На чтение: ≈ 13 мин.Понятие «интеллигенция» в середине XIX века ввел в русский язык писатель Петр Боборыкин. Хотя многие исследователи утверждают, что оно и до этого встречалось, например, в дневниках Василия Жуковского. К началу ХХ столетия свою точку зрения на то, кого следует считать интеллигентом и какова его роль в обществе и в истории, высказали, наверное, все действующие на тот момент писатели, мыслители и философы. За минувшие сто лет и самому термину, и тем, кому он предназначен, изрядно досталось. Интеллигенцию уничтожали планомерно, выкорчевывая с корнем, и во многом добились успеха. О том, способна ли современная школа возродить этот практически истребленный класс и что ей для этого необходимо, а также о том, кого вообще можно считать интеллигентом, наш разговор с Михаилом СТАРОДУБЦЕВЫМ, преподавателем музыки школы №1060, учителем года Москвы-2008.
Комментарий «УГ»Интеллигенция (от лат. Intelligens – понимающий, мыслящий, разумный), общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным трудом, преимущественно сложным творческим трудом, развитием и распространением культуры. Понятию «интеллигенция» придают нередко и моральный смысл, считая ее воплощением высокой нравственности и демократизма… На Западе более распространен термин «интеллектуалы»…Новый энциклопедический словарь
– Не хочется быть банальным и говорить о том, что всем и так известно, напоминать о многочисленных трудах на эту тему Дмитрия Сергеевича Лихачева или цитировать словари, поэтому отвечу только за себя. А для меня интеллигент – это человек, с одной стороны, внутренне свободный, способный воспринимать реальность такой, какая она есть, а с другой – имеющий достаточно внутренних оснований, чтобы видеть нечто и за рамками этой реальности. Ну, например, мне очень нравится поговорка о том, что жизнь такая, какая она есть, и больше никакая. Посему я против подмены понятий, против того, чтобы называть очевидные вещи другими именами, – это уже шизофрения, раздвоение сознания. И в то же время когда-то меня до глубины души поразила история о том, что во время ленинградской блокады «хилые интеллигенты» выживали чаще, чем простой, крепкий, казалось бы, народ. Хотя голодали-то все одинаково. Те, кто первым должен был уйти на дно из-за физической слабости, спаслись благодаря неисчерпаемому культурному запасу и тем традициям, от которых невозможно просто так взять и избавиться. Им, видимо, хватало воображения и чувства юмора представить, что перед ними не осьмушка хлеба, а целый обеденный стол с несколькими переменами блюд.
– А школа в том виде, в каком она у нас нынче есть, способна воспитать интеллигента?
– Интеллигентность ведь невозможно измерить или посчитать в процентах. А потом заявить, что вот в этой школе интеллигентных выпускников больше, чем в соседней. Конечно же, все зависит не от школы, как института, официальной организации, а от каждого конкретного учителя. Только что прочел у Василия Зеньковского о том, что любой из нас хотел бы в своих учениках воспитать прежде всего свободу. И тут же без всякого перехода Василий Васильевич отмечает, что свобода – это большая опасность. Потому что именно она и становится на пути нашего воспитания. Это противоречие, замкнутый круг нужно постоянно удерживать в сознании. Но если речь заходит о детской свободе – быть такими, а не другими, то почему надо сбрасывать со счетов и учительскую свободу? Кто может оценить педагога? Уж точно не другой педагог. Мы не друг перед другом на суде стоим, здесь есть другая, более высокая истина.
Хотя и на земле, что уж далеко ходить, существует великий лакмус – это ребенок, его отношения с каждым конкретным учителем и качество пребывания с тем или иным педагогом. В нашей школе каждый может выбрать себе наставника для проектной работы. И учителя должны спокойно относиться к тому, что выбор их детей пал не на них. А главное – делать выводы. Потому что, нравится нам это или нет, ребенок подсознательно тянется к тому, кто даст ему больше. И не только знаний в чистом виде, но какой-то внутренней начинки. Если хотите, давайте назовем ее интеллигентностью… А требовать чего-то от школы как от учреждения, обросшего бумагами, отчетами, докладами, где форма внезапно взяла верх над содержанием, думаю, бессмысленно. И как можно перевести на канцелярский язык простое человеческое общение? Но во многом мы, учителя, и сами повинны: все время ждем, что кто-то придет, организует нам поле для творчества, построит в шеренгу, укажет, как и что делать. А ведь настоящая школа – это движение снизу.
– Михаил Леонидович, чего, кроме активной жизненной позиции и пассионарности, не хватает школе, чтобы производить на свет «сливки общества»?
