Актриса Елизавета Боярская редко общается со СМИ, однако на Международном кинофестивале, который недавно прошел в Ташкенте, она откровенно отвечала на вопросы студентов местного филиала ВГИКа. После мероприятия нам удалось поговорить с Елизаветой о тернистом актерском пути и реакции на сплетни, борьбе с эмоциональным выгоранием, творческих планах и ностальгии по родному Ташкенту.
– Елизавета, вас постоянно сравнивают с вашими родителями. Не было ли у вас страха, когда вы поступали на актерский факультет?
– Ни страха, ни каких-либо психологических проблем у меня не было. Возможно, потому что не думала, что столкнусь с этим. Как бы странно это ни звучало, в школе я не испытывала никаких проблем. Мы все были разные, дружили и еще ничего никому не должны были доказывать. Мы были просто школьниками.
Когда поступила в институт, стала слышать разговоры о том, что я поступаю по блату туда или сюда. И когда уже начала сниматься, когда меня стали приглашать на кастинги, все время это на ухо наматывалось. Мне пришлось доказывать, что я всего добиваюсь самостоятельно, своими упорством, трудолюбием.
– А потом это прошло?
– Да. Я не думаю, что это прошло именно потому, что перестали так считать, или, например, потому, что я уже достигла такого веса и определенной известности, что уже всем все доказала. Просто сама перестала об этом думать. Я настолько люблю свою профессию и не могу без нее жить, что, в общем-то, не так важно, что думают другие.
Недавно я услышала от одного знакомого интересную сентенцию: когда тебе 20 лет, ты очень смелый, ты совершаешь безбашенные поступки и пытаешься рассказать о себе максимально хорошее. Иначе говоря, стараешься понравиться. После тридцати начинаешь задумываться о том, что о тебе думают. После сорока тебе становится все равно, что о тебе думают. А к пятидесяти ты просто понимаешь, что о тебе никто не думал. До пятидесяти у меня еще некоторое время есть. (Смеется.) Это не очень правильно, что мы, артисты, режиссеры, очень заботимся о том, что о нас подумают: а понравится ли роль, а как примут это? Потому что мы все делаем для зрителя, для публики.
Но, возможно, у меня даже чуть больше иммунитета, чем у артистов, чьи родители не столь известны, как мои. Столько в мою сторону летело камней и всяких нареканий, что у меня выработался очень хороший иммунитет.
В конце концов, мы же публичные люди, мы дарим спектакли, кинофильмы, которые могут нравиться, а могут и не нравиться. Мы стоим на сцене, на нас смотрят…
– И правда, а на что еще можно рассчитывать, кроме того, что всегда могут оценить твою игру, спектакль…
– Вот именно! Ничего не сделаешь, если человеку не понравился спектакль, не понравилось, как ты сыграла, да и вообще ты сама не очень нравишься, потому что у тебя, к примеру, низкий голос и курносый нос… Бывает, что сделанное тобой никак не отзывается в сердцах тех или иных зрителей. Но это не значит, что нужно останавливаться и думать, что ничего не получается, ты никому не нужен и не стоит продолжать свой путь. Надо думать о своем предназначении в жизни. Нужно четко понимать, для чего ты это делаешь, а не задумываться о том, понравится это кому-то или нет.
– Ваш папа Михаил Сергеевич когда-то в своем интервью сказал, что придет время и о нем станут говорить, что он отец Лизы.
– Ой, он так любит это повторять! И всегда с такой гордостью говорит мне: «Вот я сегодня был там-то. И мне все время говорили про тебя». Мне кажется, для родителей самое большое счастье, когда про твоего ребенка, сколько бы ребенку ни было (пять лет или тридцать пять), говорят хорошие слова. Поэтому он действительно очень радуется, когда про меня и брата Сережу говорят, что мы хорошие…
– А у вас бывает эмоциональное выгорание?
