Это нелогично, но в России мне нравится. Мишель УЭЛЬБЕК

В рамках II кинофестиваля «Завтра» Москву посетил и представитель современного литературного процесса – культовый в среде интеллектуалов французский писатель Мишель УЭЛЬБЕК. Он представил российской публике свой режиссерский дебют – экранизацию собственного романа «Возможность острова». Это развернутая киноиллюстрация на тему возможного будущего человечества, которое, по роману Уэльбека, может спасти только клонирование. Представители новой расы будут обладать вечной молодостью, не нуждаться в пище и смогут пережить грядущие катаклизмы в стерильных убежищах, как герой романа и фильма Даниэль 25-й. Картина Мишеля Уэльбека «Возможность острова» полна недосказанностей и открыта для различных интерпретаций. То же самое можно сказать и о его интервью российским журналистам.

– Мишель, что побудило вас самого взяться за экранизацию своего романа – недовольство другими экранизациями?

– Научный аспект моих книг не получил достаточного выражения в экранизациях, и литературная критика не очень обращала внимание на научные темы, которые, на мой взгляд, его заслуживали. Проще сделать это самому, чем поручать другим режиссерам. Впрочем, из двух экранизаций, которые поставлены по моим книгам – по романам «Элементарные частицы» и «Расширение пространства борьбы», вторая мне нравится.

Вообще сочетание литераторства и режиссерства типично для Франции. Число французских писателей, попробовавших себя еще и в кино, просто огромно. Достаточно назвать самых известных – Алена Роб-Грийе, Саша Гитри, Жана Кокто. Кстати, Кокто – самый любимый мой писатель и режиссер из этого ряда.

– Вы удовлетворены результатом работы? Может быть, писатель Уэльбек поругивает режиссера Уэльбека?

– Мне кажется, нельзя быть удовлетворенным на сто процентов ни одним проектом, но есть аспекты фильма, которыми я по-настоящему доволен, – игрой актеров, например. Меня особенно впечатлило то, как физически перевоплощается герой Бенуа Мажимеля (из современного человека в человека будущего, с почти лысым черепом и безжизненным лицом. – Т.Е.): мне кажется, этот любимый фокус актеров – когда он преображается в другого персонажа почти до неузнаваемости – у него получился хорошо.

– Какую роль вы отводите кинематографу по сравнению с литературой?

– Кинематограф – как минимум менее древнее и менее мощное выразительное искусство, чем литература. Как ни странно, то, что привлекло меня к кино, были старые сериалы по телевидению, которые меня очаровали. Например, американский сериал «Сумеречная зона», который во Франции называется «Четвертое измерение» – он основан на романе Стивена Кинга, но не только. У меня был период синефильства, когда я много ходил в кино, сейчас у меня нет желания узнавать что-то новое. Мне нравится пересматривать фильмы, которые по-настоящему люблю, так же, как перечитывать любимые книги.

– Вам понравилась Россия?

– Как ни странно, мне нравится в России, хотя в этом нет логики – здесь очень шумно и огромные перепады температур. А я этого не люблю. Поэтому местом своего проживания я выбрал Ирландию: там круглый год примерно одна и та же температура – тепло, но не жарко летом, довольно теплая зима. Кроме того, я живу практически в сельской местности – шума и суеты здесь мало. Однако в Москве по какой-то парадоксальной причине мне тоже хорошо.

– Знаете ли вы русское кино?

– В свой недолгий период синефилии я посмотрел много немых и звуковых картин Эйзенштейна. Я смотрел и более поздние фильмы – в одном парижском кинозале часто показывали русское кино – многие мне понравились, но имен я не помню, только Тарковского (его влияние сильно чувствуется в фильме Уэльбека. – Т.Е.).

– Как вы относитесь к клонированию и подобным экспериментам над человечеством?

– Не могу сказать, что я против клонирования. Еще не было такого случая, чтобы какое-то открытие или изобретение, появившееся на новом витке прогресса, не вошло в жизнь. С этой точки зрения процесс, связанный с клонированием человека, неостановим. Рано или поздно это случится.

– Какое наследие от человеческой расы вы оставляете вашему герою?

– Даниэль все-таки выходит из своего убежища, то есть становится ближе к своей человеческой природе. Именно поэтому я хотел, чтобы в этих сценах у героя отросли волосы, чтобы он не был уже так стерилен, как в своем заточении. Ему остаются воспоминания, связанные с историей человечества, его гибелью. Об этом говорит закадровый голос и кадры опустошения на землях, которые проходит Даниэль.

– Любовь, по-вашему, все-таки спасет мир?

– В конце книги есть еще какие-то выжившие люди, а в фильме я оставил только двоих – белого мужчину и темнокожую женщину. Мне кажется, что этот факт символичен и подчеркивает то, что они единственные выжившие.

Финалом мне хотелось сказать, что остается один шанс из двух, 50 на 50, что все обойдется и будет хорошо.