На чтение: ≈ 17 мин.И в горе, и в радости Римме Михайловне Кирбеневой помогала песня
В ноябре прошлого года ветеран педагогического труда Римма Михайловна Кирбенева отметила свое 85‑летие. Ее поздравляли дети, внуки и правнуки, многочисленные ученики, живущие в разных городах и весях. Хлебосольная хозяйка любит собирать и угощать гостей, а уж в свой юбилей превзошла себя.
Как всегда, главным украшением праздничного стола стали соленья, варенья и разнообразные закуски из овощей и фруктов, которые бывшая учительница выращивает на своем дачном участке. До сих пор сама сажает, поливает, удобряет и пропалывает. Сказывается закалка военного детства. Дети и внуки, люди городские и занятые, помогают на подготовительном этапе и в сборе урожая. Почти в одиночку Римма Михайловна обеспечивает витаминами не только всю свою большую семью, но и подруг, знакомых.
Но главное, чем радует Римма Михайловна своих гостей на любом празднике, конечно, песни. Ее голос, сильный от природы, с годами не только не ослабел, но, кажется, стал еще ярче. Даже хорошо известные песни в исполнении Риммы Михайловны звучат особенно, незабываемо. И дело не только в тембре голоса. Непростая жизнь с ее болью и радостью, любовью, утратами и надеждами – все слышится в песне… Так поет сама душа – щедрая, горячая, полная любви к людям. Никакие испытания не смогли ожесточить сердце Риммы Михайловны. А выпала ей, как и многим сверстникам, непростая судьба.
Когда началась война, моей героине было шесть лет.
– Люди собирались в середине села в небольшие группы, – вспоминает она. – Гармонисты впереди. Выходили и старики, и малые дети. Сначала молодежь пела, плясала, уходя на войну. Это было веселье со слезами на глазах. Шли вдоль деревни на край, где подводы (лошади, запряженные в телеги или сани) уже стояли наготове. Начиналось прощание. Каждый, кого провожали на фронт, подходил к односельчанам, обнимал и целовал всех подряд. Большей частью люди давали на прощание деньги, зажатые в ладони, – незаметно вкладывали в руку солдату. А я была ростом маленькая, руки взрослых были на уровне моих глаз, так что остались эти скрещенные руки в памяти на всю жизнь.
Михаила Захарова (так звали отца моей героини) провожали на войну дважды. Первых, летних, проводов Римма Михайловна не помнит. Лишь одна картина на всю жизнь запечатлелась. Сидит мама на лавке, в руках детская пеленка, и так горько плачет: «Что мне теперь делать, как и чем кормить детушек?..»
Однако через неделю кормильца семьи вернули со сборного пункта областного центра. Так тогда было нередко. Сказали: «Жди, а пока работай!» И он работал кузнецом ежедневно с шести утра до десяти вечера. Старшие дети (а всего в семье было четверо) носили ему завтрак и обед. В феврале 1942 года отца опять забрали, и уже навсегда. Вторые проводы дочь запомнила в мельчайших деталях:
– Зима, холодно, снегу много. Подводы готовы. Нас, детей, усадили в сани, укутали соломой и поехали. Мы озоруем, но нас никто не ругает. Выехали за село. Вдруг с передних саней крик: «Стой!» Что случилось? Папа идет к передней подводе, возвращается скоро обратно: «Велено детей высадить. Ехать далеко, лошади устанут, прощаться надо». Каждый отец свое дитя вынес из саней на обочину и поставил в снег, дорогу-то санями всю загородили. И вот мы, как столбики, стоим вдоль дороги. Отец меня поцеловал и сел в сани. Впереди закричали: «Трогай!» И весь обоз тронулся на войну: кто в бессмертие, кто в другую жизнь. Мы выползли из сугроба на дорогу, озябшие, грустные. Поплелись тихо к деревне. Вот тогда мы, наверное, и взрослели рано: не по годам, а по бедам.
Всем многодетным семьям, оставшимся без отцов, приходилось трудно. И таких семей в деревнях было множество. Все тяготы ложились на матерей и бабушек… Вскоре после проводов отца умерла от воспаления легких младшая сестричка Зоя. Ей было всего 2 года.
– Очень много умирало малышей, особенно до года. Детей у всех было много, – вспоминает Римма Михайловна. – Не было в достатке еды, мыла, соли, спичек. Это главные предметы выживания.
