Трудно представить, что пережила хозяйка Тархан Елизавета Алексеевна Арсеньева, после того как известие о гибели внука, Михаила Лермонтова, единственной надежды и утешения, достигло ее слуха. «Он один свет очей моих, все мое блаженство в нем», – писала когда-то Елизавета Алексеевна своей приятельнице. Страшная весть сразила бабушку поэта в Петербурге. Предоставим слово мемуаристу: «В конце июля 1841 года к Бороздиной (Т.Т.Бороздина, приятельница и петербургская соседка Е.А.Арсеньевой) прибежал лакей от Арсеньевой сказать, что его барыне дурно, что получено письмо с Кавказа о смерти Михаила Юрьевича. Меня послали к ней, мы с лакеем быстро пробежали через задние ворота и нашли Елизавету Алексеевну на полу без памяти. Подняли ее на кровать, послали за доктором, а когда она пришла в себя, то сказала, что Лермонтов убит майором Мартыновым на дуэли».
Хронологию трагедии дополняют письма родственников Арсеньевой: «…Никто не ожидал, чтобы она с такой покорностью сие известие приняла, теперь все Богу молится и собирается ехать в свою деревню, на днях из Петербурга выезжает», «Говорят, у нее отнялись ноги, и она не может двигаться. Никогда не произносит имени Мишеля, и никто не решается произнести в ее присутствии имя какого бы то ни было поэта».Один из первых собирателей тарханской старины П.К.Шугаев в своих материалах, относящихся уже ко второй половине XIX – началу XX века, сообщал, что «когда в Тарханах стало известно о несчастном исходе дуэли Михаила Юрьевича с Мартыновым, то по всему селу был неподдельный плач». Это в Тарханах… Но на трагедию у Машука откликнулась вся Россия. А для бабушки, самого родного поэту человека после смерти матери и отца, случившееся было страшной и реальной катастрофой, изменившей не только ее физическое состояние, но и, по данным Шугаева, пошатнувшей даже религиозные устои. «И я ли не молилась о здравии Мишеньки этому образу, а он все-таки его не спас», – пеняла Елизавета Алексеевна образу Спаса Нерукотворного. Смерть настолько часто разрушала все надежды и планы тарханской помещицы, что, казалось, не было никакой возможности оправиться от удара. Казалось, злой рок завис над семьями Арсеньевых, Лермонтовых, Столыпиных… Безвременные и трагические смерти, болезни, другие испытания. Но Елизавета Алексеевна, по всей вероятности, сильнейшим усилием воли заставляла себя жить ради будущего, и этим будущим был ее внук – последняя надежда, последняя отрада земного бытия. Отсюда понятно ее непременное желание вернуть прах любимого внука в Тарханы, под сень родных святынь, среди которых главная – церковь Михаила Архангела и могилы деда и матери неподалеку, тогда еще не укрытые стенами и куполом часовни.Тарханской помещице предстояли непростые и длительные хлопоты, для того чтобы получить высочайшее разрешение на перевозку и перезахоронение тела М.Ю.Лермонтова, первоначально погребенного в Пятигорске.Фонды и архивы музея располагают копиями скорбных документов тех лет, которые сопровождали возвращение праха поэта в милые его сердцу Тарханы – источник детских печалей и радостей, первых поэтических наитий и вдохновений. За этими официальными свидетельствами скрывается драматическая история, связанная с посмертной судьбой М.Ю.Лермонтова.В чем же заключался, да и до сих пор не исчерпывается, этот драматизм? Постепенно часть российской читающей публики и те, кто знал Михаила Юрьевича, стали понимать, что Родина вновь потеряла гения, то есть человека, которому «…тесно в узких рамках официальной формы; кроме того, они [гении] думают не так, как многие, говорят и поступают не так, как большинство… идут не в ногу с вымуштрованными отрядами чиновников и верных слуг государства. Они защищают культуру в период славословий в адрес цивилизации; пророчески указывают гибель, когда все говорят о победе; проповедуют идеализм во время господства «бесшабашного материализма»…; мужественно отстаивают гуманитарную культуру…; права личности – в период массовой нивелировки или преследования людей». Но для Елизаветы Алексеевны Лермонтов прежде всего был внуком, единственным и любимым, он был всем. Потому ее решение о перевозе праха поэта в родные Тарханы было естественным и морально оправданным: она не хотела оставлять дорогой ее сердцу прах там, в далеких, прекрасных, но чужих краях. Да, поэт любил, хорошо знал и воспевал Кавказ и гордые народы, его населявшие. Но там он нашел свою гибель, и этого бабушка не могла забыть.Поскольку в распоряжении лермонтоведов до сих пор нет документов, описывающих события весны 1842 года, обратимся к рассказам старожилов села: «Снарядили наших тархановских и поехали на Кавказ. После рассказывали мужики, что в деревянном гробу он целехонький лежал, только потемнел немного. Вложили они деревянный гроб в свинцовый, запаяли его и тронулись обратно. Долго ездили мужики, далек был путь – три месяца туда и обратно… Гроб с телом Михаила Юрьевича везли из Пятигорска через Чембар. Это было на пасхальной неделе. На улицах собралось много народа. Елизавете Алексеевне Арсеньевой заранее сказали, когда привезут гроб в Чембар. Она приехала туда и остановилась у родных своих Шан-Гирей. Когда гроб, покрытый черным бархатом, привезли, около церкви служили панихиду. Народ знал, что Михаил Юрьевич умер не своей смертью, а его убили несправедливые люди. И от этого было еще больше жалости. Иные мужики и бабы плакали. Многие из чембарских ходили провожать гроб далеко за Чембар. Елизавета Алексеевна шла за гробом тихо, низко опустив голову. Шан-Гирей и Евреиновы вели ее под руки. А за ними ехала тройка лошадей. Приехали в Тарханы, уж тут народа сошлось! Со всего села да из ближайших деревень».23 апреля 1842 г. его похоронили рядом с матерью и дедом. Над могилой внука Арсеньева воздвигла памятник из черного мрамора, на нем золотыми буквами высекли: «Михайло Юрьевич Лермонтов. 1814-1841». Ее ли это было решение или Елизавете Алексеевне была знакома запись в юношеской тетрадке внука: «Мое завещание… положите камень; и пускай на нем ничего не будет написано, если одного имени моего не довольно будет доставить ему бессмертие!»?Олег ПУГАЧЕВ, заместитель директора музея-заповедника «Тарханы» по науке, Пензенская область
Комментарии