Этюды из детства Салон седьмого “А”

Я уже рассказывала, что мальчишек у нас в классе было немного и были они, в общем, неказистые. А вот девчонки, особенно к седьмому классу, превратились во вполне привлекательных барышень.
И если нашего нескладного Володьку Березовского я еще могла терпеть, когда он на школьной сцене подвывал, заливаясь краской: “Акулина, друг мой Акулина” – и с нелепым пафосом протягивал ко мне руки, то вне школы разговаривать с ним, как и с другими нашими “парубками”, было совершенно не о чем.
Короче, надо было срочно что-то предпринимать. Уж не помню, у кого из девчонок родилась эта идея, но школьная администрация умилилась нашей активности: найти для состязания в КВН (он тогда только входил еще в моду) сильный класс из другой школы. Но параметры для поиска были совершенно определенные и абсолютно неведомые для учителей: “разведчицам”, жившим возле других школ, поручалось обнаружить класс, где больше всего красивых, интересных мальчиков.
Такой вот КВН.
И мы их нашли! Абсолютно не помню, в чем мы соревновались и кто победил, но главное было сделано: несколько самых ярких красавцев были ненавязчиво приглашены в один из вечеров в гости к одной из нас, Наташе Ломейко, у которой родители были в командировке. И закрутилась потрясающая жизнь! О нет, эти вечера не были банальными попойками с танцами в темноте. Мы их называли “литературно-музыкальными салонами”. Квартира Наташки была выбрана еще и потому, что там в огромной комнате стояли громаднейшая пальма и старинный рояль. На креслах, журнальном столике и диване были небрежно разложены самые свежие номера журналов (“Юность”, “Ровесник”). А на столе – кофе, бутерброды, фрукты, сладости… Ну и, конечно, чисто символическая бутылочка вина (ее принес кто-то из красавцев). Неспешные светские разговоры, негромкое чтение стихов, музицирование на рояле или скрипке, которая всегда была с Сенечкой Коганом, ибо родителям говорилось, что он пошел на музыкальные занятия. Первый же вечер просто блестяще удался, ибо кто-то из красавцев притащил своего весьма экзотичного друга с угольно-черными глазами, жестким большим ртом, одет он был в желтую кофту с бантом. Все мы, конечно, знали, что так эпатировал публику сам Маяковский. А этого парня звали Сергей Сасов, и он не просто читал стихи, а заявил, что сейчас покажет нам, “как на сцене надо работать со стулом”. Схватил ближайший стул и, выкрикивая рифмы, вертел его и так, и сяк. В общем, полный восторг и экзотика!
Атмосферу сгущала также полная тайна от родителей (собирались еженедельно в той квартире, где в тот вечер родители отсутствовали).
Конечно, уже со второй встречи пошли перекрестные влюбленности, легко различимые по особому блеску глаз, шепоту в прихожей. Но вот что странно: так и не случилось ни одного романа, ни одного свидания. Может, как раз потому, что, играя в “избранных”, во что-то неземное и высокое, мы и впрямь друг друга чересчур боготворили?
Например, о Сенечке Когане я даже помыслить не могла что-то интимное, настолько он был не от мира сего со своей скрипочкой. И как же грустно мне было много лет спустя во время командировки в Запорожье просто сидеть у него в гостях с миловидной и вполне обычной женой. Да и в нем, тоже вполне милом, я не нашла даже тени того загадочного мальчика со скрипкой…
Но самым эксцентричным, как и следовало ожидать, оказался Сергей Сасов – тот, что в желтой маяковской кофте был. Через много-много лет, работая в редакции, я получила от него письмо, долго не могла вспомнить адресата (я ведь и видела его всего один раз). Письмо было из мест заключения. В невнятно-патетическом стиле он просил меня переписать для него стихи Мандельштама и выслать довольно крупную сумму денег, объясняя подробно, как и где их спрятать при пересылке.
Мандельштама я послала, деньги слать и не подумала.
Но это все суета, а суть в том, что нет, не забылась та скрипочка Сенечки Когана и весь тот странный, немного вычурный, но все же высокий и чистый мир общения, который создали сами себе, без взрослых, тринадцати-четырнадцатилетние подростки в провинциальном городе в середине 60-х.

Ольга МАРИНИЧЕВА