Этюды из детства

…Чувство одиночества преследует многих детей. У меня оно было связано прежде всего с переездами. До трех с половиной лет все было прекрасно: дедушка был жив, городской двор восхитителен и заманчив… Но вот папу послали «поднимать сельское хозяйство», создавать в селах области МТС и РТС. Тут и началась тоска. Чужие поселки, чужие дома, чужие цветы, деревья, дети… Все было безрадостно. В огороде одного из домов я и начала еще в шестилетнем возрасте писать то стихи, то письма пчелам (листочки сворачивала трубочкой и засовывала в прорезь улья). Почему-то на отклик от людей я не рассчитывала. Свою тоску привезла и обратно в город, когда родители решили дать нам с младшей сестрой образование в только что открывшейся в Запорожье специальной английской школе.

Одиночество

Я стояла у окна, обреченно глядя на некогда родной двор. Выходила, только когда он темнел и пустел. Бродила по улицам, следя, как зажигаются фонари:

Луна Куинджи и облако Куинджи.

А под ними – город притихший.

Город двадцатого века

С лампами неонового света.

Дома я любила листать альбомы с иллюстрациями, уносясь в иные, красочные миры.

Злые серые люди бредут по сырым тротуарам,

В горе застыли деревья, руки раскинув в стороны.

Желтые свечи окон заволокло туманом,

Город покрылся испариной пронзительного

дождя.

А где-то плавают айсберги с картин

Рокуэлл Кент…

Сочные, контрастные краски Рокуэлла Кента, Николая Рериха уводили прочь из серого, монотонного окружающего мира. Мир вокруг казался чуждым, враждебным, зловещим. В котором все красивое, светлое обречено.

…Сегодня сквозь распахнутую форточку

Я выбросила горсть сухих подснежников.

В уютном свете из созвездий окон

Они лежали, хрупкие и нежные.

И вытянув склоненные головки,

Подснежники светились лунным светом.

В далеком небе им подмигивали звезды

И чуть качал в своих объятьях ветер.

А по пустынной улице шли двое,

В их тихом смехе счастье серебрилось.

И проходя, весною переполнены,

Они прозрачный стебель раздавили.

Под светом месяца распластанная лужица

Прозрачность сна весеннего хранила…

И мне казалось, что ночная улица

Сегодня тайну преступления покрыла.

Впервые

…Народу в комнату сельсовета набилось – не счесть. Но все сидят торжественно, не шелохнувшись. Мужики даже шапки скинули, как в церкви.

Детей молча передают из рук в руки поближе к этому чуду: там у стенки светится каким-то неземным светом – не солнечным и не электрическим – невиданный, теплый квадратик. В нем – живые лица, живая речь. Первый телевизор в нашем селе. Отныне по вечерам и взрослые, и дети все вместе собираются в этой комнатке правления, чтобы переживать общие, новые небывалые чувства: единение не абстрактное, а буквально нос к носу с далекими дикторами, актерами… из самой Москвы и до самых до окраин.

Когда становилось совсем душно, телевизор ставили на подоконник, открывали на улицу окно и зрители сидели на скамейках прямо в абрикосовом саду.

…А вот эпизод уже из моей городской жизни: пустой класс и лишь торопливая надпись на доске: «Ура! Человек в космосе!» Все выскочили во двор, на улицу, все поздравляют друг друга!

А сколько до этого ночных часов проведено в поисках прерывистой двигающейся звездочки – первых советских спутников.

Именно нам, детям, рожденным в 50-е, повезло стать очевидцами первичного, небывалого: первого телевизора, первого спутника, первого человека в космосе. С переживанием ликующей гордости за страну свою, за весь род людской.

Теперь все это стало обыденным, будничным. Но что взамен, есть ли от чего ликовать нынешним детям? Почему-то мне кажется, что популярность интернета, компьютерных игр даже близко не стоит с тем чувством, которое мы переживали в комнате сельсовета у первого в нашей жизни голубого экрана…

Главное – куда-то испарилось чувство чудесного. То ли человечество пресытилось техническими чудесами, то ли потеряло иллюзию, что эти чудеса могут действительно хоть немного изменить к лучшему само это чудище – человека…