Самая известная киноработа Ильи Исаева – бандит Витек из гламурного «Глянца» Андрона Кончаловского. Однако судить об актере Исаеве лучше по его театральным работам. С 2000 года он служит в Российском академическом молодежном театре. Сегодня играет в десяти спектаклях. Его граф Зуров из «Эраста Фандорина», Алессандро Медичи из «Лоренцаччо» или Герцен из «Берега утопии» покоряют зрителей с первого взгляда. В них и сила, и обаяние актерского таланта. Актерская стезя – не единственная. Илья – человек разносторонний. В его творческом багаже музыка к спектаклю, записанный аудиодиск и желание когда-нибудь окончить консерваторию.
– На днях коллега рассказывала, как брала интервью у одного известного человека. Ее герой задал ей встречный вопрос: а зачем вообще сегодня нужен культурный человек? Как бы вы на него ответили?
– Если человек задает этот вопрос, его точку зрения все равно приходится уважать. Она тоже порождение нашего прекрасного времени. Зачем? Ну, наверное, чтобы у других не возникало таких вопросов. А вы, кстати, ответьте мне на этот вопрос, чтобы я знал.
– Культурный человек нужен сейчас как никогда, чтобы вытащить наше общество из того состояния, в котором оно находится.
– Я раскритиковал бы ваш ответ.
– Раскритикуйте.
– Думаете, сейчас какое-то особенное время? У каждого времени есть свои трудности. Чем меньше был нужен культурный человек в Средневековье, когда людей сжигали на кострах? Он всегда нужен. Это перманентная единица.
– А что может сделать культурный человек, чтобы массмедиа не захватили сознание людей?
– Ничего не может на самом деле. Культурные люди, как мне кажется, должны быть единицами культурной страны. Чем больше процент культурных людей в стране, тем она более культурная. Поэтому, например, в такой стране, как Англия, невозможно, чтобы милиционер у метро подошел и просто тебя палкой избил. А в нашей стране возможно, потому что процент культурных людей настолько низок, что это считается почти нормой поведения. И бьют они людей примерно своего же культурного уровня. Потому что те тоже после работы выпили и идут домой, распевая матерные песни. Вот и все. Для того чтобы этого не происходило, чтобы не жить в такой стране, нужно увеличить процент культурных людей. Как было в России, скажем, до 1917 года. Там такого не могло происходить. Если мы с вами посмотрим описания какой-нибудь тюрьмы страшнейшей, например, у Толстого (он в этом смысле неправды-то не допускал). Как разговаривал конвоир с заключенным – этого сегодня представить себе нельзя в принципе! Они на «вы»! Более того, конвоир пришел в одну комнату, взял деньги у того, кто их принес, пошел и передал тому, кто сидит. Это возможно сейчас? Невозможно. Только если сама его жизнь зависит от того человека, который сидит. И это тоже вопрос культуры в стране.
Человека, который задает этот вопрос, фактически устраивает то положение, которое мы сейчас в стране имеем.
Я от этой ситуации стенами театра отгораживаюсь. И мне, если не заниматься творчеством, не находиться в компании единомышленников и очень культурных людей, тогда надо эмигрировать срочно.
– Но если культурные люди закроются, как вы, и будут жить своим миром…
– Не закроются. У нас же двери тут не заколочены. Мы в театр каждый вечер по 800 человек приглашаем – пожалуйста! Массмедиа – это же тоже выбор людей. При этом существует телеканал «Культура». Если бы у телеканала «Культура» сейчас был рейтинг 87%, а 13% смотрели бы «Спорт» и при этом никто бы не смотрел другие каналы, то эти другие каналы тогда бы сменили политику и начали показывать культурные программы.
– А как вы считаете, театр должен опускаться до уровня людей, которые смотрят низкопробные рейтинговые каналы?
– Ни в коем случае. Он для этого и существует, чтобы быть альтернативой… Однако есть театры со своей политикой, которые допускают это все. И театры, которые, наоборот, ханжески делают вид, что они так блюдут культуру, что они никакой современности не признают. Это другая крайность, другой минус, аскеза какая-то. Такой театр начинает попахивать нафталином. Он становится несовременным и неинтересным. Сохранять уровень культуры и оставаться современным – это назначение любого нормального театра.
– Вы бы согласились участвовать в постановке довольно низкого уровня, рассчитанной на эпатаж публики?
– Нет. Я и в сериалах бы не согласился играть, если бы у меня на тот момент были деньги. Это вынужденная мера. Если человеку нечего будет есть, он пойдет на любую работу. Другой вопрос, как он будет себя при этом вести. Если я буду в плохом сериале играть на плохом уровне, тогда это одно, а если я в плохом сериале буду играть хорошо, то это меня хоть чем-то оправдывает. Потому что все равно это моя профессия. Вот сейчас мне предлагают работу по моей специальности, платят деньги, почему я должен отказываться?
– Вам интересно это как актеру?
– Нет, чего ж там интересного? Это как раз относится не к творчеству, а к ремеслу. Поэтому тут один выход: очень честно в нем отыграть, то есть свою внутреннюю планку не ронять. Есть артисты, которые не оканчивали даже института, а снимались в сериалах – их назначили за красивую мордашку. Вот такие артисты потом в театре не смогут играть. А у меня есть надежда, что я смогу. Поэтому главное, чтобы ты не превратился в сериального артиста. Лучше сериалы пусть поднимут уровень. Тогда перестанет существовать ситуация, когда сниматься в сериалах – это позорно.