– Да, конечно, оно бывает в любой профессии. А в актерской тем более. Мне кажется, в актерской профессии это очень опасно. Очень плохой звоночек, когда ты выходишь на сцену и понимаешь, что ничего не чувствуешь. Иногда это помогает, а иногда мешает артистам и, может быть, даже зрителям. Нужны впечатления, надо ходить на выставки, эмоционально наполняться.
Да, артисты часто такие мастера, которые могут выходить на сцену с любым внутренним наполнением. Но в нашей мастерской Льва Додина это не прокатывает, извините за сленг, там все по-настоящему, изнутри. Там ты себя тратишь на 200%. Всего себя отдаешь на сцене. Это и предельная искренность со зрителем, и диалог, который ты ведешь с ним. Часто это тебя просто выжимает.
Я для себя нашла вот такой рецепт: надо смотреть кино, ходить на выставки, смотреть живопись, слушать разную музыку. У меня всегда внутри была ассоциация: ты сосуд, который обязательно должен быть полон, чтобы делиться этой влагой. А чтобы наполнять этот сосуд, обязательно нужны впечатления. Сейчас немножко дополнила водой – посмотрела интересный спектакль, кинофильм, который произвел впечатление, побывала на концерте классической музыки, пообщалась с друзьями, с интересными людьми. Обязательно должно происходить такое внутреннее наполнение.
В актерской и режиссерской профессиях выгорание недопустимо, потому что дальше пойдет вранье. А вранья в наших профессиях и так много.
– Что у вас сейчас в театре под руководством Льва Додина? В каких спектаклях вы заняты?
– Лев Абрамович сделал новую версию «Короля Лира». В ноябре состоялась премьера. Далее – постановка «Бег» по пьесе Булгакова. Во второй половине 2024 года Лев Абрамович будет делать спектакль «Палата номер шесть». Я ведь не только играю в Петербурге, в театре Льва Додина, у меня есть спектакль в Москве – в ТЮЗе Камы Гинкаса, «Леди Макбет Мценского уезда», и в Театре Наций, где я играю в «Дяде Ване», поэтому театральная занятость у меня достаточно большая.
Что касается кино, в этом году у меня было приятное событие – я снималась в фильме Ильи Михеева. Интересный, умный, самобытный, глубокий режиссер (мастерская Константина Лопушанского). Он снимал свой дебютный фильм, который называется «110». Я там сыграла одну из главных ролей. Съемки проходили в Петербурге. Я думаю, что в следующем году этот фильм выйдет на экраны. Наверняка будут поездки с ним по разным фестивалям.
Это был мой первый опыт работы с совсем юным дебютантом, прекрасный опыт. Потому что это как раз то, чего дико не хватает, вот этой энергии, молодости, абсолютной уверенности в том, что ты делаешь, и понимания, как ты хочешь. Вся команда молодая, все безумно энергичные, фанатично влюбленные в кино, очень умные, и теряешься, хочется быть точно такой же, как они.
– Елизавета, как вам работалось в фильме «Анна Каренина. История Вронского» с вашим супругом, Максимом Матвеевым?
– То, что мы к тому времени уже несколько лет жили вместе, нам помогало. Мы многие сцены репетировали дома, на кухне, нам было интересно друг с другом. Знание друг друга изнутри сыграло в плюс. Максим замечательный актер, отзывчивый партнер широкого размаха и открытого забрала.
– Расскажите о своей дружбе и общении с Данилой Козловским.
– Мы шли с Даней бок о бок, плечом к плечу, с первого курса учились вместе. И по сей день дружим и по-братски любим друг друга. Мы вместе становились артистами. Играем вместе в «Вишневом саде». Когда скульптор творит, он берет ком глины и отсекает лишнее. Так же происходило и с нами. Когда наш курс набрали, мы были горами глины. Мы вместе делали этюды, впервые вышли на сцену, все вместе пережили, сыграли много спектаклей. Мы знаем друг друга, как скрипач знает свою скрипку.
