Это сильно!

Вот ведь как бывает в жизни! Девушка интересуется информатикой и математикой, хочет стать программистом, но в один прекрасный день ей встречается педагог, возбудивший интерес к филологии. Если бы не он, Диана МИНЕЦ стала бы не учителем русского языка и литературы Женской гуманитарной гимназии, преподавателем Череповецкого строительного колледжа Вологодской области, а классическим технарем, причем, уверен, очень успешным. Однако благодаря счастливому стечению обстоятельств из нее получился отличный филолог, весьма искушенный в тонкостях и премудростях ИКТ.

Полезный контент

За плечами у Дианы Владимировны 7 лет преподавания на кафедре отечественной филологии и прикладных коммуникаций филфака Череповецкого государственного университета. Там она работала со студентами, там же окончила аспирантуру и защитила кандидатскую диссертацию на тему «Гендерная концептосфера женского мемуарно-биографического дискурса». Ей всегда были интересны сильные личности, на которых
можно равняться, – Одоевцева, Муромцева-Бунина, Цветаева, Гиппиус, Берберова и т. д.
Возможно, работала бы и дальше, но… Сильных женщин у нас не очень-то любят, даже в XXI веке. Поэтому пришлось уйти. Туда, куда изначально она даже и не собиралась.

«У нас была педпрактика на пятом курсе, и мне это дело тогда не понравилось. Ведь то, чему нас несколько лет учили, вообще не работает в реальности. На самом деле студенты до последнего момента не знают того, что очень важно и нужно. Например, нас не учили интерактивным технологиям, работе с прикладными программами, мобильными приложениями, тестерами, тренажерами и т. д. И даже сейчас я смотрю на педагогические кафедры самых разных вузов и понимаю, что там до сих пор ничего не меняется, все те же методики и технологии прошлого века. Неудивительно, что на дистанте эта проблема встала во всей красе. Образование – очень консервативная система, в ней надо все перестраивать. А для этого нужна хорошо выстроенная линейка «школа – колледж – вуз – работодатель», чтобы в конечном результате были заинтересованы все участники процесса. Но к гуманитарному образованию у нас сегодня довольно пренебрежительное отношение. Хотя филолог – это ведь не про грамотность, и даже не про русский язык. Дети у меня работают в графических программах, создают инфографики, рисуют карты. И все это на литературе! А на русском мы изучаем не только пресловутые «жи-ши», а историю языка, тонкости, связанные с единственным, множественным и двойственным числами, вспоминаем про звательный падеж, постигаем понятия субъязыка, подъязыка. Я стараюсь объяснять ученикам не только классическую вузовскую терминологию, но и то, что им близко по жизни. В том числе онлайн-технологии. Им это очень нравится! Мне помогает фундаментальная университетская подготовка, а также то, что я этот контент умею преподнести для учащихся в доступной и популярной форме», – говорит Диана Минец.

Не исключай, а дополняй

Многие педагоги считают себя заложниками школьной программы. Мол, хотим мы того или нет, в состоянии ли наши дети понять Булгакова, Пастернака или Шекспира, но, как говорится, есть в учебнике – значит изволь вести. И необходимо объяснить все это доступно и химику-отличнику, и спортсмену-двоечнику. Однако Диана Владимировна уверена: разным детям нужно преподавать литературу на примерах разных текстов: вместо «Войны и мира» Льва Толстого – рассказ «Смерть Ивана Ильича», а вместо «Преступления и наказания» Достоевского – «Записки из мертвого дома» того же автора. Главное, чтобы ученика зацепило, понравилось, вызвало желание что-то высказать.

