Евгений Стеблов:

Я изобрел новое амплуа – “советский неврастеник”

– Что для вас главное в творчестве?

– Авторство. Я не понимаю, когда говорят, что актер – профессия зависимая. Да, режиссер выбирает актера, но образ создает актер. Своей душой, своей плотью, своим мироощущением, своим восприятием действительности. Я всегда вношу свои предложения. Обычно они принимаются. Вплоть до того, что на съемках фильма “СВ” у Владимира Хотиненко даже организовали дополнительную экспедицию! Конечно, все эти предложения не выходят за рамки режиссерской задумки.

– Тут еще важно, чтобы сама задумка была интересной.

– Есть такая тенденция, особенно в современном театре при постановке классических пьес: вытягивают “одну ниточку”, совершенно игнорируя все другие. И как бы здорово это ни было сделано, все равно получается плоско. Классика многопланова, она не укладывается в прокрустово ложе мелких режиссерских амбиций.

– Как вы стали писателем?

– Это громко сказано – писателем. Литературные опыты у меня были и в юности, и в студенческие годы… Потом я был первым сценаристом Никиты Михалкова. Это была пятичастевая картина по моему рассказу – курсовая работа Никиты Михалкова и диплом оператора Игоря Клебанова. Пишу я, конечно, медленно и редко. Потому что мой творческий потенциал все равно реализуется в первую очередь на сцене… Тем не менее я никогда это не бросал. Одно время и журналистикой занимался, особенно много писал по заказу журнала “Советский фильм”, который работал на заграницу. В “Искусстве кино” напечатали мой очерк о Любови Петровне Орловой, после чего меня записали в “орлововеды”, и даже в документальном фильме о ней Григорий Васильевич Александров – он еще тогда был жив – ссылается на меня. Хотя я всегда ее любил и с большим уважением относился к ней, но как-то нежданно-негаданно оказался специалистом по ее памяти. Потом в журнале “Октябрь” была опубликована моя повесть “Возвращение к ненаписанному”, перевод вышел в Братиславе. В 1997, кажется, году вышла книжка “Не я”. Сегодня ее можно найти в магазине “Москва”. Там две мои повести, рассказы и сценарий моего сына.

– Сергей еще и пишет?

– Да, он написал пьесу, которую я поставил в театре “Вернисаж” на Беговой. Это был сумасшедший проект, потому что пьеса была написана для непрофессионала. Мы в гостях встретили Владимира Кучеренко, кандидата технических наук. Ну просто самородок, очень одаренный человек. И мне пришла в голову мысль: написать для него. Просто жалко, что такой актерский дар пропадает. Не только драматический, но и вокальный дар – он учился в свое время в консерватории. Пока я собирался, Сергей написал. Мне так понравилось, что я даже засмущался: я отец, могу быть субъективен. Показал пьесу некоторым коллегам. Ее хорошо приняли в театре “Вернисаж”. А сейчас Сережа окончил у Владимира Ивановича Хотиненко высшие режиссерские курсы, уже снял короткометражку “Оборотень” по собственному сценарию. Дебютировал и как режиссер, и как продюсер. Был участником Всероссийского детского кинофестиваля видео- и визуальных искусств. Сейчас он ищет средства для реализации полнометражного проекта… Может быть, что-то и проклюнется.

– А в “ТриТэ” он что делает?

– Это его штатная работа: он одновременно телевизионный режиссер, репортер и исполнительный продюсер. Это фирма Михалкова, возглавляет подразделение Виталий Максимов, а Сережа – его правая рука, если сказать просто. Поэтому он сочетает в себе эти три ипостаси в зависимости от проекта.

– Еще какие-нибудь общие творческие дела с сыном были?

– Я ставил для него спектакль в Щукинском училище, когда он учился. Несколько лет я там преподавал. Это отдельный разговор, почему я ушел из педагогики. В материальном смысле это совершенно нестимулированная работа, чистый альтруизм, на который просто нет времени. А сил уходит много – студенты требуют большой и искренней отдачи. Сережа мне говорит: “Пап, с тобой так любят работать все ребята, а я не мог, потому что это вроде как неэтично было, а вот на 4-м курсе, когда они полупрофессионалы, может быть, сделаем что-нибудь вместе?” Я говорю: “Ищи материал”. Они со своим однокурсником и другом Володей Жарковым предложили мне несколько вариантов. Я остановился на французской абсурдной пьесе “Диалог животных”, где человек разговаривает со своим котом. Жарков играл человека, потерпевшего катастрофу – психологическую, а Сережа играл кота. Это был интересный одноактный спектакль. Он очень нравился председателю ГЭКа – им тогда был Алексей Баталов, студентам… Но, к сожалению, кафедра не вся поняла этот спектакль, и мне пришлось давать разъяснения… А абсурдные вещи разъяснять очень трудно – их надо чувствовать.

– Сережа – ваш единственный сын?

– Да. Жена – экономист, сейчас она не работает, но домохозяйкой ее не назовешь – она очень активный человек. Сам я домашний. В общем-то, непостоянен во всем, кроме семьи.

– Вот как? И с друзьями тоже?

– Нет. В привязанностях я постоянен.

– Перемены любите?

– Не люблю, например, долго играть один спектакль.

– Какие роли больше всего вам нравятся? Спокойные, наверное?

– Я люблю роли не в зависимости от темперамента. Меня в работе привлекает прежде всего тема, а там уж, какие средства нужны для выражения этой темы, те я и использую. Так получилось, что большинство моих ролей требовали от меня очень большой отдачи. Причем смолоду. В 17 лет я попал в кино, фактически со 2-го курса института (фильм – “Я шагаю по Москве”), в театре – с 1966 года. Первый мой театр – Театр Ленинского комсомола, когда его возглавлял Анатолий Васильевич Эфрос. Я практически все время играю центральные роли за редчайшим исключением. И все время приходится выворачивать себя наизнанку. В Театре Армии, где я работал в 67-68-м годах, даже писали, что я новое амплуа изобрел: “советский неврастеник”. Хотя такого амплуа не может быть – советский или не советский, он просто неврастеник. Но такое писали. И я, надо сказать, от этого очень уставал. Я всегда стремился к какому-то покою. Стараюсь обязательно найти время прикоснуться к природе, хотя бы к той, которая в городе нам осталась, и как-то восстановить свои силы. Все думают, что я очень меланхоличный человек. Мне завестись легче, а затормозиться сложнее. Вот как “заведет” какая-нибудь идея, так и не успокоюсь, пока не реализую!..

Надежда ТЮРИКОВА