На чтение: ≈ 17 мин.Часто по дороге на обочинах, лесных полянках нам встречались аккуратные штабеля бревен. Это могли быть как довольно толстые «мерные» сосновые стволы с наспех обрубленными сучьями, так и березовые жерди, и пеньки, и вязанки хвороста. Все это результат работы местных лесорубов. Чаще всего это не производственные бригады и не артели, а всего лишь один (плюс, конечно, члены семьи) хуторянин. Лес вокруг его усадьбы – это его собственность, которой он распоряжается по своему усмотрению. Впрочем, не совсем. На страже природных (не только лесных) богатств Финляндии стоят ее законы. Километрах в двадцати от местечка Оуланка мы остановились на ночлег неподалеку от небольшого хутора. Нам повезло, в редком соснячке метрах в ста от шоссе увидели деревянную хибарку, которая оказалась пустой. В ней и решили провести ночь. Не успели расчехлить велосипеды, как услышали в отдалении треск бензопилы. После ужина (хоть время позднее, но было еще светло, и спать не хотелось) решили прогуляться. За распадком на полянке увидели парня, который валил деревья. Работал он аккуратно, не спеша, вроде как с ленцой. Беседа с нами была для него (так мы, по крайней мере, это восприняли) естественной передышкой. От молодого лесоруба мы и узнали некоторые тонкости лесоводства в Финляндии.
– Это наш семейный лес, – сказал он, откидывая накомарник и закуривая. – Еще от прадеда. Спиливаю я, как вы видите, не всякое дерево, молодое и здоровое не трогаю, а совсем высохшее или надломленное зимой, поврежденное морозом. А вон тот нижний участок мы молодыми сосенками засадили. Это как детям наследство…Лес в Финляндии рубят, щепки хоть и летят при этом, как в сибирской тайге, но летят в заданном направлении и обязательно в дело и для дела. Ничего в результате не пропадает. На все виды древесного ассортимента находится промышленный спрос. Это существенный стимул для лесорубов, которые находят потребителей даже для щепок, пеньков, обрубленных сучков, хвороста. Кстати, название финского научного центра «Пилке» переводится как «щепка». В центре посетители могут ознакомиться с выращиванием деревьев, их обработкой и транспортировкой. Здесь же (а это уже о воспитании любви к природе) можно попробовать заблудиться в лесу, спеть в лесном караоке, поохотиться и приобрести оригинальные поделки из дерева.Один из важнейших принципов лесоводства Финляндии – приближение природы к ее первозданному облику, сведение к минимуму изменений в природных циклах. Поэтому тут на всех хуторах действует незыблемое правило (заведенное еще, кстати, дедами-прадедами): срубил одно дерево – посади два новых. В стране давно отказались от сплошных вырубок. Деревья удаляют, как правило, выборочно. Что и продемонстрировал нам молодой лесоруб (кстати, это оказалось его побочным занятием, сам он по профессии учитель). Новое насаждение на вырубках зарождается естественным путем с помощью семян с ближайших деревьев.Отношение финнов к окружающей их природе – это порядок, инструкция, строка закона (уничтожение лесов в стране было запрещено еще в 1886 году). Но в то же время это и их культурный стержень («право каждого на природу»), образ жизни. Спокойной, безбедной и достойной. А еще, как мне кажется, часть (возможно, главная) их представления о счастье.Что с воза упало…Я привычно сунул руку в среднее отделение поясной сумки, но там было пусто. Потом проверил все карманы. Особо еще не беспокоился. Где-нибудь да отыщется, не иголка. Но когда я обшарил все, чем был обвешан велосипед, перетряхнул все вещи и обшарил весь рюкзак, даже добрался до аптечки, и маленького плоского предмета нигде не оказалось, мне стало по-настоящему тоскливо. Будто вдруг лишился какого-то очень важного органа, которым наделила природа. Таким сегодня для многих является мобильный телефон. Он не только средство связи (единения!) с окружающим миром. Для многих этот волшебный компьютерный ларчик и есть мир с его красками, звуками, страстями. В путешествиях я почти не пользуюсь мобильником. К счастью, он не стал моей плотью и не завладел ни