Вот как Римма Михайловна описывает будни тыловой деревни:
– Взрослые с утра до ночи работали на полях или в колхозе. В няньках оставались старшие дети. Поскольку дров не хватало и в избах почти всегда было холодно, малыши зябли, часто простужались, а лечить их было нечем. Вторая причина – плохое питание. Даже грудные дети были вынуждены есть то же самое, что и взрослые. Витаминов не было, лекарств вообще никаких. Малыши болели рахитом, большинство долго не ходили и плохо росли. Прибавлял в объеме только животик, ножки были у всех детей ухватиком – кривые, кости не укреплялись. Когда приходило лето, выползали на улицу на подножный корм, ели все подряд – траву, цветы, в результате начинался понос. У кого был длительный, те умирали. Ведь мы не мыли овощи и плоды. Подолом потрешь или травкой и хрупаешь все подряд. Что мы ели? Щавель, редьку, хвощ, лебеду, бурчавки, матрешки, дикий лук, сосновые почки, листья орешника, семена липы. Это ранней весной, а потом начинались грибы, ягоды, овощи с огорода – это уже в конце лета.
Конечно, жизнь и здоровье детей во многом зависели от взрослых, их разума, ответственности и нередко физической выносливости. Римма Михайловна вспоминает, что кто-то из матерей, несмотря на дневную усталость, умудрялся по ночам что-то толочь, мять, резать, благодаря чему дети днем были сыты. Мама Риммы Михайловны была заботливой и трудолюбивой, поэтому ее дети, все, кроме младшей девочки, пережили войну.
Конечно же, все юные жители деревни начиная с 6‑7‑летнего возраста помогали взрослым. Дело находилось для каждого. Подростки работали в кузне, заменив ушедших на фронт отцов, те, кто помладше, начиная с весны, копали землю, вырубали сады и сажали картошку, разбивали грядки с овощами, сеяли просо (для пшена), горох, рожь, овес.
– Потом все это растили, молотили, толкли в ступах – деревянных стульчиках, выдолбленных из целого дерева. Был пест – толстая деревянная баклуша длиной с метр, в середине тонкая, чтобы рука могла ухватить. Вот этим пестом и ударяешь в центр (углубление ступы), в зерно, чтобы получилась мука или ободранное зерно. Хуже всего было толочь просо, оно очень скользкое, и когда его начинаешь толочь, оно вылетает из ступы. Надо было сноровку выработать, как ударять пестом, ибо берегли каждое зернышко. Рука от песта уставала, да вдобавок другая рука лежала на ступе для упора, и ей от песта попадало, поэтому руки и ногти детей были в болячках и синяках. Подержишь руку во рту, вроде и полегче становится. «Зато и пироги, и блинки на столе» – так успокаивала нас мама.
Мама Риммы Михайловны всю войну работала на лошади, за ней была закреплена определенная лошадь, на которой она пахала, ездила на извоз.
– Она за нее отвечала, а мы, дети, считали, что это наша лошадь. Подкармливали кусочком или травкой, ласкались с ней. В общем, лошадь была членом нашей семьи. Звали ее Верба, молодая каурая красавица. И вот ее с другими деревенскими лошадьми мобилизовали. Лошадям предстояло отправиться на фронт, поэтому перед отправкой их дня три усиленно кормили, дали отдых, а потом парни верхом на них поехали в райцентр. Как людей, сельчане провожали лошадей до конца села, махали им вслед платками, а я убежала домой, залезла под крыльцо и до ночи плакала. Вот и теперь, как вспомню детство, так и Верба в глазах. Уж так было ее жалко, ведь она с войны не вернулась.