– А как вы относитесь к тому, что современный зритель знает вас исключительно по сериальным ролям?
– Я вас уверяю, меня никто по сериалам не знает. Артист запоминается в случае с Нелли Уваровой (актриса РАМТа. – Прим. ред.), когда полтора года – главная роль.
– Илья, а если вам предложат главную роль в продолжительном сериале, от чего будет зависеть ваше согласие?
– Если цель будет оправдывать средства. Если, к примеру, на деньги от этого сериала можно будет купить квартиру в Москве, потому что я не вижу для себя ни одного другого реального способа… Если, не дай бог, близкому родственнику будет нужна операция за двадцать тысяч долларов…
– Как вы считаете, каким должен быть репертуар сегодняшнего театра?
– Вот у нас был эксперимент с «женовачами» (студенты Мастерской С.Женовача (РАТИ), участвовали в творческой лаборатории «Молодые режиссеры – детям» в РАМТе. – Прим. ред.), оказалось, что они могут сделать интересную детскую сказку, где содержания будет больше, чем в каком-нибудь взрослом спектакле. Должны быть интересные, качественные, современные, умные спектакли. Интересно должно быть. Театр только для этого и существует.
– А как вы считаете, классику нужно для современной публики как-то осовременивать или нет?
– Надо сделать ее доступной. Какими средствами – это вопрос уже непосредственно к каждому спектаклю, режиссеру или к актерам. Можно поставить абсолютно ортодоксально все, а можно и новыми средствами сделать, надо только, чтобы было понятно, что это про нашу жизнь, «про меня».
– В спектакле «Вишневый сад» вы играете Лопахина, представителя новой жизни, вырубившего вишневый сад… Чью сторону в пьесе принимаете лично вы?
– Чехов не пишет, что плохо, а что хорошо, он всех оправдывает. Жизнь происходит так и не иначе. Ну вот существует человек молодой и человек старый, вы какого поддерживаете? Вы не ответите на этот вопрос. Что же, старого не поддерживаете? А если старого поддерживаете, то молодого бросать? А между тем в жизни все равно происходит так, что мы сначала молодые, потом старые, это неизбежно, вот об этом Чехов пишет.
– Но Чехов ставит вопрос: рубить или не рубить?
– Не ставит. Чехов его рубит. Не знаю, может быть, он перед вами его ставит – тогда это прекрасно. И если вы об этом задумываетесь, то должны для себя ответить на него.
Ну хорошо, а как вы себе представляете другое развитие? Например, Лопахин не купил сад и не вырубил, тогда что происходит? Тогда его покупает Дериганов и вырубает. Это все равно так или иначе произойдет. И дачники понастроят дач. Они понастроили же! Все Подмосковье в дачах за высокими заборами. Нам это может не нравиться, но мы ничего с этим не сделаем, ничего, так жизнь идет, и все.
– То есть все фатально?
– В принципе все фатально, но не надо это ощущать со знаком минус.
– Но когда все предопределено, то не интересно жить…
– Предопределены некие вехи, но каждый себя ведет очень индивидуально: этот купит и вырубит, эти уедут за границу. Как ты хочешь жить, так, пожалуйста, и живи. Но есть то, что произойдет неизбежно. Мы обязательно постареем. Другой вопрос, как мы эту жизнь проживем
Чехов не говорит о том, как жалко, что старое срубили. Как не говорит и о том, какие они – те, кто не хотят рубить «сад мой прекрасный», – хорошие или плохие. Эти же люди прекрасные в своем горе забыли Фирса! Какие они? Не плохие и не хорошие – такие, какие есть.
– Многие молодые зрители спектакля признаются, что им сегодняшним не хватает интеллигентности и культуры, свойственных чеховским героям – представителям старой жизни…
– Безусловно. Но все равно это юношеский максимализм. Существует Ленинская библиотека, если тебе не хватает культуры. И люди есть. Если на самом деле не хватает, тогда вечером ты не на футбол идешь, а к своему знакомому профессору МГУ семидесяти двух лет, которого уволили четыре года назад, потому что он больше не нужен кафедре философии, и пьешь с ним чай. Кто из молодых сейчас это делает?
Наверное, красиво звучит: «Не хватает мне интеллигентных людей, я бы, конечно, был получше, но просто вокруг меня интеллигенции нету…». Но эта позиция, в общем-то, довольно слабая. Это вранье, спихивание ответственности с себя на жизнь: не я такой, жизнь такая, поэтому я выхожу по вечерам, бью людям морды и забираю у них деньги… а как мне еще по-другому? Никто, кроме него, не виноват в этой жизни. Никто.
Одного желания что-то изменить недостаточно, нужно еще усилие приложить. Я другой панацеи не знаю.
Маргарита ГРУЗДЕВА, Ольга КУРСКОВА, Екатерина МИГЕЙ, Алина СТАБРОВСКАЯ, Юлия СТЕПАНОВА,
Ирина СМИРНОВА, Елизавета ЧЕРНЫХ, корреспонденты пресс-клуба РАМТ
Илья ИСАЕВ
Комментарии