Эликсир правды

Я заведую лабораторией в научно-исследовательском институте, который занимается проблемами водоснабжения и очистки стоков. Моя специализация – определение предельно допустимых концентраций (ПДК) различных загрязнений в стоках и питьевой воде. Я необычайно увлекся своим делом, считая его исключительно полезным для человечества.

Человеколюбивая идея

Со временем я сделал весьма важный в научном и практическом отношении вывод. Даже соблюдение всех ПДК при обработке воды не делает ее безвредной. Каждый уважающий себя субъект народного хозяйства в дополнение к вертикально стоящей трубе, которая загрязняет небо, имеет еще и горизонтальную трубу, проложенную до ближайшей реки. В открытые водные источники поступает слишком много загрязнений, среди которых есть весьма ядовитые.

Суть моего вывода заключается в следующем: «предельно допустимые» концентрации многих вредных примесей дают такой суммарный эффект, который делает питьевую воду опасной для здоровья. И вскоре мы будем умирать от жажды, не только сидя у реки или озера, но и у себя в квартире, у бьющего фонтаном крана… Значит, нужны не нормативы, а радикальные средства и методы очистки воды.

Я высказал эту человеколюбивую идею руководству института. Моя мысль в принципе хорошая, однако она может стать «подкопом» под план работы института.

Радикальное средство от жажды

Итак, я остался непонятым и, будучи человеком робкого десятка, не посмел возражать. Но во мне не угас дух исследователя, у меня была идея.

В нашем институте также разрабатываются фильтры и вещества, способные очистить воду, – коагулянты, адсорбенты, абсорбенты, реагенты и т.д., но все они недостаточно эффективны. Через несколько лет бесчисленных опытов я получил комплексное вещество – легкорастворимый мелкокристаллический порошок. Препарат мгновенно переводил в осадок все примеси, химические и органические, удаляя связанные с ними запахи. Оставались только соли кальция (я добивался, чтобы препарат не умягчал воду), поэтому вода сохраняла природные органолептические свойства, то есть имела нейтральный вкус.

Безопасность препарата я проверял на себе, как Луи Пастер свои сыворотки. Я пил сырую воду из-под крана, пил воду из Москвы-реки и даже из Яузы, из Чистых прудов у Покровских ворот. Я делал для пробы несколько глотков и ни разу не почувствовал ни малейшего недомогания, несмотря на свой застарелый гастрит. При этом меня охватывало чувство некоторой эйфории, раскованности. Очищенная моим препаратом вода явно приносила мне удовольствие. Может быть, от предчувствия большого успеха? Ведь тогда я смог бы честно сказать: я совершил благое дело и принес человечеству пользу.

После первого стакана

Недавно я взял на пробу целую пластиковую бутылку воды из болота с пиявками. Я поверил в свой препарат и решил выпить сразу стакан болотной воды. Если мой слабый желудок выдержит, я предам огласке свои результаты.

Закрывшись у себя в кабинете, я выпил полный стакан очищенной болотной воды и стал ждать: пойдет ли это мне на пользу? Но некоторое улучшение самочувствия и даже подъем я ощутил. Вдруг постучалась младшая научная сотрудница из нашей лаборатории, говорит, меня вызывают к начальству, и тут же с обычным для нее гонором заявляет: а не пора ли, мол, мне как руководителю лаборатории потребовать прибавки жалованья (ей), а еще лучше – перевода в научные сотрудники? На что я совершенно спокойным тоном ответил:

– Удивляюсь, сударыня, вашей наивности. Вас невозможно не то что заставить палец о палец ударить, но даже найти на рабочем месте, а вы требуете прибавки к зарплате. Вы не знаете ни школьной химии, ни биологии, не говоря уж о биохимии, а проситесь в научные сотрудники…

Эти мои слова прозвучали как гром среди ясного неба. Чтобы завлаб, тихий и деликатный со всеми без исключения, кого-нибудь отчитал! Такого еще не бывало. Глаза младшей научной, рослой и крутобедрой девицы с избыточным макияжем округлились:

– Наверное, где-нибудь в лесу медведь сдох. Теперь мне понятно, почему вы запираетесь и звените стаканами…

– А вы, сударыня, запираетесь тет-а-тет с сослуживцем после шести часов. Это ведь всем известно, даже мне. Он, между прочим, человек семейный…

Она вспыхнула, покраснела, как железосинеродистый калий, и, не дав мне договорить, выскочила из кабинета со словами: «Вы еще пожалеете о сказанном».

Идя по коридору к директору, я наткнулся на сослуживца из другой лаборатории. У него была неприятная манера лезть в душу, навязывать свои проблемы и без конца занимать деньги. Он и на этот раз остановил меня и попросил взаймы. Я спокойно ответил:

– Я не хочу слушать вас, пока вы не вернете мне то, что брали раньше. Но и после этого я не дам вам больше ни копейки. Я вам ничем не обязан.