«Не надо детей насиловать сложными и большими текстами, пусть получат представление о том, что есть такой-то автор, у которого есть такие-то произведения, – говорит учитель. – Прочитать все невозможно, но пусть прочтут хоть что-то из этого. Есть, правда, такая точка зрения, что надо во всем исходить из интереса детей. Нравятся книги про Гарри Поттера – хорошо, будем вместе с ними читать именно их, а не сложную и неинтересную классику. Но мне такой подход не очень нравится. Если уж брать Гарри Поттера, то надо обязательно проводить параллели с какими-нибудь классическими текстами. Уж совсем-то от классики уходить неправильно, все-таки она была и остается неким эталоном. Анджей Сапковский или Стефани Майер тоже хорошие писатели, но не забывайте про Николая Гоголя и Антона Чехова. Кстати, тема борьбы добра и зла, вокруг которой выстроена вся сага Джоан Роулинг, очень хорошо раскрыта в произведениях Федора Достоевского. Если сосредоточиться на фантастике как литературном жанре, то грех не вспомнить про Александра Беляева или Алексея Толстого. Проходим антиутопии – без Джорджа Оруэлла и Олдоса Хаксли, конечно же, не обойтись, но почему бы не вспомнить и современных авторов – Сьюзен Коллинз («Голодные игры»), Веронику Рот («Дивергент»), Джеймса Дэшнера («Бегущий в лабиринте»)? Одно другого не исключает, а дополняет. То есть запросы детей надо учитывать, но при этом нужно стараться формировать эти запросы с помощью доступных каждому педагогу инструментов. В том числе новых информационных технологий».

Триединая цель

У нее нет однозначного ответа, надо ли целую четверть изучать какое-то одно произведение, как это принято на Западе, или пытаться за этот период ознакомить ребят с как можно большим количеством разных авторов и их книг, как это есть у нас. В конце концов возможен какой-то компромисс, особенно если использовать помимо традиционных нестандартные подходы, в том числе междисциплинарные уроки. Правда, сетует Минец, у нас до сих пор какое-то странное представление о том, какими должны быть эти уроки. Вовсе не обязательно приглашать коллегу-предметника, чтобы проводить занятие вместе с ним, достаточно просто общего понимания, что при изучении данной темы можно вспомнить вот об этом из истории, этом из математики и этом из биологии. Но у нас, увы, каждый предметник сам за себя, его редко волнует, что дети изучают в это самое время на других уроках.

«Например, «Приключения Робинзона Крузо» – это ведь не только рассказ о человеке, попавшем на остров, здесь множество параллелей с географией, технологией, ОБЖ, ОРКСЭ, МХК и так далее. И изучать все это, кстати, можно, не только читая само произведение Даниэля Дефо, но и просматривая кинофильмы, снятые по этой книге. Опять же если мы проходим «Преступление и наказание», то его надо изучать не только на литературе, но и на истории, причем в то же самое время. Мы пробовали такое, это вполне возможно. К сожалению, повторяю, школа в целом у нас не хочет заниматься подобными вещами, каждый варится в собственном соку. А должно быть иначе, более гармонично. Но, подчеркну, надо, чтобы никто никого не заставлял, а у учителей возникало желание самим скооперироваться и изучать ту или иную тему вместе и параллельно. А главное – стоит постоянно помнить, что все мы должны работать в тесной взаимосвязи – дети, родители, учителя. Интересы всех участников этого треугольника должны быть положены в основу образовательной программы, по которой мы работаем», – считает учитель.

Больше, чем литература

Сегодня принято сетовать на то, что дети мало читают. На самом же деле читают они ничуть не меньше, чем их сверстники 20, 50, 70 лет назад, просто это не книги, а новостные ленты, сообщения, посты, блоги, комментарии и многое другое. Не меньше, но и не больше. Хотя, казалось бы, сейчас можно любую книгу прочесть либо вовсе бесплатно, в Интернете, либо приобрести ее по доступной цене. Может быть, их особо привлекает «запретный плод» в виде произведений, попавших в список экстремистских материалов от Росрегистрации, или что-то из литературы для взрослых? На самом деле тут довольно странная ситуация…

