Герцен воскрес. В трилогии «Берег утопии» на сцене Российского академического молодежного театра

Если бы за художественную реконструкцию частной и общественной жизни Александра Герцена, а также его верных друзей и соратников – Огарева, Белинского, Бакунина, Тургенева – взялся наш соотечественник, это было бы понятно и вполне объяснимо. Все же они нам почти как родные: ну какой советский школьник не знал о том, что декабристы разбудили Герцена, а тот возьми да и разверни революционную агитацию… Но пьесы «Путешествие», «Кораблекрушение» и «Выброшенные на берег» вышли из-под пера английского драматурга Тома Стоппарда, человека, от наших исторических бурь, казалось бы, далекого. Но когда благодаря русскому режиссеру Алексею Бородину и артистам его труппы этот взгляд со стороны, с другого берега, обрел плоть и объем, эффект получился самый неожиданный: хрестоматийные персонажи ожили, сошли со своих гранитных пьедесталов и внезапно оказались обычными людьми – влюбленными, страдающими, вздорными, окрыленными или, напротив, разочарованными.

Над постановкой трилогии «Берег утопии» – 8 часов сценического действия, 35 лет жизни героев, 68 артистов, 70 персонажей и 1350 костюмов – Российский академический молодежный театр работал без малого два года. С первых дней «Берег» вышел из стен РАМТА. Актеры не только репетировали и обсуждали свои будущие образы с периодически наезжающим в Москву автором, но побывали в Прямухине – фамильном имении анархиста Бакунина, одного из ключевых персонажей трилогии, и даже организовали субботник на Воробьевых горах – как смогли, отмыли памятник Герцену и Огареву от граффити и прочих «автографов» благодарных потомков. В это же время в нескольких столичных вузах – МГИМО, РГГУ, МГУ и в Высшей школе экономики – развернулся образовательный проект «Прогулки по «Берегу утопии». Дискуссии и «круглые столы» венчал конкурс студенческих эссе – размышлений молодежи дня сегодняшнего о свободе, о тех вольных и незашоренных, благодаря кому Европа «заговорила по-русски», и о самом Александре Герцене, «человеке на все времена».

Дату премьеры переносили несколько раз: даже для такого «зубра», как народный артист России Алексей Бородин, на чьем счету десятки сложнейших по замыслу и форме спектаклей и несколько дилогий в литературном стиле «продолжение следует», рождение трех произведений одновременно превратилось в дело хоть и захватывающее, но, чего уж там греха таить, изнурительное и даже мучительное. И все же он не сдался – отступать было попросту некуда – и привел фрегат своего театра в долгожданную гавань большой премьеры.

«Путешествие», «Кораблекрушение» и «Выброшенные на берег» – три самостоятельных спектакля, но в ближайшее время идти будут в один день. Такое погружение только на первый взгляд кажется чрезмерным и экстремальным. На самом же деле время в зрительном зале летит незаметно, действие течет то по-чеховски плавно и размеренно, ублажая летними семейными чаепитиями, романтическим девичьим воркованием и жаркими юношескими спорами и рассуждениями о переустройстве мира и «небе в алмазах», то вдруг начинает метаться, перемешивая прошлое и будущее, вне всякой последовательности и хронологии. Уютное тверское Прямухино и сумрачный Петербург, элегантная Ницца, революционный Париж и закутавшийся в вечные туманы Лондон – несмотря на всю условность строгих и лаконичных декораций художника Станислава Бенедиктова, врезающихся в зал, будто нос корабля, режиссер, тасуя многоликую массовку, как карточную колоду, превращая ее из русских крестьян во французских коммунаров или в европейских революционеров-говорунов, – не дает зрителю запутаться во времени и месте действия. Массовка здесь – это не просто «живые картины», заполняющие вынужденные технические паузы, это опознавательные знаки, маячки, расставленные вдоль всего повествования, не дающие сбиться с пути и затеряться в сюжетных лабиринтах. Конечно, «Берег» рассчитан на внимательного и подготовленного зрителя: английский юмор, которым щедро сдобрены все три пьесы о русской жизни (во время репетиций Стоппард не раз говорил, что чем громче будет смеяться зритель, тем больше он поймет), позволил пошутить и режиссеру, и он наградил многих артистов не одной, а сразу несколькими ролями. Так что теперь вы не ошибетесь, если будете считать, что философ Станкевич и писатель Чернышевский – это, конечно, разные люди, но лицо у них одно – артиста Александра Доронина. А петербургскую кокетку Натали Беер, к ногам которой пал молодой Бакунин, не стоит путать с другой Натальей, женой Герцена, и уж тем более с лондонской девушкой легкого поведения, а по совместительству любовницей Огарева Мери Сетерленд, хоть и играет всех троих одна Нелли Уварова. Единственные, кто не переодевается на этом историческом балу-маскараде, – артисты, играющие сквозных ключевых героев – Герцена, Огарева, Тургенева и Бакунина. Но у Ильи Исаева, Алексея Розина, Алексея Мясникова и Степана Морозова и без переодеваний забот хватает: шутка ли, за 8 часов постареть на 30 с лишним лет, переболеть множеством возвышенных идей и успеть в них раскаяться, вспыхнуть, сгореть и вновь воскреснуть.

Несмотря на то что на первый взгляд жизнь Герцена и его окружения сильно смахивает на сериал «Санта-Барбара», и тот, кого интересуют лишь пикантные частности, в спектакле найдет их в избытке, «Берег» – это вовсе не интимная биография или, того хуже, плотоядные раскопки чужого грязного белья. Не для того Том Стоппард провел в архивах несколько лет, по крупицам восстанавливая правду о своих героях, вкладывая им в уста их же собственные слова, найденные в переписке, дневниках или воспоминаниях современников, чтобы на выходе получить всего лишь «клубничку с перчинкой». Не о том сказ. Да, «неистовый Виссарион» плохо говорил по-французски, жил с неграмотной деревенской Катей, пытаясь тщательно скрыть и то, и другое. Да, жена Герцена изменяла ему с немецким поэтом и авантюристом Гервегом, а у самого Александра Ивановича рождались дети от жены его лучшего друга Огарева. Да, Иван Тургенев, барин-миляга, страдал от болезни мочевого пузыря, а Михаил Бакунин был влюблен в собственную сестру и всю жизнь занимал деньги у друзей. Но все эти малопривлекательные, казалось бы, штрихи и нюансы доказывают лишь одно: историю делают самые обычные люди, со своими слабостями, пороками и несовершенствами. Это мраморные статуи застрахованы от ошибок, а создания из плоти и крови – никогда. Даже если через много лет их имена и деяния внесут в энциклопедии и школьные программы.

Долго ли продержится «Берег утопии» на сцене РАМТа – спрогнозировать невозможно. Филигранная работа, конструкция столь же величественная, сколь и воздушная, – будет обидно, если жизни ей всего несколько сезонов и зритель не прочитает послание, с таким трудом доставленное ему с берегов туманного Альбиона, или просто пожалеет восьми часов своего законного выходного дня. А ведь это тот спектакль, который с успехом заменит старшеклассникам не один урок литературы и истории, ибо не просто оставляет массу вопросов, но и рождает действительно неистребимое желание, смахнув пыль с книжной полки, прочитать то, что раньше казалось таким скучным и неподъемным, – то же «Былое и думы», к примеру. Или всерьез задуматься о том, что имел в виду один из героев «Берега», утверждая: «Свободой нельзя назвать то, что осталось после того, как остальное отобрали»…