На чтение: ≈ 8 мин.Я согласен с тем, что сама наша литературная и вообще интеллигентная среда утратила те качества и то положение, которое она занимала раньше, и она переместилась в это положение не только по своей собственной вине, но и потому, что ее туда поставили нынешние социальные обстоятельства. Я готов согласиться и с тем, что культура в целом находится в глубоком кризисе. И что литература вытесняется из общественной жизни новыми средствами массовой коммуникации, которые ее затирают.
Согласно довольно расхожей теории литература у нас выполняла функции властителя дум по той простой причине, что она восполняла вакуум свободной политической гражданской жизни. Соответственно все гражданские социальные политические вопросы смещались в область литературную и там обсуждались с большим интересом читающей и пишущей публикой. Когда в конце концов народу была отпущена некоторая доза этих гражданских свобод, необходимость в литературе как в функции просто отпала. И ее заменили имиджмейкеры, пиарщики и прочие субъекты политического процесса, которые теперь режиссируют обсуждение насущных гражданских социальных и политических вопросов уже с помощью других средств массовой информации и коммуникации, не с помощью литературных произведений, а на телевидении, на радио и в массовой прессе. Так что действительно властителем дум становится журналист, и даже не столько газетный журналист, сколько телевизионщик.
Однако ж есть и дополнительные причины, по которым литература утратила такое значение. Они связаны еще и с тем, что все эти вопросы наряду с тем, что они отражаются в этой новой сфере общественной жизни, общественного сознания, могли бы отражаться и в литературе тоже. Конечно, в гораздо более узких масштабах, для гораздо более узкого слоя людей, привыкших к образцам высокой культуры. Ситуация могла бы сместиться в том направлении, в котором она сместилась, скажем, в Западной Европе или в Соединенных Штатах, когда есть образцы высокой литературы, но они востребованы достаточно узким культурным слоем. Но даже этого нет на самом деле. Почему? Все российское общество сейчас выяснило для себя, что оно либо не нуждается в гражданских и политических свободах, либо не в состоянии ими воспользоваться. Поэтому обсуждать какие бы то ни было социальные гражданские и политические вопросы оно не склонно. Оно готово посмотреть, как эти вопросы ставятся, режиссируются, обсуждаются кем-то в качестве зрелища. Но и только. Для себя им это не нужно. Более того, тот человек, которого можно было бы назвать потенциальным читателем или зрителем, боится обсуждать и эти проблемы, и свои собственные, потому что совершенно уверен, сознательно или подсознательно, что никакого решения этих проблем он не найдет, даже иллюзорного.
Разумеется, есть люди, для которых существуют решения нынешних вопросов – ясные, четко артикулированные, простые. И для этих людей, между прочим, существует литература, которая по-прежнему выполняет для них функции властительницы дум. Это слой в достаточной степени политизированной публики, но относится он только к одной группе идей, которые сейчас циркулируют у нас в стране, а именно идеи националистической, причем, как правило, в ее наиболее крайних выражениях.
Беда заключается не только в том, что огромная часть публики не хочет не только обсуждать, но даже слышать о своих собственных проблемах. Беда в том, что многие литераторы тоже этого не хотят. Почему? Видимо, потому, что они ответа не знают, им нечего предложить. Они даже не знают, какие вопросы надо задавать, чтобы получить хотя бы когда-то хоть какие-то ответы.
Тем не менее я далек от того, чтобы констатировать полную смерть литературы и полную безысходность этого положения. Почему? Давайте сунем нос в этот самый интернет, и что мы там увидим? Наряду с грудами всякого мусора мы увидим электронные библиотеки – старый, привычный нам жанр литературы. И в составе этих электронных библиотек огромное количество классики. И публицистики, которая обсуждает вот эти самые животрепещущие вопросы. Классика продается и на компакт-дисках, она есть и в пиратских копиях электронных библиотек. Это покупается, видимо, для того, чтобы употребить. И если размещается в интернете на хорошо оборудованных порталах, значит, опять-таки это кому-то нужно. Я не преувеличиваю популярность классики внутри интернета, но присутствие его все-таки там заметно.
Наконец, возникает вопрос, а вообще утрачена ли нашим населением потребность в рефлексии? Нет, не утрачена. Потому что население, включая и образованную, и высокообразованную его часть, мучается, страдает от того, что не видит решения тех вопросов, на которые натыкается в своей повседневной жизни. Оно боится пока искать ответы на эти вопросы самостоятельно, потому что видит: никто ему этих ответов подсказать не может. Вопрос заключается в том, что неизвестно, есть ли эти ответы вообще. Во всяком случае мой собственный опыт поисков ответов пока безрезультатен, эта ситуация продлится еще какое-то неопределенное время, может быть, она даже выйдет за пределы ХХI века, а может быть, эти ответы появятся уже через пять или десять лет. Все возможно, я не берусь сейчас предсказывать. Но эти ответы, пусть даже неправильные, в конце концов появятся, потому что жить с одними затаенными вопросами, которые боишься задавать сам себе, и без ответов на них долго невозможно ни человеку, ни обществу. Ответы появятся, тогда появится и литература. Насколько эта высокоидейная литература, обращающаяся к обсуждению гражданских социальных вопросов, приобретет массовый характер, я не знаю. Вполне возможно, что сдвиги, которые сейчас произошли, в какой-то степени необратимы и эта литература займет гораздо более узкое место, чем прежде. Думаю, что такой вариант наиболее вероятен, но некоторое возрождение этой литературы произойдет – в это мне хочется верить, потому что только в такого рода литературе общество может удовлетворить свою потребность в глубокой и разносторонней рефлексии.
Андрей КОЛГАНОВ, доктор экономических наук
Выбор читателей
Комментарии