«До безумного доходит: проходим Солженицына, а его книги в магазине маркируются как «18+», то есть они стоят на прилавках запечатанные, их нельзя раскрыть и полистать! В мои времена «Людочку» Астафьева нигде нельзя было найти, ее читали только в «Роман-газете», и для меня было откровением, как такой ужас вообще может быть. Тем не менее мы читали этот рассказ на уроке, все вместе. И вместе пытались осмыслить его. Поэтому не надо ничего запрещать. У меня был прецедент: мы записывали подкаст на тему романа Джона Бойна «Мальчик в полосатой пижаме», там подросток попадает на воспитание к Гитлеру, видит крушение Третьего рейха и в итоге раскаивается. Так вот, мне мои руководители настоятельно посоветовали не брать такую тему, она может быть неверно истолкована.
Дескать, не нужно ходить по скользкому краю. Но дети ведь более продвинуты, чем мы, и они знают больше, чем мы в их годы. Надо разговаривать с ними на равных, а запретами ничего не добьешься. Дети должны понимать, что литература – это не нафталин, она всегда связана с современностью. Просто надо показать, как именно это связано. Нужна связь с современными кинематографом, музыкой, исполнителями, актерами, блогерами. А давайте снимем буктрейлер в стиле ТикТока, но на тему классических произведений! Пусть это будет с юмором, например, в виде чата отцов и детей. Пусть там и будет присутствовать черный подростковый юмор, но главное – ребята начнут читать и анализировать произведение, проецировать его на себя и современную жизнь. Смонтировать ролик, озвучить его и презентовать – это уже не только литература, это нечто гораздо большее», – говорит Диана Владимировна.

Главное – доверие

Тема открытости и доступности, помноженная на интересы детей, рано или поздно обязательно упрется в то, что запрещено не только законами писаными, но и неписаными.
Например, в нецензурную лексику. Которая, как несложно догадаться, также является объектом изучения филологии как науки. Так что же делать, неужели на уроках литературы надо специально знакомить детей еще и с этим «пластом культуры»? У учителя и на этот счет особое мнение: «Язык – живой. Есть речевые регистры. Мы смотрим советские фильмы, пусть и в раскраске, с размытыми папиросками и запиканной лексикой. Но ведь дети имеют право знать, что есть сферы, в которых принята именно такая манера общения. На войне – одна, на концерте – другая, в тюрьме – третья, в семье – четвертая. В школе мы говорим не так, как на спортивном соревновании или в театре. И речевое мастерство человека заключается не в обладании каким-то одним регистром, а в умении менять эти регистры в зависимости от ситуации. Это важнее, чем знать орфографию от корки до корки, но не понимать, когда и где можно говорить то или не говорить другого. Учитель тоже человек, и детям важно понимать, что в конкретном месте вот это можно говорить, а это нельзя. В конце концов, есть же хрестоматийная работа Бориса Успенского о том, как сакральная лексика перешла в русский мат. Да, она не для школы, но, думаю, мы же можем объяснить детям саму схему возникновения нецензурной лексики. Я, например, объясняю: вот это литературный язык, а это нелитературный, и вот почему. Причем обязательно отмечаю, что в прежние века это рассматривалось и расценивалось совсем не так, как сейчас. Правда, тут есть одно очень важное «но». Рассмотрение данных, скажем так, весьма деликатных вопросов в школе возможно только при условии полного взаимного доверия между учителем и учениками. Чтобы ни у кого не возникло мысли достать диктофон, записать, выдернуть из контекста пару фраз, а потом выложить в Сеть с подписью, мол, посмотрите, как наша училка учит нас ругаться матом. На самом деле без доверия вообще нельзя работать в школе.
Я, например, точно знают мои дети этого не сделают, они никогда не пойдут на подлость и не станут предавать меня, выставляя в невыгодном свете. И это самое важное в работе педагога – доверять друг другу. Но каждый учитель должен всегда понимать, где, когда, с кем и о чем он может разговаривать, а где лучше промолчать или перейти на другую тему».

Вадим МЕЛЕШКО, Череповец, Вологодская область, фото автора