умом, ни душой, которым для полноты жизни и гармонии вполне хватает дорожных впечатлений. Разве что приходится иногда сверять маршрут по карте, которая высвечивается на экране, да изредка послать родным весточку о своем местонахождении, ну, может, еще вечером в палатке потешить себя каким-нибудь шлягером или бардовской дорожной песенкой. И все же потеря дорогой и иногда действительно очень нужной, вряд ли чем-нибудь сегодня заменимой (почтового голубя я с собой не прихватил) вещицы повергла меня в глубокое и сильное уныние. «Пошутит черт и вернет», – пытался утешить товарищ. Это не первое с Василием Носенко совместное путешествие. И никогда он за шуткой в карман не лезет. В дороге это часто компенсирует любые потери. Я молча с ним согласился, но на душе легче не стало. С этим камнем на сердце я и заснул. А утром пришло решение обследовать обочины, где мы вчера по разным причинам останавливались. Появилась цель, и наметилось конкретное действие. На одном дыхании я проскочил отрезок пути, который мы проделали накануне. Это почти тридцать километров. Стремительная утренняя гонка по пустынному ровному шоссе с одновременным обшариванием взглядом обочин изрядно встряхнула и даже взбодрила меня. Пропажа, как и ее поиск, вдруг предстала очередным дорожным приключением. Мобильника я, конечно, не нашел. Что с воза упало, то пропало. Низкий поклон чумаку-философу, снабдившему странствующее человечество этой дорожной сентенцией. Добрался я почти до окраины городка, где мы в раздевалке на пляже провели ночь. Рядом через дорогу находилась кафешка, куда мы забегали за кипятком. Им я и решил подкрепиться, прежде чем пуститься в обратный путь. По инерции (мысль о потере, хоть уже и была подернута пеплом, но еще теплилась в голове) спросил о мобильнике. Бармен, длинный, молодой и подчеркнуто вежливый финн, полез под прилавок и протянул мне знакомый (ну очень знакомый!) маленький плоский предмет: «Вот, какой-то человек передал». Чудес не бывает, случаются подарки и сюрпризы дорожной судьбы, которая возвращает потери. И часто происходит это довольно буднично, даже порой без всплеска радости. Я и не стал ее выражать, когда вернулся назад. На немой вопрос Василия, лениво потягивающегося, чуть припухшего от сна (оторвался, пока я отсутствовал), просто пожал плечами и сказал: «Судьба». И больше ничего не добавил. Ни про потерю, ни про находку. Вечером поднял тост. За судьбу. Дорожную судьбу (а не шутника-черта!), которая вернула мне потерю. Произошло это не на прямом степном шляхе, в пыли которого пропадает все, что падает с воза, а на тоже прямой, но ровненько и чистенько размеченной финской шоссейке. Тут тоже случаются потери (куда ж от них деться), но судьба награждает и находками. Финский нож (в народе «финка») и финский домик, финская леска и финская водка, финская обувь и финская мебель. В них бытовая повседневная насущность (в ножах и крепких напитках, увы, тоже), вкусовая изюминка простоты и безыскусности, удобство, легкость без претензий на особое изящество, вроде бы и недолговечность, однако и необыкновенная надежность. Сюда же и финский характер – сдержанный в словах и поступках, строгий и даже холодноватый, эмоционально закрытый – без «гримас» печали и радости. Однако умеющий и постоять за себя, и проявить свою цельность и крепость. Американский фонд Fund for Peace оценивал Финляндию как самую стабильную страну мира. И это тоже о характере. Как страны, так и тех, кто ее населяет. Кстати, для финнов очень важную роль играют доверие и безопасность. Согласно опросам и исследованиям чаще всего потерянные или забытые вещи возвращаются к своим владельцам только в Финляндии.Вот я до поры до времени и приструнил эмоции, сдержал радость (это, правда, мне стоило немалых усилий), скрыл подарок судьбы. Сыграл роль, проявив финский характер (свой украинский при этом, правда, никуда не делся), или решил (тоже, наверное, роль) таким судьбоносным дорожным даром и своего спутника, у которого еще пока никаких потерь не случилось, наградить? До сих пор это для меня загадка. Впрочем, уже нет. Ждет новая дорога.