Елена ГРЕМИНА: Я верю в дебютантов и в первую любовь

Назвать Елену Гремину модным драматургом язык не поворачивается. Ее пьесы в столь узкие рамки просто не укладываются. Для них вообще любые рамки тесны. В том, что она пишет, отражается вся наша с вами жизнь, выпавшее нам время с его красотой и величием, со всеми изъянами и уродствами. Пожалуй, почерк Греминой можно было бы назвать актуальным – сюжеты ее злободневны, в большинстве своем документальны, остры и неутешительны. Вот, например, «Час Восемнадцать» – история гибели Сергея Магнитского. У нее есть продолжение – пьеса «Час Восемнадцать-2», куда вошли анонимные показания тюремщиков, ставших свидетелями трагедии. Елена Анатольевна – один из инициаторов и руководитель проекта «Документальный театр» (ТЕАТР.DOC), входит в число учредителей фестиваля «Новая драма». Так что лучше вообще обойдемся без эпитетов. Достаточно будет сказать, что пьесы Греминой с успехом идут на лучших театральных сценах Москвы и Санкт-Петербурга, а также в Саратове, Омске, Новосибирске, Владимире, Пскове, Красноярске, Норильске. Уже много лет Гремина пишет для кино и телевидения. Здесь она куда более лирична. Чего стоят хотя бы сценарии нашумевших некогда сериалов «Петербургские тайны» и «Адъютанты любви». Сейчас Елена Анатольевна вновь в работе. В июле в Тульской области режиссер Михаил Угаров приступил к съемкам полнометражного художественного фильма «Братья Ч» по сценарию Елены Греминой. Рассказ о событиях одного летнего дня в жизни семьи Чеховых выйдет на экраны в следующем году.

– Елена Анатольевна, когда слышишь название вашей пьесы «Братья Ч», в памяти сразу всплывает образ Че Гевары, а вовсе не Антона Павловича Чехова…- Че Гевару я уважаю, но это не про него. «Братья Ч» – одно из прозвищ моих героев, потому что братья Чеховы без конца придумывали друг другу шуточные клички, дразнилки. «Братья Ч» – одна из них. Я это не сама придумала. За основу пьесы взяла письма Антона и Александра Чеховых, воспоминания Александра и Михаила Чеховых, дневник Павла Егоровича Чехова, а также какие-то сюжетные мотивы из произведений Антона Павловича.- Ваша пьеса построена по законам классицизма: время и место в ней едины. При этом вам удалось вплести в монологи героев множество документальных цитат. Если бы вы не работали в «ТЕАТР.DOC», писали бы по-другому?- Бесспорно. У меня большой опыт работы с документальным текстом, многие мои пьесы основаны на реальных событиях. Уже два года идет спектакль «Час Восемнадцать» про смерть Сергея Магнитского, где собраны монологи людей, причастных к смерти адвоката. Кто-то из них отказался давать интервью. Но мы восстановили то, что они могли бы сказать, другими, косвенными методами. Этот навык очень помог, потому что пьеса «Братья Ч», наверное, на 80% состоит из документальных цитат. Но при этом есть тут и авторский произвол – события, которые происходили в разное время, спрессованы в такую чеховскую ситуацию – жизнь на даче, летний день и несколько героев.- Такая, как вы говорите, спрессованность места, времени и взаимоотношений естественна для театральной сцены. Насколько органично это будет смотреться в кино?- На экране в игру вступит еще одно действующее лицо – природа. Именно ее мне не хватало в театре. Чехов, когда ему трудно было что-то сказать, трудно было выразить свои мысли, когда он хотел, может быть, уйти от ответа, а может быть, и дать ответ, вечно обращался к состоянию природы. Его женщин это, кстати, частенько обижало. Одна ему пишет, пытаясь выяснить отношения, а он в ответ: «Опять хороший урожай крыжовника. Воздух прекрасен. Вчера прошел дождь».Наш кинооператор Алишер Хамидходжаев – тонко чувствующий природу человек. И я очень рада, что он согласился работать на этой картине.- Чехову посвящен огромный корпус литературоведческих исследований. Как вы не утонули в таком объеме текстов?- Лет двенадцать тому назад я написала пьесу «Сахалинская жена». Спектакль по ней в постановке Гарольда Стрелкова, ученика Фоменко, вышел необычайно яркий. Это, кстати, была моя первая встреча с новым театральным поколением: там дебютировали Инга Оболдина, Елена Морозова, Илья Любимов. Сегодня они уже настоящие звезды. Знаю людей, которые благодаря этим артистам ходили на спектакль по четырнадцать раз. И вот уже тогда, когда работала над «Сахалинской женой», прочла вообще все, что написал Чехов – от его пьес до записных книжек. Все 30 томов, которые были изданы. Поэтому у меня есть ощущение, что я этого человека хорошо знаю. Плюс к этому не прошла мимо любопытнейших воспоминаний брата Александра, племянника Михаила Чехова и многих других. Но самое главное – это, конечно, письма. Если вы прочтете всю-всю переписку Чехова, как это когда-то сделала я, то очень многое поймете.