Я много думал над темой героических примеров, примеров выдающихся людей, которые можно предложить ребятам если не в качестве образца для подражания, то для позитивного эмоционального фона, некой «мыслительной ориентации», для складывания объемной историко-педагогической картины, представлений о мире; думаю об этом и теперь.
С детства у меня самого не было никаких «кумиров» и «героев», но я хотел иметь внутренний ресурс образов, с которыми мог бы обмениваться нравственно-интеллектуальными посылами и благодаря которым мог бы отмечать «результативность» хода истории, одновременно обосновывая ценность жизни как таковой. В моей давней школьной истории с персонажами было негусто, но я в целом доверял учителям, подчеркивавшим вклад в исторический прогресс Степана Разина, Александра Герцена, Владимира Ленина, Карла Либкнехта, Василия Чапаева, Алексея Стаханова. Литературные герои вполне успешно дополняли скудный список деятелей из параграфов.Но также с детства я имел тягу к цельным натурам, в которых отражались бы лучшие качества человека. В своих играх и раздумьях я «конструировал» такие натуры и наделял их чертами историко-литературных героев. В вузе некоторые из данных персонажей несколько «девальвировали» в моем сознании, но культовые официозные фигуры еще стояли прочно на своих постаментах. В эпоху перестройки началось ниспровержение «идолов», и я поддался этой стихии. Затем настал этап ниспровержения тех, кого наскоро успели затащить на пьедестал.Так, «несчастный и затравленный Сталиным» Николай Бухарин и прочие «гвардейцы» Ленина были лишены непрочных ореолов мучеников. Параллельно «критическому переосмыслению» подверглись подвиги Александра Матросова, Зои Космодемьянской, 28 панфиловцев, заслуги маршала Георгия Жукова; предводители народных движений совершили транзит в разряд разбойников с большой дороги и т. п.В принципе, процесс ниспровержений не завершен и до сей поры, но будто бы ушел из поля пристального внимания публики. В результате «разоблаченными» оказались практически все значимые фигуры. Сергей Михалков оказался жадиной, Лев Ландау – развратником, Дмитрий Шостакович – выпивохой, Аркадий Гайдар – невротиком, Михаил Кутузов – лентяем и крепостником, Федор Достоевский – невольником рулетки. И на каком-то этапе я почувствовал, что попадаю в сеть, расставленную так называемыми непредвзятыми аналитиками, морально выгораю и мне требуется как-то иначе взглянуть на мир, чтобы исчезло желание полностью его «отменить».И тут мне самому помогла развиваемая мною технология оптимизации жизнедеятельности индивида: наблюдая, экспериментируя и накапливая педагогический опыт, я вывел, что любой человек с рождения или по мере взросления получает комплект искажений и пороков, и одна из главных задач земного бытия индивида состоит в минимизации их (искажений и пороков) негативного влияния на себя, на социум и в открытии «люков» для пополнения души, мозга позитивным «озоном». Вдруг (это «вдруг» почти всегда вершина «айсберга» латентного вызревания чего-то значительного) выяснилось, что трудные противоречивые судьбы – это совсем не исключения, а стандарт земной экзистенции.1990‑е – 2000‑е годы, увы, дали обильный материал для такого резюме. Нет безгрешных натур, а если же они и есть (как Корнелия – мать реформаторов Гракхов), то только потому, что мы о них (о натурах) мало знаем (я не сомневаюсь при этом, что у ряда людей «греховная» составляющая реально очень незначительная). Любой выдающийся человек находится на «переднем фланге» столкновения темных и светлых сил – это следует принять априори. Разбираться можно в акценте, который история, современники, потомки, исследователи, обыватели ставят на личности, на деятельности выдающегося человека (бывает, что акценты проставлены полярно противоположным образом на одной и той же крупной исторической фигуре, и педагогу здесь должны помочь определиться его нравственно-гражданское чутье, его миссия, его просветительский дар).На уроках я стараюсь делать акцент на «героической стороне» героя, на позитивных параметрах исторического персонажа (определение «позитивного» и «негативного» в историческом пространстве, естественно, условно, но тут без следования некоторой традиционной схеме, интуиции и мифологии не обойтись). При этом я использую положительный ресурс для влияния на сердца и умы детей, отмечая и негативные черты этого исторического персонажа, если подобное оправдано атмосферой в классе, спецификой контингента детей, конкретной темой и разными прочими факторами, которые не учесть в методических рекомендациях.К примеру, рассказывая шестиклассникам о Крещении Руси, я воздержусь, скорее всего, от упоминания о гареме Владимира I и о злодеяниях, совершенных князем в Полоцке. В 10‑м классе, не исключено, я скажу об этом. Повествуя о Гражданской войне учащимся 11‑го класса, я приведу противоречивые суждения как о Фрунзе и Тухачевском, так о Колчаке и Врангеле. В то же время я не стану искать «светлые стороны» в фигурах Торквемады или Дарьи Салтыковой, потому что в рамках урока не считаю это педагогически резонным и обязательным занятием.