Оставив оторопевшего сослуживца, я вошел в кабинет директора.

Имя нашего славного руководителя стояло под всеми трудами всех без исключения сотрудников института, даже в переизданиях работ, написанных задолго до его назначения. Он взглянул на меня непонимающим взглядом, дескать, зачем его побеспокоили.

– Ах, да! – хлопнул себя ладонью по лбу директор. – Давно хотел вызвать вас с отчетом, по каким новым позициям нами разработаны ПДК. Мы должны рекомендовать их для внесения в нормативные документы. Какие будут у вас предложения по расширению плана работы вверенной вам лаборатории? Я думаю, необходимо ввести в штат еще одного специалиста. У меня есть кандидатура. Хорошая девушка, только что окончила библиотечный институт… Правда, несколько не по профилю, но это не так важно. Она дочь очень нужного человека…

– Понимаю, – сказал я. – Наш институт давно превратился в кормушку для «нужных людей». Поэтому у нас столько бездарностей, поэтому мы топчемся на месте. Мы по-прежнему определяем ПДК для каждого отдельного загрязнителя, игнорируя тот факт, что сумма их – уже отрава.

Директор не понял, шучу я или нет.

– Что вы хотите этим сказать?

– Представьте себе, что вы больны, – продолжал я с жаром, – и доктора находят у вас множество симптомов. На каждый симптом есть лекарство, предельная дозировка – одна таблетка. Вам назначают сразу двадцать или тридцать лекарств – по одной таблетке, но все сразу. Вы скажете, что это вас убьет? Но ведь нечто похожее происходит, когда мы, ученые, рекомендуем горожанину принять в стакане обычной питьевой воды «допустимую» дозу свинца, ртути, стронция, диоксинов, нитратов, нитритов, пестицидов, ДДТ, наконец, некоторое «предельно допустимое» количество амеб, палочек Коха, коварных вибрионов…

– Довольно, – прервал меня директор. – Вы ломитесь в открытую дверь. Это всем давно известно. С таким настроением, знаете ли, вам трудно будет дальше руководить лабораторией…

– В которую вы желаете пристроить очередную не слишком грамотную родственницу…

– И не только руководить лабораторией, – остановив меня жестом, продолжил директор, – но и вообще… мы с вами вряд ли сработаемся.

Я вылетел из кабинета как на крыльях. И хотя я сказал директору не все, что думал, я не жалел ни о чем. Я понял главное: правда для меня стала важнее всего. Я забрал из лаборатории пузырек с синтезированным препаратом и с легким сердцем покинул стены института, где основным делом для большинства сотрудников считалось вовремя получить зарплату.

После второго стакана

– Что-то ты сегодня раньше меня, – сказала жена, придя с работы. – Не случилось ли чего?

Она у меня ужасно прозорливая и вечно пристает со своей чуткостью. Она считает меня трусом, не умеющим постоять за себя, и часто сует нос в мои дела. Больше всего она боится, чтобы меня не выгнали с работы и я не сел ей на шею. Это я и захотел ей высказать прямо и открыто, но… в горле уже пересохло, и не только ссориться, но и просто отвечать не хотелось. К тому же я всегда немного побаивался жены, а где-то в глубине души закрадывалось сомнение: а не наломал ли я сегодня дров?

Я еще не догадывался о причине моей неожиданной смелости. Выпитая вода надолго в организме не задерживается… Я пришел домой уже не тем правдолюбом, каким был в институте. Мы сели пить чай (на обыкновенной водопроводной воде), и до самого вечера я огорчал домашних своим молчанием.

Утром я заперся в ванной и выпил стакан воды из-под крана, предварительно бросив туда щепотку препарата, и положил пузырек в карман. Официально я еще не был уволен, и мне предстояло несколько важных дел, в том числе обсуждение в городской Думе Положения о чистой воде (я и раньше неоднократно представлял там нашу организацию), а также похороны бывшего директора нашего института, куда я, единственный безотказный человек, был делегирован сослуживцами.

– Ты куда разоделся? – спросила жена, видя, что вместо обычного джемпера я надел костюм. Мне совсем не хотелось давать ей отчет во всем, и я сказал:

– По делам.

– По каким таким делам?

Настырный тон и любопытство жены меня уже раздражали. И я ответил:

– Не твое дело.

Пройдя квартал, я вдруг услышал истошный крик. Около дома мужчина с опухшим от пьянства лицом колошматил женщину. Прежде я обошел бы их стороной, но сейчас немедленно вмешался. Детина отшвырнул меня и продолжил свое занятие. Я побежал за милиционером. Страж порядка схватил хулигана за руку и прекратил избиение несчастной, оказавшейся женой этого пьяницы.

