Где шесть округов из десяти?

Понятно, что каждый финалист – это представитель конкретной школы и конкретного округа. Обращает на себя внимание, что в десятке финалистов по три педагога – из Центрального и Западного округов, двое – из Восточного округа, один – из школы Юго-Западного округа и один – из школы городского подчинения. Что это означает? В этой четверке округов создана своя оригинальная система подготовки педагогов к конкурсу? Каждый из десяти финалистов – выдающаяся творческая личность, у которой изначально были высокие шансы на победу? Жюри предвзято подошло к определению победителей-финалистов? Конечно, не бывает несколько первых мест, оно всегда одно, правда, Москва знала конкурсы, в которых победителями на городском уровне были признаны как раз по одному финалисту из каждого округа, но в этом году, как видим, такого пропорционального представительства не произошло. С чем связано такое решение Большого жюри, чем оно руководствовалось? На эти вопросы мы предложили ответить председателю Большого жюри Галине Китайгородской.

– Галина Александровна, почему десять финалистов, а не пять, как обычно? Жюри оказалось не в состоянии выбрать пятерку?

– С одной стороны, не было одного конкурсанта, который бы с самого начала, как было в предыдущие годы, выделялся очевидно. Мы не могли сказать: вот он, не были как-то нацелены на этого одного внутри себя. Ни разу не прозвучало на обсуждениях в жюри, что вот как здорово выступил этот. Говорили, как хороши этот, этот и этот. Слишком ровненько получалось, то есть можно было выбрать пятерку, но тогда следующие за ними по рейтингу пятеро совершенно спокойно могли бы заменить эту выбранную пятерку.

– Правда ли, что баллы многих совпадали до сотых балла?

– Не то что совпадали, просто разница была малой – в 2-3 балла, а это, извините, не существенный разрыв. Разрыв тогда, когда отличие исчисляется сразу в десятке баллов. Тут таких разрывов не было. Протокол я подготовила и всегда имею возможность объяснить и отстоять позицию жюри.

– Почему шесть округов остались за бортом, а в десятке представители всего лишь четырех? Может быть, логичнее было бы выделить из каждой окружной тройки по одному человеку, и все были бы довольны?

– Поразительно, но есть несколько округов, которые из года в год показывают высокопрофессиональный выбор своих троек. Что я могу с этим сделать, ведь их конкурсанты отличаются тем уровнем подготовки к этому конкурсу, который и требуется. У нас есть одно несовпадение: я предупреждаю округа, что мы на финале выбираем не просто лучшего, а того, кто потенциально может побеждать на Всероссийском конкурсе. Мы не можем не думать о выступлении на Всероссийском конкурсе, когда проводим городской финал. У меня здесь происходит небольшая нестыковка, потому что округа выбирают лучшего в округе, но не так ориентированы на Россию, как мне бы того хотелось.

– Округа сами не те критерии выбирают при отборе?

– Критерии выдвигаем мы, поэтому они должны им подчиняться, но что-то происходит, чего я понять не могу. То есть я понимаю, что не во всех округах одинаковый уровень тех, кто готовит к финалу, вообще к конкурсу, неодинаковый уровень жюри, которые оценивают на окружном уровне тех, кого выбирают. Разные они в разных округах.

– У них разный уровень видения того, какой должен быть учитель-победитель?

– Да, разный уровень видения. Мне иногда очень трудно объяснить представителю округа, почему его конкурсант на финале был плох. Они меня не понимают, говоря: нет, он очень хорошо давал урок. Я отвечаю, что он не мог хорошо давать урок, так как у него есть совершенно четкий уровень, но неприемлемый для финалиста. Как нам тут стыковаться? В этом году я два часа рассказывала финалистам после завершения конкурса об их ошибках и что должно быть, чтобы такие ошибки не совершать. Я не только оцениваю конкурсантов в жюри, но еще и учу их.

– А рассказываете ли вы это окружным методистам?

– Не только рассказываю, но и специально встречаюсь, чтобы рассказать обо всех ошибках, которые были. А что еще я могу делать?

– Нет округа, в котором бы не старались готовить конкурсантов наилучшим образом – курсы, семинары, конференции, открытые уроки, работа с методистами. Так в чем, на ваш взгляд, дело?

– Скажите, а что на этих курсах дают и кто ведет эти семинары? Я не знаю, что им там говорят, если я на конкурсе слышу на уроках такие слова, как «технология критического мышления», «технология коммуникативной компетенции»? Кто этому конкурсанту вложил в голову такие формулировки? А ведь вложили же, он сам их не придумал. Я говорила конкурсантам: «Если бы вы говорили своими словами о том, что вы делаете, насколько это было бы правильнее! Но прежде чем употреблять «ученые слова», загляните в словарь, и вам самим станет ясно, что так говорить нельзя». Мой папа говорил так: «Когда нет науки, есть слова-чудовища!» В педагогике, к сожалению, появилось огромное количество слов-чудовищ, и этим заменяется наука, которой нет.

– Так, может быть, уже назрела такая ситуация, когда тех, кто готовит этих учителей к конкурсу, нужно тоже изначально готовить?

– Господи, да я каждый год это предлагаю руководителям окружных научно-методических центров и методических служб! Я говорю: «Давайте мы сначала поработаем с теми, кто готовит конкурсантов, а потом уже будем знать, что те, кто их готовит, такую ахинею, как «технология критического мышления», в голову не вложат».

– От этих предложений они отказываются?

– Нет, не отказываются, но и ничего не делают для этого. Я не могу никого заставлять, я могу только предлагать. И так с моей стороны в высшей степени гуманно брать на себя такие нагрузки.

– Сегодня часто слышу критику жюри: отвлекались, смеялись, выходили из зала во время мастер-классов, в результате члены жюри были невнимательны и не смогли принять правильное решение. Вы с этим согласны?

– Нет! Так говорят для того, чтобы отвлечь внимание и объяснить, что неудача конкурсантов случилась не из-за их подготовки. Я потом рассказывала этим критикам, почему некоторые конкурсанты не имели никаких шансов попасть в пятерку, а порой и в тройку, представлявшую округ, кстати, критики со мной в результате согласились. Во всяком случае, на словах в разговоре со мной это произошло.

– То есть у вас нет претензий к составу жюри?

– Не только нет претензий, но я очень довольна этим составом жюри: Головнер, Савенков, Ямбург, Глозман, Стародубцев, Кухтинская, Любимов и другие. Мы сидели как проклятые и работали сутками.

– Впервые в этом году произошло довольно неприятное событие: одному из членов жюри предложили заплатить за то, что он проголосует в пользу какого-то конкурсанта и будет его лоббировать. Как вы это расцениваете?

– Это для меня просто удар под дых. За семь лет, что я возглавляю жюри, мне казалось, люди поняли: более честной, более открытой организации финала конкурса быть не может. Для меня такое событие, как попытка подкупа, безумно оскорбительно.

– Когда наш номер выйдет в свет, вы будете еще определять абсолютного победителя конкурса «Учитель года Москвы-2009». Шансы на то, что вы его все-таки определите, есть?

– Есть, мы уже определили пятерку лучших, среди них – лучший, имя которого мы назовем 27 апреля.