– Сейчас вы решите, что перед вами неистовый предметник, который считает, что без его дисциплины небо на землю рухнет. Но факт остается фактом: мы недооцениваем образовательную роль предметов искусства и главным образом – музыки. Судьба изо внешне как-то более благополучна. Там все-таки есть наглядный итог – картины, рисунки, целый живописный мир. А чем может похвастать музыка? Ну что остается, когда рассказана сказка, сыгран спектакль или спета песня? Многие полагают, что ровным счетом ничего! А раз ничего, то давайте сократим это баловство до минимума и займемся математикой. От нее-то польза очевидна! Когда слышу подобные рассуждения, сразу вспоминаю булгаковского профессора Преображенского, который говорил, что «дело в голове», в которой царит разруха. Не умаляя значения математики, хочу напомнить о результатах фундаментальных научных исследований: такое вот «бессмысленное музицирование» повышает работоспособность, улучшает речь, помогает в решении пространственно-временных задач. Поверьте, если бы в школьном расписании преобладали часы музыки и изо, если бы у детей не отбирали эти предметы в старшей школе, если бы каждый ребенок проходил через театральную сцену, мы жили бы совсем в другом мире…
– А может, общество требует от школы слишком многого? Может, интеллигентность – это все же исключительно семейная ценность и плод домашнего воспитания?
– Не то плохо, что мы много требуем от школы. Хуже другое – родители почему-то очень редко задумываются о собственной мере ответственности. О том, например, что заложенное до семи лет живет в человеке всю жизнь. А тут уж, простите, школа совсем ни при чем. Но ведь мы все так заняты! Не это ли любимая отговорка современного родителя? Сначала он «проглядывает», «прозевывает» собственного ребенка, а потом разводит руками, дескать, были дела поважнее. Позиция эта, кстати, очень неинтеллигентная, если не отступать от русла нашего разговора. Потому что я никогда не назову интеллигентом того, кто знает, как надо, но при этом ничего не делает. Он может рассуждать долго, умно и витиевато, но оторваться от дивана – это выше его сил. А кому тогда вообще нужны такие знания? Кстати, это же относится и к урокам музыки, где надо не рассуждать, а много играть. Все разговоры о «трех китах» пустой звук, если ты ни разу к инструменту не подошел. Я вообще за то, чтобы все вокруг было настоящим, живым и естественным. А не искусственным и понарошку. От окружающих нас предметов и детских игрушек до отношений и чувств… Не надо стесняться того, что все мы живые люди, со своими слабостями и грехами. Мы все иногда выходим из себя, срываемся, можем прикрикнуть на детей – кто нас за это осудит? Но если хотя бы в одном случае из десяти сдержимся, проглотим собственный крик – это будет победа. Ведь ребенок – это орган чувств. Его настроения сразу прорастают в физиологию. И кто знает, какой болячкой аукнется ему наша ссора лет эдак через тридцать пять?
Что же касается распределения ролей между школой и семьей, думаю, тут уместно такое музыкальное сравнение: семья – это первый голос, школа – второй, который постепенно нарастает, крепнет, становится все мощнее и в какой-то момент превращается в главный. И если мы имеем дело со школой, которую понимаем как пространство жизни, то наша профессиональная задача – организовать все так, чтобы включить в него все лучшие семейные традиции и ценности. Ругать родителя бессмысленно. Более того, на мой взгляд, – это вообще шарлатанство. Помните, как у академика Ландау: «Если ты не можешь объяснить ребенку, чем занимаешься, то ты не ученый, а шарлатан». Родителю надо помочь. Не пальцем бесконечно грозить, а рассказать, показать, объяснить. Желательно ненавязчиво, в каком-то общем деле. Я, например, с родителями ставлю музыкальные спектакли. И во время репетиций, как бы между прочим, успеваю сказать им все то, на что бы никогда не хватило ни времени, ни желания ни на каких формальных родительских собраниях.
– Михаил Леонидович, а интеллигентный человек может быть по-настоящему счастлив?
– Конечно, если понимать счастье не исключительно в гедонистическом, а в более широком, философском смысле. Если согласиться с тем, к примеру, что разочарования тоже могут нести с собой и счастье, и свет. Потому что без них человек не сможет до конца понять, осознать и прочувствовать свою жизнь. Он должен сочувствовать миру, в то же время постоянно что-то делать, не опускаясь до пустых сожалений. При этом я прекрасно понимаю, что таких людей среди нас очень и очень немного. Важный вопрос – чем мы отличаемся от животных? В первую очередь тем, что ходим на двух ногах, хотя это и неудобно, а иногда и болезненно. Но если ты стоишь прямо, ты можешь легко сделать шаг вперед, а потом назад или в сторону. В отличие от животных, которые могут двигаться только вперед. Им в отличие от человека природа не дала права выбора. А у нас такое право есть. Поэтому если мы люди, то можем начать меняться, расти и совершенствоваться, находясь абсолютно в любой точке бытия. Потому что у нас есть свобода. Как пишет Василий Зеньковский – великая и страшная.
Выбор читателей
Комментарии