Эссеист и рак-отшельник

Подробнейшая книга о немецком философе культуры Вальтере Беньямине не заставила себя ждать. Всемирный интерес к эссеисту наконец дошел и до России. С середины 2000‑х годов этот интерес нарастал, и говорить о Беньямине становилось все более модно в отечественной интеллектуальной среде, на что появился ответ в виде изданной работы, рассказывающей о «критической жизни» немецкоязычного автора.

Одной из главных штудий о Беньямине является, во-первых, текст Лоренса Йегера «Walter Benjamin. Das Leben eines Unvollendeten». Он не влюбленный в писателя исследователь, что даже в какой-то мере хорошо из-за попытки сохранения дистанции. Вторая по популярности книга – «История одной дружбы», изданная интеллектуальным товарищем Беньямина Шолемом, который посвятил работу их напряженным взаимоотношениям. Последняя вещь имеется на русском языке.

В очередном тексте произведена попытка реконструкции жизни Беньямина со стороны американской профессуры, более всеобъемлющая и полномасштабная по своему замыслу, чем прежние. В этом видится запоздалое внимание американского сообщества, которое, возможно, ставит себе в вину, что Беньямин убил себя морфием, пытаясь приблизиться к Новому Свету, переходя через одну из границ во время Второй мировой.

Назовем наиболее значительные работы Беньямина (тут можно спорить, однако возьмем две основные шкалы – значимость для самого Беньямина и для мирового критического сообщества). Главным для интеллектуалов и поныне остается эссе «Произведения искусства в эпоху его технической воспроизводимости», в котором он разрабатывает важнейшую для себя концепцию ауры. По мнению критика, в произведениях искусства вроде кино аура исчезает из-за того, что ее воспроизводит неживое. Беньямин убежден, что на более ранних этапах развития общества предметы искусства имели ауру, потому что делались в штучном экземпляре. Но чем больше множится объект, тем он менее уникален, а значит, пронизан аурой. Ключевым текстом для самого Беньямина была работа о пассажах. Это исследование, в центре которого лежит метод коллажирования, позаимствованный у авангардистов. «Пассажи» – это история о Париже, рассказанная в лицах и ситуациях. Поэтому большинство последних описанных автором эссеистических фигур (Бодлер, Пруст, Валери, Фукс) были частью «Пассажей», до сих пор не переведенного на русский язык опуса магнума. Посредством этих фигур и их основных тем он рассказывал о Париже целиком. Например, с помощью мотива праздношатающегося фланера у Бодлера. Однако спустя время можно сказать, что Беньямин стал крупномасштабной величиной, через которую можно успешно объяснять дух Франции первой половины XX века.

Рожден был Беньямин в Берлине и долгое время возлагал надежды на то, что сможет стать главным немецкоязычным критиком. Но из-за ухудшающейся политической ситуации, которую он в каком-то смысле пытался игнорировать, ему пришлось взять курс на Париж и стать галломаном. Кроме того, Беньямин питал симпатии и к Русскому миру, даже какое-то время жил в России. У него была возлюбленная из театрального мира Ася Лацис, которая имела левые взгляды, за что во многом ему и полюбилась. Среди известных произведений, написанных в России и про Россию, – эссе «Рассказчик», созданное на основе творчества Николая Лескова, и «Московский дневник».

Еще одной неустойчивой родиной Беньямина была Палестина. В начале своей жизни Беньямин использовал некоторые символические вещи в своих работах, которые ему нравились в иудаизме, но, когда возник вопрос о реальной репатриации, Беньямина не вдохновила эта идея. Вопрос его собственного еврейства был одним из наиболее дискуссионных в спорах со строгим сионистом Шолемом.

Мысли Беньямина – «слабая теория». Это значит, что концепты, которые вырабатываются в его текстах, постоянно мутируют и не являются устойчивыми. Они не становятся строгой философской системой, но этим и привлекательны. Его тропинкой в этом смысле шла Сьюзен Зонтаг со своим наиболее известным циклом «О фотографии». Однако Вальтер нравился ей не только в смысле разработки своих идеологем, но и в контексте стилистики. У рожденного под знаком Сатурна она позаимствовала афоризм, доставшийся ему в наследство от Крауса. Кроме того, к теории из «слабых» можно отнести Джудит Батлер. Сегодня работы таких авторов более любопытны, чем выходящие в большом количестве фундаментальные и строгие измышления. А способ думания подобным образом был подхвачен кросскультурными науками вроде антропологии.

Тексты Беньямина – пример обособленной кентаврической литературы (включающей в себя амбивалентные вещи, например, одновременный интерес к еврейской культуре и к марксизму, которому свойственно замещать и в каком-то смысле отрицать духовный опыт; или изучение противоположных периодов в искусстве, или нарушение жанровых пределов, сочетание вымышленного и документального), по пути которой трудно следовать. Однако Теодора Адорно Беньямин все-таки называл своим единственным учеником. Через него и Макса Хоркхаймера он воздействовал на всю Франкфуртскую школу. Также идеи Беньямина были важны для Джорджо Агамбена, который часто ссылается на него в своих эссе, а также обнаружил частично сохранившийся архив писателя в библиотечном хранилище Батая. Об интеллектуальных взаимоотношениях Брехта и Беньямина написана также не одна работа. И пускай Беньямин неповторим, он все-таки постепенно усваивается культурой, которая сегодня, быть может, более современна, чем та, в которой он жил и писал.

Ховард Айленд и Майкл Дженнингс. Вальтер Беньямин. Критическая жизнь. Серия «Интеллектуальная биография». Перевод Николая Эйдельмана. – Дело, 2022. – 720 с.