюминутными?..

P.S. Намеренно не хочу выделять в исключительно талантливом актерском ансамбле театра «Модерн» имена конкретных исполнителей. Атмосферу абсолютного погружения зрителя в спектакль может создать только высочайший индивидуальный и командный профессионализм. По Грымову, в театре все должно быть прекрасно: и сценарий, и режиссер, и актеры, и костюмы, и интерьеры, и, безусловно, неизменно растущий нравственно от спектакля к спектаклю зритель.