– Вы не жалеете, что отказались от роли дочери Д’Артаньяна в фильме «Возвращение мушкетеров, или Сокровища кардинала Мазарини»?
– Не жалею и никогда не жалела. С каждым человеком в жизни происходит то, что должно произойти. Как случилось, так случилось, тем более сценарий мне не очень понравился. Но фильм вышел, и в судьбе каждого артиста, который в нем сыграл, он важная веха. Я настоящая дочка мушкетера, что мне ее играть?
– У вас много ярких ролей как в комедиях, так и в трагедиях. Какой ваш любимый жанр?
– Наш мастер Лев Додин не любит распределения на жанры и амплуа. Нас за такие слова по губам били, потому что артист гибкий, пластичный, он должен уметь все.
Мне нравится играть драматические роли. Правда, режиссеры не всегда дают возможность играть романтических героинь, потому что есть некие стереотипы.
Но чего-то неожиданного было не так много. Я играла в ярком и, можно сказать, наглом сериале Григория Константинопольского «Пьяная фирма». Там у меня безумная роль, не похожая ни на что другое, что я когда-либо делала. Когда приходят неожиданные предложения, это всегда здорово.
– Вы много играли в исторических фильмах и сериалах, таких как «Анна Каренина…» и «Петр I. Завещание». Что испытывали при этом?
– Когда у тебя есть персонаж, не вымышленный, а реальная личность, надо сильно подготовиться, читать биографию. При этом биографии могут быть разные, противоречивые. Одни историки говорят одно, другие – другое. Пойди пойми, где выдумка, а где правда. И часто бывает так: когда выходит фильм, начинаются придирки историков, споры, как будто речь идет о документальном сериале, а не о художественном. Раньше я так переживала, что мы отошли от исторической правды! А теперь понимаю, что художественный вымысел бывает куда интереснее правды. К примеру, для меня фильм «Фаворитка» в смысле впечатлений более интригующий, сложный, говорящий об императрице больше, чем точно сформулированная правда. Ты берешь на себя ответственность за персонажа и рассказываешь своим языком собственную версию, взгляд на него. Когда персонаж вымышленный, у тебя больше возможностей сочинить, соткать свою историю. Так у меня было с «Анной Карениной…». Это роман, который читали все, кто учился в школе! И у каждого режиссера свой взгляд на это.
– Елизавета, ваша мама родом из Ташкента. Наверное, она что-то рассказывала вам о городе и о стране. Насколько картинка, сформированная этими рассказами, сошлась с реальностью?
– Действительно, мама мне много рассказывала о Ташкенте. Но я и сама была здесь один раз, когда мне было пять лет. Помню, мы жили в доме у моего дедушки в махалле. Это был старый одноэтажный дом. На участке росли персики, грецкие орехи, груши, бегали куры. У дедушки была своя мастерская, в которой он все время что-то сверлил на станке. Он был инженером и очень уважаемым человеком, преподавал в известном ташкентском университете.
Мои детские воспоминания о Ташкенте остались очень теплыми – уютный дом, много света, природа, курочки, персики. Помню, как я просыпалась и сквозь тюлевые занавески видела сад… Дом не изменился, его не ремонтировали.
– А совпадает ли у вас картинка сегодняшнего Ташкента с тем, что вы помните?
– Мы с мамой побывали в доме, где она жила в детстве, у маминого брата. Они живут в частном секторе, вокруг одни большие дома, новостройки, а он остался таким же, каким его построил дедушка в шестидесятые годы. Я испытала настоящий трепет. И мы получили подарок от моего дяди – фотоальбом с чудесными, потрясающими, прекрасного качества фотографиями всей маминой родни. Представляете, какой это подарок – найти такой альбом?! Все это я структурирую, восстановлю и буду показывать своим детям. Это такое счастье – возможность рассказать о своей семье, когда ты знаешь про нее, да еще у тебя есть фотографии! Для меня очень важно не терять эту связь со своими корнями и своей семьей, с Ташкентом.
Комментарии