Жизнь
Душные и грязные, грязные и удушливые “недра земные”. Мерзость и запустение… Воистину счастлив, кто лишен необходимости спускаться в них. Знакомая станция, метро “Новокузнецкая”, изогнутые своды со следами былой “имперской” роскоши. Мраморные скамьи со спинками, увитыми резными виноградными кистями. Здесь, наверху, тогда, до сооружения транспорта будущего, был Храм Параскевы (Пятницы). Близ него – целебный источник.
десь ходили когда-то совершенно другие люди с иными глазами и лицами. Иногда мне кажется, что они вообще были другой народности или само понимание этих слов – “народ”, “род”, “племя” было другое. Другие люди, другие нравы, другая одежда, другие мысли… другие души? Медленно с благоговением, осеняя себя крестным знамением, подходили они к целебному источнику, возглашая: “Целителе отроче Артемие, моли Бога о нас”. Особенно зимой, в Крещение Господне, когда вода имеет удивительный вкус и целительную свежесть. И исцелялись больные, слепые становились зрячими, ожидающие потомства зачинали вскоре во чреве, каждому по Вере его…
о времена менялись, и пришли “они”… И с “их” приходом многое ценное и необходимое стало бывшим… Храм снесли, а источник заложили бетоном и асфальтом. Но живое не желало быть бывшим, во всем и всюду проявляя себя. Жизнь искала и находила выход. И вот мраморные своды “недр земных” не выдержали, дали трещины, и по стенам тем, близ скамей, тоже бывших, взятых “ими” для прикрас из другого разрушенного Храма, заструились слезы отрока Артемия. Переполненные вагоны, словно гигантская гусеница-монстр, извиваясь, со скрежетом несутся в узком безвыходном чреве. Но вот наконец-то нужная станция с другим новым-старым названием, на бывшем месте. Быстрее наверх, продираясь через толпу, на воздух. Здесь тоже когда-то были монастырь и площадь его же имени и одноименный бульвар – Страстной. Нынче тут другие вывески. Горящие огромные и призывные буквы “М”, начальная буква имени богатого заокеанского дядюшки. Вереницы ожидающих доступа к оборудованным, почти автоматизированным кормушкам получить свою порцию, две порции “двойной биг”, “двойной мак”… Гнойные ручейки, кровоточащие раны на теле бывшей площади с некогда благоухающим, окаймленным липовыми рядами бульваром. Другие, страждущие другой пищи…
снова туда, во “чрево земное”. Извилистые подземные переходы, пыльные и смердящие, разложение, распад, демократизация окружающего. Заманивающе выставленные различные части и органы тела, подмигивающий и подмаргивающий анатомический театр плакатов. Там же, на полу, совсем другие фигуры – искалеченные, обезображенные нищетой, пьяные, голодные, просящие на опохмел… Откуда они? Где они раньше были, почему валяются здесь в грязи, выставив напоказ для пущей жалости свои ампутированные конечности? А там, за изгибом перехода, трубач выдувает свое одинокое соло…
Олег ЕФИМОВ
Москва, декабрь, 1996
Вкратце
Две стороны семейной жизни
Белая.
Городской конкурс молодых семей состоялся в Иркутске. В чем только не соревновались родители и их дети: в стихотворных импровизациях и составлении букетов, в знании детских кинофильмов и героев популярных мультиков и в знании истории родного города… А хобби! От резьбы по дереву и вышивки картин крестом до любительских фильмов в стиле “Сам себе режиссер”. Непременное условие для участников конкурса – каждая семья должна знать свою родословную. А на заключительном этапе рассматривался проект-аппликация “Дома мечты”. Победили дружные и веселые Шамбуровы. Призы и подарки ошеломили – аудио- и видеоаппаратура и бытовая техника от знаменитых фирм.
Черная.
Когда в одно из отделений милиции города Братска позвонила женщина и заявила, что ее хочет убить муж, стражи порядка вызов приняли, правда, с изрядной долей скепсиса. Много таких звонков преследуют лишь одну цель – попугать ретивого супруга милицией. Да и чем можно убить жену? Скалкой?
Однако арсенал супруга потряс даже видавших виды милиционеров: у него были изьяты граната РГД-5 с запалом, граната Ф-1, 2 взрывателя от мины, 100-граммовая толовая шашка и самодельное взрывное устройство.
