Год литературы в России наступил. Как только идея эта была озвучена, мнения можно было услышать самые разные. Кто-то воспринял эту инициативу с нескрываемой радостью и надеждой. Были и те, кто посчитал ее очередным лицемерием. Что, мол, таким образом власть хочет продемонстрировать свою мнимую озабоченность «духовным оскудением нации» (потому что на самом-то деле она в этом оскудении больше всех заинтересована). Основная же часть сограждан восприняла новость с полнейшим равнодушием, объясняя его примерно так: «Много было всяких годов – существенно же ничего не менялось…»
С этим трудно не согласиться. В ушедшем 2014-м, объявленном Годом культуры, мы вынуждены были признать, что культура проиграла битву – именно в таких выражениях говорили о событиях весны и лета многие выдающиеся писатели, актеры и музыканты. Впервые мысль о капитуляции культуры прозвучала из уст Людмилы Улицкой, за ней ее повторили многие, в том числе и авторитетные педагоги – Евгений Ямбург, Сергей Волков. Не постигнет ли литературу та же участь?В начале года не стоит думать о плохом. Педагоги не должны терять оптимизма даже в самые трудные времена. Конечно, и обольщаться не имеют права, но конструктивно мылить и, используя все имеющиеся ресурсы, содействовать благу – должны обязательно. Стоит ли напоминать о том, что литература – один из неисчерпаемых ресурсов гуманизма и человечности? «Литература есть величайший – безусловно, более великий, чем любое вероучение, – учитель человеческой тонкости» – эту фразу произнес Иосиф Бродский. А потом пояснил ее: «Чтение антропологично, ибо изменяет самое природу человека как вида. Только Homo legem*, человек читающий, способен быть индивидуумом и альтруистом в отличие от массового стадного человеческого существа».Я не случайно вспомнила Бродского. Именно его деятельность на посту Поэта-лауреата (в США это не просто звание, а государственная должность) могла бы стать для наших «культурных» министров образцом для подражания если не на весь срок их полномочий, то хотя бы в наступившем году. В 1990 году Библиотека Конгресса США избирает Бродского Поэтом-лауреатом на 1991-1992 годы. В этом почетном, но традиционно номинальном качестве он развил активную деятельность по пропаганде поэзии. Его идеи привели к созданию American Poetry and Literacy Project (Американский проект «Поэзия и грамотность»), в ходе которого с 1993 года более миллиона бесплатных поэтических сборников были розданы в школах, отелях, супермаркетах, на вокзалах. Была развернута беспрецедентная по масштабам кампания по пропаганде лучших образцов английской и американской поэзии – в автобусах, на уличных щитах люди читали не рекламу товаров и услуг, а стихи Уитмена и Шекспира. По словам Уильяма Уодсворта, директора Американской академии поэтов с 1989 по 2001 год, инаугурационная речь Бродского на посту Поэта-лауреата «стала причиной трансформации взгляда Америки на роль поэзии в ее культуре». Вот лишь одна, самая известная цитата из этой речи: «Все мы грамотные, следовательно, каждый из нас является потенциальным читателем поэзии… Ибо в вопросах культуры не спрос рождает предложение, а наоборот».Самым удивительным в этой истории было даже не то, что Бродский оказался прав (поэты часто бывают пророками), а то, что к нему прислушались. Власть наделила его полномочиями и выделила реальные средства на осуществление грандиозного, беспрецедентного проекта. Инициированный и начатый Бродским, он продолжался еще десятилетие. Его возглавлял Андрю Кэррол, в 1998 году лично объехавший на грузовике всю страну, раздавая бесплатные антологии тем, кто никаким иным способом не смог бы ознакомиться с американской поэзией.Возможно ли такое в России? Найдется ли среди российских поэтов и писателей фигура столь же харизматичная, столь же авторитетная, способная возглавить масштабное движение по пропаганде не просто чтения как такового, но всего лучшего, что есть в русской литературе? На сегодня вопрос открытый и место «поэта-лауреата» вакантно.Бродский воспринимал пост американского Поэта-лауреата как «коммунальную службу», а себя считал «государственным служащим». Он неоднократно и страстно говорил о «фермере в комбинезоне», который лишен доступа к эстетическому и интеллектуальному наследию. При этом Бродский, автор интеллектуальных и запредельно трудных стихов, понимал, что вряд ли когда-нибудь станет популярным или всенародно любимым автором: его сочинения слишком многого требуют от читателя, поскольку лишены общепонятных эмоций. Бродскому и в голову не могло прийти менять свои стандарты, чтобы угодить вкусам фермеров или любой другой аудитории: относительно природы читающей публики он (помимо прочего профессор колледжа с многолетним опытом) не питал никаких иллюзий. Но Бродский соединял особого рода духовную элитарность с мистически-демократическим убеждением, что стоит только сделать истинное искусство доступным массам, чтобы оно проникло в сознание любого человека и преобразовало его.Эта идея подчеркнуто не американская. Многие тамошние авторы склонны полагать, что публика жаждет чего-то попроще, и их задача – этим желаниям потакать. Долгое время считалось, что демократия ведет к снижению качества общественного вкуса. Лишь единицы решались противостоять этому снижению качества, непосредственно встречаясь с широкой аудиторией, как это сделал Бродский, принимающий демократию всерьез. «Цель демократии не демократия как таковая: это было бы избыточно. Цель демократии – это просвещение, – говорил он и добавлял: – Истинное искусство всегда именно демократично, потому что нет знаменателя более общего… чем ощущение, что реальность несовершенна и что должна быть найдена лучшая альтернатива».Конечно, можно обладать чувством собственного достоинства, вовсе ничего не читая. Можно прочитать два-три произведения, и они вступят во взаимодействие с собственным эмоциональным и культурным опытом, войдут в память. Так, обращенная к отдельному читателю, к его индивидуальности, художественная литература опосредованно влияет и на общество в целом. А можно прочитать много, но ничего из описанного выше не произойдет.И все-таки от чтения есть несомненная, неоспоримая польза: поскольку вербальное искусство родилось для репрезентации чувств, оно помогает людям лучше разбираться в собственной душевной жизни. Стоявший у истоков русской литературы Карамзин в «Послании к женщинам», вышедшем в 1795 году, так определил роль поэта: «Он […] верно переводит Все темное в сердцах на ясный нам язык…» Естественно, чем больше человек знакомится с литературой, тем богаче становится его эмоциональный мир. Слава богу, есть люди (и даже молодые люди, подростки), испытывающие наслаждение от лингвистического богатства текста, от его гармонического совершенства, от остроумия и глубины высказанных мыслей. Но в Год литературы мы должны думать не столько о них, сколько о тех, кому наслаждение это пока незнакомо, кто ни разу его не испытал. Сможем ли мы превратить их в Homo legens?
Комментарии