…Не только люди и животные пострадали в годы войны. Всей природе был нанесен ущерб. И об этом тоже рассказывает Римма Михайловна своим внукам и правнукам:
– Во время войны в лесу было чисто, ни одной веточки не найти. Все подбирали в корзины – и в печку. Поначалу рубить большие деревья запрещали. Но все равно по ночам люди рубили, пилили. И в тюрьмы сажали нарушителей, санки, пилы, топоры отбирали, веревки рубили, штрафовали. Но надо было как-то выживать, и люди продолжали воровать лес. За годы войны вокруг нашего села все вырубили: столетние дубы, липы, вязы – все ушло в печи. Когда власти перестали с вырубкой бороться, спустили все на самоуправство, в оставшуюся рощу со столетними дубами ринулась вся деревня, стар и мал. Детей ставили у захваченного дерева, бежали другое захватывать, сразу пилили, увозили, шум-гам, люди злые, торопятся опередить друг друга… Я так боялась, что в этой схватке что-то случится с мамой, стояла у захваченного дуба и плакала. За три дня остались от столетней рощи одни пни. На следующую зиму стали рубить эти пни, с мороза они колются хорошо. И вот топором рубишь пень в щепки, тащишь домой в корзине. Нужно было за день три раза сходить. За год не осталось и пней. Стали ходить за корнями с лопатами. Сначала надо найти, где был пень, копаешь вокруг него и корни вырубаешь. Так вот и выживали…
После войны, уже в 50‑х годах, жители Епифанова и других деревень совместно стали восстанавливать утраченные лесные богатства. Высадили саженцы там, где прежде был лес, и уже больше не рубили, берегли деревья. Для отопления покупали торф и уголь.
– Сейчас там опять березы, дубы, кустарники – за 70 лет поднялся красивый лес. Когда я бываю на родине, обязательно тот лес навещаю, обнимаю деревья, – вспоминает Римма Михайловна.
После войны сельским детям тоже пришлось много трудиться. И учиться пришлось ускоренными темпами, ведь возможности ходить в школу в военное время у Риммы Михайловны и ее ровесников-односельчан не было. Поэтому все с радостью шли в школу. Подросткам хотелось поскорее получить специальность и работать наравне с родителями. Римма Михайловна очень скоро почувствовала, что ее призвание – быть учителем, особенно ей нравилось заниматься с детьми младшего возраста. Она окончила Павловское педагогическое училище, и ее распределили в школу соседней деревни. И почти сразу же, оценив ее певческий и организаторский талант, сельское начальство поручило ей руководство клубом в Давыдове. Вокальный ансамбль народной песни и хор, которым руководила моя героиня, гремели на весь Вачский район. Без выступлений давыдовских певцов не проходил ни один праздник.
В Давыдове Римма Михайловна встретила своего будущего мужа, учителя физкультуры. В семье Кирбеневых родились трое детей. С первой дочерью Римме Михайловне не пришлось побыть и месяца в декретном отпуске. В деревне не было второго учителя, и директор школы поставил условие: «Или выходишь в класс, или я беру другого человека». С работой в 50‑е годы у учителей было напряженно (сказались последствия демографической ямы), а муж в этот момент служил в армии, так что на его помощь рассчитывать не приходилось. В то трудное время Римме Михайловне помогла мама, сказала: «Иди, дочка, работай, справимся как-нибудь».
А справляться было непросто. На медицинском осмотре выяснилось, что стопа ребенка вывернута внутрь и растет не совсем правильно. Последствием этого могла бы стать пожизненная хромота. Узнав, что есть лечение, которое хоть и трудно осуществить в условиях деревни, но оно может дать эффект, Римма Михайловна сделала все, чтобы дочка выросла здоровой. Ее материнская любовь оказалась сильнее недуга и обстоятельств. Два раза в месяц в течение полутора лет молодая учительница шла пешком до райцентра с ребенком на руках, чтобы сесть там на автобус до ближайшей железнодорожной станции, потом ехала на поезде до областного центра почти три часа, а затем после консультации и процедуры, которую могли выполнить только специалисты-ортопеды и больше никто, повторяла тот же путь домой.
То, что сделала Римма Михайловна, вполне можно назвать подвигом матери. Результат того стоил. Дочка не только не хромала, но имела безукоризненную походку, в молодости она даже танцевала в художественной самодеятельности. Сейчас Ирина уже на пенсии, у нее прекрасная семья. У сына Валерия тоже взрослые дети и есть внуки, обожающие жизнерадостную бабулю-певунью. (Всего у Риммы Михайловны восемь внуков и два правнука.) Младшая дочь Галина продолжила педагогическую династию. Начав карьеру сразу после 10‑го класса пионервожатой, она уже 30 лет преподает историю в нижегородской школе №190, совмещая преподавание с классным руководством. В этом году у Галины Ивановны выпускной класс, и, несмотря на все сложности, она делает для своих учеников максимум возможного. Так ее научила мама: никогда не сдаваться и не отчаиваться.
Вера КОСТРОВА, Вачский район, Нижегородская область
Выбор читателей
Комментарии