Чья скорбь?Поле было усеяно камнями. Их принесли сюда люди. Приносили и вкапывали в землю один возле другого, ровными рядами. Каждый камень (они примерно одинакового размера) – это чья-то душа. Конкретно чья, неизвестно. Имен здесь нет. Есть просто память о тысячах погибших в кровавой бойне. Каменное поле – часть мемориального комплекса, посвященного «зимней войне». Так финны называют войну 1939‑1940 годов. Центральная часть мемориала – памятник «Раскрытые крылья». На площадке посреди каменного поля высятся четыре сросшиеся с друг другом бетонные дуги. Это, по задумке автора Эркки Пуллинена, оберегающие крылья, что распростерлись над полем. Между дугами растянуты сто пять медных колоколов. По одному на каждый день войны. При малейшем ветерке они тихо позванивают. Это говорят души погибших…Серые облака стали быстро заволакивать (их, кстати, в этих северных краях так и называют – «наволоч») небо. Начал накрапывать дождь. Нужно было торопиться. До города Суомуссалми, где, возможно, найдется какое-нибудь укрытие, оставалось километров двадцать. Но мы решили задержаться возле мемориала. От административного здания, музейных павильонов, кафешек и сувенирных магазинчиков разбегались тропки, по обочинам которых в кустах стояла старая военная техника: танки, бронетранспортеры, пушки. Вроде музейные экспонаты, но в то же время не покидало чувство естественности, «военной» правдоподобности. Создавалось даже впечатление, что техника выставлена тут не для обозрения, а брошена за совершенной ненадобностью. Однако надобность была. И дело не только в полноте музейной экспозиции. Мимо танков и пушек тропинки выводили к полю, усеянному камнями…На окраине одного поселка я обратил внимание на деревянную церквушку в окружении молодых елочек. Напротив нее стоял памятник. На низком постаменте сидела сильно сгорбленная старуха. Просто сидела, склонив голову к коленям, и, понятное дело, молчала. Однако мне почему-то, когда подошел ближе, вдруг послышалось тихое всхлипывание. Поза старухи выражала очень сильную печаль. «Itkiya» – прочитал я надпись на постаменте. Позже мне перевели ее. По-русски (даже количество букв совпадало) это «скорбь». Именно ее символизировала скульптура. У женщины не было имени, скорбь тоже безымянна. Она бродит по планете, не жалея ни молодых, ни старых, ни бедных, ни богатых. В любую минуту горе может поселиться между людьми. От него никто не застрахован, как от ливня, мороза, засухи. Есть ли в этом вина людей? Может, есть, а может, и нет. Если есть, то это уже конкретные ситуации, случаи и конкретные имена. Речь о войнах. О тех, кто их развязывает, и о тех, кто гибнет на поле брани, безвинно страдает. Речь не о поражениях и победах. Речь о скорби. А еще о памяти. «Этот памятник – дань уважения ветеранам и всем участникам войны 1939‑1940 годов, а также всем пострадавшим от нее. Размещенные на площадке камни символизируют павших в боях финских и советских солдат». Такую надпись (на финском, английском и русском языках) я прочитал на щите перед каменным полем. Мы уже собрались покинуть мемориал (дождь усиливался), когда увидели еще один памятник. Не могли не задержаться возле него. Это был барельеф молодой женщины, которая на протянутых руках держала длинное покрывало. Таким рушником славяне обычно встречают дорогих гостей. А еще провожают в последний путь. Под фигурой женщины в камне выбита надпись: «Україна молиться за душі загиблих». Вот такой след на нашем «варяжском» пути. Скорбят в далеком северном краю, молятся в полуденных землях. Разные народы, но скорбь и молитва у них одна. И всегда своевременна будет надпись, которая обрамляет фигуру украинки (в ней явно угадывалась украинская Берегиня – Богородица): «Вони перекують мечі свої на лемеші. Не підніме меча народ на народ». Так выбито на камне. Так и осталось в памяти. Без перевода. Очень понятные и актуальные слова. Пусть так и пребудет не только на финской земле. На всем пути «из греков в варяги». Ныне и вовеки веков.
Выбор читателей
Комментарии