Виктория ГАЛКИНА
“Колония малолетних преступников”
Глава из “Дневника писателя” Ф. М. Достоевского
был в колонии малолетних преступников, что за Пороховыми заводами. Мы отправились в теплый, немного хмурый день и за Пороховыми заводами прямо вьехали в лес, в этом лесу и колония. Что за прелесть лес зимой, засыпанный снегом! Тут до 500 десятин лесу пожертвовано колонии, и вся она состоит из нескольких деревянных, красиво выстроенных домов, отстоящих друг от друга на некотором расстоянии. Все это выстроено на пожертвованные деньги, в каждом доме живет “семья”. Семья – это группа мальчиков от 12 до 17 лет, и в каждой семье по воспитателю. Мальчиков положено иметь до 70, судя по размерам колонии, но в настоящее время почему-то всего лишь 50 воспитанников. Каждый воспитатель в каждой “семье” не только наблюдает за тем, чтобы воспитанники убирали камеру, но и участвует вместе с ними в работе. Сам вместе с ними принимается мыть и вымывает пол. Это уже самое полное понимание своего призвания.
…Самое сильное средство перевоспитания, переделки оскорбленной и опороченной души в ясную и чистую есть труд. Трудом начинается день в камере, а затем воспитанники идут в мастерские. Изделия продаются в пользу воспитанников, и у каждого таким образом скопляется что-нибудь к выходу из колонии.
Другое средство их духовного развития – это, конечно, самосуд, введенный между ними. Единственное наказание – отлучение от игр.
…Я видел всех за обедом, обед состоял из простых блюд, но был здоровый, и сытный, и прекрасно приготовленный. На первое подают суп или щи с говядиной, на второе – каша или картофель. Поутру, вставши, чай с хлебом, а между обедом и ужином – хлеб с квасом. Гуманное и до тонкости предупредительное обращение с мальчиками воспитателей, мне кажется, не совсем достигает в некоторых случаях сердца этих мальчиков. Им говорят “вы”, даже самым маленьким. Это “вы” показалось мне несколько натянутым.
Когда мы обходили камеры, они были пусты: дело праздничное, и дети где-то играли, но тем удобнее было осматривать помещения. Никакой ненужной роскоши… Койки, например, самые простые, железные, складные, белье на них довольно грубого холста, одеяла тоже весьма нещегольские, но теплые. Воспитанники встают рано и сами, все вместе, убираются, чистят камеры и моют полы.
Я осведомился: нет ли между мальчиками известных детских порочных привычек? “О нет, – поспешил ответить директор колонии, – воспитатели при них неотлучно и беспрестанно наблюдают за этим”.
“Зато, – добавил он поспешно, – у нас есть такие воспитанники, которые до сих пор не могут забыть колонии и чуть праздник – непременно приходят к нам побывать и погостить с нами”.
Надо признаться, что средства на колонию употребляются широкие, и каждый маленький преступник обходится в год недешево. Все четыре воспитателя люди не старые, даже молодые, и все вышли из семинарии. Они живут с воспитанниками совсем вместе, даже носят с ними почти одинаковый костюм – нечто вроде блузы, подпоясанной ремнем.
Мне говорили, что дети очень любят читать, то есть слушать, когда им читают, и что между ними есть хорошие чтецы. …Я видел их “библиотеку” – это шкап, в котором есть Тургенев, Островский, Лермонтов, Пушкин и т.д., есть несколько полезных путешествий. Все это сборное и случайное, тоже пожертвованное. Впрочем, я простился с колонией с отрадным впечатлением в душе.
“Вы, господа романисты, все ищете героев, – сказал мне на днях видавший виды человек, – а я расскажу вам один анекдот. Жил-был один чиновник. Этот скромный и молчаливый человечек до того страдал душой всю жизнь свою о крепостном состоянии людей, что стал копить из скромнейшего своего жалованья, отказывая семье во всем необходимом, и по мере накопления выкупал на волю каких-нибудь крестьян у помещика – в десять лет по одному. Во всю свою жизнь он выкупил таким образом 3-4 человек, и когда помер, семье ничего не оставил. Все это произошло безвестно, тихо, глухо”.
Вот бы нам таких людей! Я ужасно люблю этот комический тип маленьких человечков, серьезно воображающих, что они своим микроскопическим действием в состоянии помочь общему делу, не дожидаясь общего подьема и почина. Вот такого типа человечек пригодился бы в колонии малолетних преступников…
Да, эти детские души видели мрачные картины и привыкли к сильным впечатлениям, которые останутся при них, конечно, навеки и будут сниться им всю жизнь в страшных снах. Итак, с этими ужасными впечатлениями надобно войти в борьбу исправителям и воспитателям этих детей. Искоренить эти впечатления, насадить новые – задача большая…
p.S.
Обсуждать проблемы преступности несовершеннолетних – дело бесперспективное. Все равно зайдешь в тупик. Всем известно, что нет денег, нет специалистов, нет нормальных законов. Вот и новый Уголовно-исполнительный кодекс пока остается проектом, несмотря на безнадежную “отсталость” действующего кодекса. Похоже, пока у Думы дойдут руки до этого документа, он также успеет устареть. Между тем ученые приготовили в этом проекте, кроме всего прочего, целую реформу воспитательно-трудовых учреждений для несовершеннолетних преступников.
Об этом в следующем выпуске “Криминала”.
Комментарии