Мне тоже хотелось сказать этим двоим, что худой мир лучше доброй ссоры, но как только милиционер скрылся за углом, женщина первая вцепилась мне в волосы, а мужчина ударил кулаком в грудь. Я упал, и они принялись избивать меня ногами, но тот же милиционер, услышав крики, мигом вернулся и тем самым спас меня от худшего. Он снова принялся увещевать парочку, а я поспешил своей дорогой.

В метро я кое-как привел себя в порядок, стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не показывать своего возмущения. Людям желаешь добра, а это их озлобляет. Где логика? С такими мыслями я благополучно добрался до здания городской Думы.

Разговор по душам

В предстоящем обсуждении участвовали в основном члены комиссии городского хозяйства, представители организаций водоснабжения, директора предприятий и некоторые депутаты. В небольшом зале стоял огромный стол в виде буквы «Т», на котором были расставлены несколько подносов, а на них – бутылки с минеральной водой и чистые стаканы. Я пришел в числе первых. Тут меня осенила мысль, вполне логичная для моих исследований. Я вынул свой пузырек и незаметно подсыпал в каждый стакан по несколько бесцветных кристалликов. А тут и народ собрался.

Начали читать длинный документ – «Положение о водоснабжении». В нем говорилось о чистоте воды как о важной экологической проблеме. Сначала все сидели смирно и с сосредоточенными лицами. Было довольно жарко, а все – при пиджаках. Вот одна рука потянулась к бутылке с минеральной водой, другая. Стаканы то и дело наполнялись. И тут раздраженный голос прервал докладчика:

– До чего же достала эта экология!

Председатель комиссии прервал чтение, налил стакан воды, не спеша выпил, вытер губы и сказал:

– А вы думаете, мне все это не осточертело? Чистая вода, чистый воздух! Уборка мусора! У меня все это вот где! – и он провел рукой по горлу. – Если бы не скорые выборы, стал бы я тут распинаться. Мы идем на выборы под лозунгом «Сделаем город чистым и здоровым!». А что я скажу избирателям, если они вспомнят, что у нас в прошлые выборы был тот же лозунг? Я скажу: вот – мы приняли новое положение!

– Хотите бумажкой прикрыться, модным лозунгом. Дело надо делать, господа! – громко заговорил директор завода. – Если я по вашим рекомендациям перестану сливать стоки, я всю производственную программу завалю!

Разгорелся спор – явно не по регламенту. Спрос на минеральную воду возрастал, я и сам не удержался, выпил стаканчик – больше для того, чтобы погасить желание ввязаться в дискуссию.

– А вы сделайте замкнутое водоснабжение!

– Какое еще замкнутое! – возмутился директор. – Мне по технологии чистая вода нужна, а не грязная сточная. В ней, знаете, сколько всякой дряни! Вся таблица Менделеева.

– Как же вы смеете сливать всякую дрянь в реку! Промышленные стоки очищать надо!

– Мы очищаем. У нас на каждый загрязнитель есть ПДК, рекомендованный наукой. Но все равно такая вода не только на производственные нужды не годится – ею и полы мыть невозможно. Нос надо зажимать.

До меня наконец дошло, что мой препарат не только очищает воду, но и, возможно, развязывает язык. Видимо, он оказывает какое-то действие на сдерживающие центры, и человек начинает говорить то, что думает. Я еще не знал, до какой степени эти подозрения были справедливы. А потому легкомысленно пошел на похороны своего бывшего директора.

Похороны моих надежд

Ритуал на кладбище прошел вполне чинно. Безутешная вдова и родственники пригласили всех помянуть усопшего. Вместе со всеми я оказался в квартире у стола, на котором стояли уже открытые бутылки водки.

Честно признаться, я водку не люблю, особенно плохую, а как ее распознаешь, хорошая она или дрянная. Пока, толкаясь, гости усаживались, а родственники успокаивали вдову, я бросил в каждую бутылку по щепотке кристалликов. Помянули как положено. Все присутствовашие не без усердия выпивали и закусывали, сначала молча, потом пошел говорок. Вдруг кто-то некстати хохотнул. Вдова подняла голову и строго произнесла:

– Что тут смешного? Похоронили своего собутыльника и еще смеются. – Она повернулась в сторону кухни и крикнула: – Потаповна! Ты красную рыбу гостям не подавай. Сами съедим. А с них хватит и селедки, – и повернувшись к гостям, продолжала: – О покойном плохого сказать не могу, но и хорошего тоже. Пил, окаянный, как сапожник, натерпелась я с ним. А еще большим начальником был. Началось с банкетов, а потом и дома не просыхал. Набежало вас тут, подхалимов, собутыльников. Кроме родни, и видеть никого не хочу…

Я так и бросился к двери. Все мои сомнения развеялись, и я окончательно убедился в необычайной эффективности моего препарата. Да так можно все человечество перессорить! Добежал до набережной, вынул пузырек с реактивом и зашвырнул его изо всех сил в реку подальше…