Гений мемуаристики не любил Маркса

В Литературном институте имени Горького стало одной мемориальной доской больше. Она открыта на дверях комнаты, где 190 лет назад, 6 апреля 1812 года, родился Александр Иванович Герцен. (Известно, что творческий вуз расположен в московском особняке знаменитого революционера и писателя). Сейчас в упомянутой комнате располагается кафедра русской классической литературы и славистики. В тот же день в институте прошла научная конференция, посвященная дню рождения писателя.
Герцена можно рассматривать по-разному. Существует диссидент Герцен, уехавший за границу не за свежей немецкой колбасой, очень многое здесь оставив. С одной стороны, мы помним, кого разбудил его “Колокол”, с другой стороны, знаем Герцена как талантливого прозаика. С третьей стороны – как мемуариста. При имени Герцена вспоминаются в первую очередь не “Сорока-воровка”, не “Доктор Крупов”, а “Былое и думы”. Это один из лучших мировых мемуаров. Так же, как в свое время Пруст и Джойс что-то открыли в своей области, и Герцен совершил переворот в мемуаристике. Это не обычные мемуары,это особый, очень сложный жанр интеллектуальных мемуаров.
Достоевский среди всего прочего сказал о Герцене: “Поэт берет в нем верх везде и во всем, во всей его деятельности. Агитатор-поэт. Политический деятель-поэт. Социалист-поэт. Философ и в высшей степени поэт”. Часто слово “поэт” употребляют метафорически, имея в виду повышенную чувствительность, эмоциональность. В отношении Герцена все сложнее. Единственное дореволюционное исследование о Герцене-литераторе так и называлось – “Герцен-писатель”. Написал его Алексей Веселовский, брат известного академика. Он отмечал, что ранним произведениям Герцена предъявлялись те же претензии, что и лермонтовскому “Герою нашего времени”. Первая напечатанная повесть Герцена, “Записки молодого человека”, появилась практически в одно время с романом. И Лермонтова, и Герцена обвиняли в неумении писать романы. Не выдержан план, повествование постоянно “съезжает” на главного героя, который страшно “выпячивается”, всюду “я”, “я”, “я”. Исходя из аналогичности упреков, Веселовский заключает, что авторы двух упомянутых книг, не имея возможности друг на друга повлиять, были “поэтами в душе”. Что касается Лермонтова, то он реализовался как поэт. Те приемы, что применял в поэзии, он перенес и в роман. Печорин приобретает черты лирического героя, на все смотрит сквозь призму своего “я”. Сейчас это кажется обычным делом, но в то время выходило из рамок.
Герцен – из тех писателей, кого можно считать бессмертным. Как ни странно, но в советское время его мало изучали как писателя, главным образом – как революционера и социалиста. Заметим, что Герцен был врагом Карла Маркса, а его сторонников называл “марксидами”. Но подробнее об этом, а также о герценовских идеях социального устройства общества можно прочесть в “Былом и думах”. Немалая часть России его не жаловала, но многие уважали.
Необычны и другие произведения Герцена. Повесть “Доктор Крупов” напоминает стилизованное исследование по психиатрии. “Сорока-воровка” излагает реальную историю молодой крепостной актрисы, подвергавшейся домогательствам помещика. Чтобы ему отомстить, она заводит роман на стороне… Эту историю Герцену рассказал Щепкин. Мы сталкиваемся с документальным произведением в оболочке художественного. О романе “Кто виноват?” говорил еще Белинский, что это в сущности не роман, а ряд биографий, мастерски написанных и связанных. Мы не видим Герцена как поэта (в прямом смысле), но видим достаточно своеобразного писателя. При этом он не любил прозу в обычном смысле слова. Критически писал о современных ему романах – Гончарова, Достоевского, об “Отцах и детях” Тургенева. У Толстого выше “Войны и мира” ставил “Детство”, “Отрочество” и “Юность”. Это в какой-то мере неудивительно. Как и мемуаристика Герцена, эти толстовские повести автобиографичны и по своей основе, и по манере повествования. Герцен полагал, что историческая, реальная личность может дать больше ответов и поставить больше вопросов, чем любая придуманная. Герои романов похожи на анатомические слепки из воска, и такой слепок может быть выразительнее внешне, типичнее, но в нем не может быть того, что знал анатом о внутреннем в человеке. Такое сравнение проводил Герцен. У статуи все снаружи, внутри нет ничего. Только в дневниках и мемуарах отражается реальная жизнь со всеми ее сложностями.

Федор ТОННЕЕВ