«Геростраты» имеют право на исследовательское к ним отношение, но не в формате школьной программы (при этом, если кто-то пожелает подготовить сообщение о докторе Менгеле, я не остановлю ученика, и мы прослушаем данное сообщение и обязательно обсудим его). Говоря о хрущевской эпохе, я задаю интонацию изучения данной темы, отталкиваясь от идеи скульптора Эрнста Неизвестного, воплощенной им в черно-белом мраморе надгробия Никиты Хрущева. Субъективность учителя почти всегда побеждает объективность историка, потому что последняя весьма условна и по природе крайне редка, но я – за субъективность компетентного, честного, здравомыслящего человека: ведь такая субъективность сближается в каких-то координатах с объективностью (хотя особенных примеров последней я не ведаю; может, вот Сыма Цянь, Люсьен Февр ею обладали?).Если кто-то из ребят в ходе рассмотрения темы заявляет, что персонаж N еще и такой-то и такой-то или вовсе не герой, а даже антигерой, я этому ребенку отвечаю в ключе тезиса «жизнь прожить – не поле перейти», упоминаю о многомерности индивидуального начала, о необходимости не торопиться с выводами и предлагаю ученику самому привести пример личности «героического типа». При этом я стараюсь пополнять «пантеон» традиционных выдающихся деятелей именами не слишком известных широкой публике (я сейчас не о детях, которые и из «пантеона»-то никого не знают) людей. Для меня несомненные герои – сотрудники Всесоюзного института растениеводства в блокадном Ленинграде, летчик Георгий Захаров, министр Александр Шокин (основатель электронной промышленности в СССР), врач и священник Валентин Войно-Ясенецкий (Лука), педагог Сергей Рачинский, инженер и конструктор Ростислав Алексеев (генеральный конструктор «Ракет» и «Комет»), химик Алексей Чичибабин, мультипликатор Владислав Старевич. (И вообще нужно чаще иллюстрировать рассказ именами тружеников – кузнецов, инженеров, крестьян, железнодорожников, не зацикливаясь на героизме лишь как на демонстрации жертвенности; эти имена в огромном количестве ныне извлечены из архивов, из семейных преданий.)Разумеется, следует постоянно вести работу по поиску неизвестных героев, массу которых «произвела» российская история. Выставка, организованная в Манеже к 100‑летию начала Первой мировой войны, открыла для меня такие героические пласты, что захватило дух! Движимый желанием конструктивного ответа «ниспровергателям» с учетом запроса общественности, я основал в 2008 году на базе школы №223 (ныне школа №2099) музей-лабораторию Д.М.Карбышева и его времени. Помогая очистить имя героя от поношений и насмешек, я еще создал ресурс для рассмотрения трагической и великой эпохи, в которой жил Карбышев (конец XIX – середина XX века). И отчасти Карбышев как участник Первой мировой войны мотивировал мой интерес к солдатам и офицерам этой войны (кстати, Дмитрий Михайлович был участником и Русско-японской войны, которая все идет у нас под грифом «большой неудачи, провала» и которая дала также массу героев, ждущих своего «возрождения»).В рамках внеурочного общения с ребятами обнаруживается резерв более детального рассмотрения исторического персонажа. Этот резерв – школьные музеи. Пожалуйста, выполняйте на их базе проекты, проводите семинары, конференции! Здесь и «типичного» антигероя «поисследовать» можно. Однажды меня спросили, почему я создал музей генерала Карбышева, а не генерала Власова. О Власове я говорю на уроках, но он не герой моего жизненного сценария!Сейчас наметилась тенденция собирания героев и антигероев прошлого в «общий дом» русской истории на державном фундаменте. «Рубцы» никонианских и петровских реформ, проложивших водораздел между эпохами, уже, похоже, зажили, «рубец» революции 1917 года еще очень тревожит; события 1991 года пока «кровоточат». Да, история расставит все по своим местам просто своим движением, удалением одних событий и процессов от нашего сознания и приданием актуальности другим. На уроках мы порой не успеваем дать даже штрихи к портрету исторического деятеля, не то чтобы нарисовать его полный портрет. В параграфах по науке и культуре ученые, художники, композиторы перечисляются через запятую. Немного больше повезло персонажам XX века и правителям.Но педагогу нужно стремиться, невзирая на конвейер контрольных работ, отчетность и борьбу за повышение успеваемости, характеризовать исторических персонажей – Эхнатона, Кун-цзы, Солона, Фирдоуси, Лютера, Магеллана, Джефферсона, Чаку, Сергия Радонежского, Бецкого, Федорова, Скобелева, Ганди, Того, Борхеса, Сахарова! С 5‑го класса я предлагал ребятам краткий план характеристики выдающегося человека. Труднее всего обстояло дело с пунктом «значение в истории». Да, значение в истории того или другого персонажа может меняться от века к веку и даже чаще!Подчас речь уже идет не о том, чтобы дать оценку исторической фигуре, а об усвоении детьми хоть какого-то «набора» имен. Всем известны результаты опросов на эту тему. Пушкин, Петр I, Наполеон, Сталин, Гагарин – вас устраивает такой набор? В историю нужно прокладывать «ходы» через конкретных людей – это бесспорно. Константин Ушинский напоминает нам: «Основной целью человека может быть только сам человек, так как все остальное в мире /…/ существует для человека». И изучение истории осуществляется также для человека – чтоб его не «выводить заново», а укрепить, развить, обнадежить.
Александр СНЕГУРОВ, историк, заслуженный учитель РФ, профессор РАЕ, четырежды лауреат Гранта Москвы в области образовательных технологий, методист Центра педагогического мастерства в 2007‑2011 гг., г. Москва
Комментарии