Гений поневоле. Пока ребенок с книгой, его душа думает

Литературные критики называют детскую писательницу Тамару КРЮКОВУ российской Астрид Линдгрен. Наверное, это потому, что она хорошо знает современных детей, часто встречается с ними, разделяет их заботы и тревоги. Умеет заставить задуматься над собственными недостатками. И как случается только с настоящими писателями, повести и сказки Тамары Крюковой вдохновляют школьников на создание собственных произведений.

– Будучи детьми, мы с вами часто играли в то, что психологи называют сегодня ролевыми играми: в продавцов, учителей, врачей, космонавтов, милиционеров. Потом эти игры помогли нам выбрать любимые специальности. Игра готовит ребенка к жизни, тем более если он играет не один, а с другими детьми. В игре он проявляет свой характер, совершает какие-то поступки, учится влиять на других детей и в то же время подчиняться им. В общем, учится жить. А сейчас я смотрю на ребятишек на улице: они даже в «классики» не прыгают.

– И что же делать?

– Надо возвращать детей к игре. Возможно, на первых порах взрослые даже должны помочь им ее организовать во дворах. Это очень важно, потому что без игры нет и фантазии. А еще фантазию развивает чтение. Некоторые думают, что фильмы. Нет, именно книга, потому что писатель, каким бы он ни был хорошим, никогда не сможет представить словами свою картину жизни. Ребенку обязательно придется что-то домысливать, становясь в какой-то степени соавтором писателя.

– Сегодня весьма развит рынок так называемой массовой литературы для детей. Как вы относитесь к ней?

– Это книги, которые можно читать с увлечением, но через месяц вообще забыть. Но, в принципе, если ребенок читает хотя бы «массовую» литературу, завтра он вполне может перейти к серьезной, классической, ведь грань между ними очень тонкая. В «массовой» тоже заложена какая-то мысль. В этих книгах тоже может присутствовать философия, но только выраженная очень просто, легко, незатейливым языком, без «подтекста» и скрытого смысла, метафоричного иносказания. Главное, чтобы ребенок читал. Пока он с книгой, его душа думает, трудится.

– А что, на ваш взгляд, более интересно детям в ваших книгах: закрученный сюжет или взаимоотношения ребят, психология школьников, которой вы уделяете немало внимания?

– Я думаю, и то и другое. Взять, например, фантастическую повесть для подростков «Ловушка для героя» и ее продолжение «Гений поневоле». В обоих произведениях школьник попадает внутрь компьютерной игры и становится ее действующим лицом. Я точно знаю от самих ребят, что они с интересом следили за тем, как развиваются взаимоотношения Вики, ее названого брата Артема и их одноклассника Дениса. Убеждена, что многие проблемы возникают между людьми не потому, что одни желают зла другим, а из-за недопонимания. Мы все очень субъективно воспринимаем реальность. Одно и то же слово звучит для нас по-разному, каждый по-своему переживает одни и те же чувства, мы мыслим и чувствуем несинхронно. Но одни из нас хотят увидеть мир глазами близких им людей, войти в их положение, а другим это не надо. И в результате возникают обиды и конфликты. В этом дети и взрослые мало отличаются друг от друга.

Когда ребята читают литературу, построенную только на сюжете, им часто не приходится ставить себя на место героев, учиться чувствовать, выбирать тот или иной правильный поступок. Я иду по пути, по которому шел и мой любимый детский писатель Юрий Сотник, то есть стараюсь тщательно выписывать психологические портреты своих героев, объяснять мотивы их поступков. Вероятно, по этой причине школьники шлют мне письма, в которых просят совета в разрешении той или иной ситуации. Меня поразило то, что сегодня, когда и детей и взрослых с помощью рекламы, телевидения, книг зомбируют на прямо противоположные чувства, эгоизм и соперничество, внушают: «Думай о себе!», «Забудь обо всем, кроме себя!», «Ты, только ты достоин самого лучшего!» – герои моих книг нравятся подросткам, прежде всего потому что они – хорошие друзья, на них можно положиться, они – порядочные, честные! Это то, к чему дети тянутся!

– Встречаясь со своими читателями в школах, вы советуете им заниматься творчеством?

– Я не даю такого совета. Но, видно, что-то заложено в моих книгах, что ребятам самим хочется писать. Мне рассказывали, например, что, прочитав мой роман «Гордячка», девочка написала сочинение, и не потому, что его задали в школе, а по собственному желанию. Написала и принесла учителю. Та почему-то была поставлена в тупик этим поступком. Должно быть, ее шокировало, если так можно сказать, ненормированное творчество ребенка. А может, эта учительница приняла мое творчество «в штыки», не будучи знакома с ним. Ей, верно, казалось, что если я не Пушкин, а Тамара Крюкова, значит, читать мои книги «не полезно». Не все учителя сегодня доверяют новой детской литературе. Когда я приехала в эту школу выступать, эта учительница на встречу со мной не пошла. Но после сочинения девочки все-таки купила и прочла мою книгу. Я бы поклонилась этой учительнице в ноги. Потому что я понимаю, как тяжело менять свои взгляды иному пожилому человеку.

– А как вы стали писателем? Можно ли угадать свое призвание еще в детстве?

– Сейчас мне кажется, что я родилась, уже зная, что буду писать.

Во мне «спал» писатель. Но тогда мне не встретились взрослые, которые бы вдохнули веру в то, что когда-нибудь и я смогу создавать книги. Живого писателя я впервые увидела лишь в двадцать с хвостиком.

В старших классах я вдруг захотела пойти в математический класс, который тогда только что открылся. Сыграло свою роль мое честолюбие. Как же! Я, да не попаду в новый класс, где будут учиться лучшие ребята со всего города?! До 9-го класса я была круглой отличницей… И тут мне не повезло. На экзамене я получила по математике четверку. Это была грандиозная неудача. Ошибка-то была глупой. Но тогда же я впервые задумалась о своем будущем, о вузе, в который надо поступать. В результате 30 выпускников нашего класса пошли в технический вуз, одна ученица в музыкальное училище, ну а я… на иняз.

Английский, как ни странно, привел меня в конце концов в литературу! Правда, этот путь был долгим. Если бы в нашей школе существовало профильное гуманитарное обучение, кто знает, может быть, мне было бы в жизни капельку легче.

Так как я стала к концу выпуска лучшей студенткой, то после распределения меня направили на работу в Египет переводчиком на алюминиевый завод. Я оказалась посреди пустыни, в 700 километрах от Каира! 1978 год. Никаких развлечений. И тогда в свободное время я научилась прекрасно шить, готовить и… чеканить по металлу! Но, главное, в пятидесяти километрах от завода находились развалины храма египетской царицы Клеопатры, в котором она провела свои последние дни. Об этом храме я написала поэму «Клеопатра». Это был эксперимент с ритмом, с рифмой. Поэму решила показать какому-нибудь авторитетному литератору. Когда приехала в Москву, меня отрекомендовали известному журналисту Виктору Липатову, брату автора деревенских детективов про милиционера Анискина, Виля Липатова. Это была веха в моей жизни! Липатов прочел мою поэму и сказал: «Знаете, стихи вы писать не будете. Настанет время, и вы придете к прозе». Это был первый человек в моей жизни, который предрек мне будущее литератора. Второе, что он сказал: «Когда вы что-нибудь делаете в творчестве, вы никогда не должны думать, что у вас не хуже, чем у других. Вы должны желать, чтобы у вас было лучше! Только тогда вы чего-нибудь и добьетесь».

Это стало моей заповедью на всю жизнь: не ориентироваться на «серость», которую тоже ведь довольно часто публикуют. Начинающие авторы нередко впадают в эту ошибку, удивляются: «Почему меня не печатают? Ведь я пишу не хуже Иванова или Петрова». А надо писать не «хуже», а лучше! Наверное, Липатов ничего особенного мне тогда не сказал. Но именно его слова запали в душу. Они пришлись очень кстати: со временем я действительно стала писать прозу.