- А как вы относитесь к тому, что письма нашего величайшего драматурга в свое время были жестоко порезаны цензурой?- Это не столь важно, потому что какие-то вещи все равно понимаешь, читаешь между строк. Например, издатели строго подходили к нецензурной лексике Чехова, к каким-то рискованным шуткам. Братья действительно шутили, порой ниже пояса. Это все, конечно, убиралось, в том числе и при публикации писем. Но я ведь за эту пьесу не из-за соленых шуток взялась. Мне хотелось рассказать именно про юность Чехова, про тот путь, которым он шел, постепенно осознавая себя, свою миссию, свой дар, и как это осознание отражалось на его повседневной жизни.Еще когда работала над «Сахалинской женой», у меня вдруг возникла мысль, что интересно было бы описать то, о чем Чехов сам говорил в письме своему старшему другу Суворину: «Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и Богу, и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, – напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба, и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая».- Вы этот завет Антона Павловича исполнили?- Получается так. Чехов, правда, ждал рассказ, а у меня пьеса вышла.Есть еще одна фраза, к тому же Суворину обращенная, которая меня тоже в свое время сильно задела: «То, что дворяне получают даром, мы, разночинцы, добываем себе ценой молодости, счастья и ценой жизни». И вот все эти мысли и чувства я в себе носила, как-то бродили они внутри, волновали подспудно, а потом на помощь пришел случай. Для Международного Чеховского театрального фестиваля режиссер Александр Галибин предложил написать пьесу. Работала я над ней год и вновь прочла огромное количество текстов, как самого Чехова, так и литературоведческих. Но опираться надо на первоисточники. И всем, кто работает с документальным материалом, студентам своим, слушателям мастер-классов, я говорю, что надо читать именно первоисточники, без интерпретаторов. Их вы можете потом прочесть, когда у вас будет свое мнение. Тогда для вас они станут интересными собеседниками. В чем-то вы согласитесь, в чем-то нет, но начинать надо с аутентичных текстов.- Елена Анатольевна, кто из героев пьесы вам больше всего симпатичен?- Я их всех жалею. И всех люблю. С их правдами, неправдами, мечтами и навязчивыми идеями. Для меня это вообще пьеса про любовь. К тому клубку, которым является любая большая семья, к тем связям человеческим, которые можем проклинать, но без которых существование наше становится абсолютно бессмысленным. Мы можем сколько угодно считать, что именно эти люди, наши родные и близкие, не позволили нам стать Антонами Чеховыми или кем-то там еще, но без них наша жизнь, я уверена, все равно пуста. И те жертвы, которые мы приносим ради других, важны прежде всего нам самим.Интересно, что каждый, кто прочитал пьесу, нашел в ней своего фаворита. В нашем содружестве драматургов есть добрая традиция: когда кто-то заканчивает пьесу, он рассылает ее всем. Остальные внимательно читают, делают замечания. Первый вариант «Братьев Ч» вышел у меня на 150 страниц, надо было сокращать. Но самой с чем-то расстаться необычайно трудно, все кажется важным, таким необходимым. Так что без стороннего взгляда коллег было не обойтись. Каково же было мое удивление, когда в ответ стали приходить настоящие исповеди. Мои товарищи по цеху вдруг стали рассказывать о самом сокровенном, о том, чего я не знала о них и знать не могла. Кто-то из них считал себя Антоном, кто-то – Александром, третьи узнавали в описанных мною коллизиях ситуации, случившиеся некогда в их собственной семейной жизни.- Как странно, вы считаете, что написали про любовь. А мне вот кажется, что пьеса ваша про свободу и несвободу…- Любовь и свобода – это два жизненных идеала, которые не сочетаются друг с другом ни при каких обстоятельствах. Любовь или свобода – вот главная дилемма, которая стоит перед человеком с начала времен. Что бы мы ни говорили, соглашались или отрицали, но каждую минуту мы делаем этот сложнейший выбор.Противостояние «любовь или свобода» является в «Братьях Ч» болевым нервом – тут вы правы. Но для меня пьеса прежде всего про то, что этих людей держит вместе.- Перед тем как стать киносценарием, ваша пьеса была поставлена в нескольких театрах. Понравились вам спектакли?- Мне очень нравится, как увидел эту историю режиссер Александр Галибин в Театре Станиславского. Главную роль сыграл Станислав Рядинский, и это получилась такая апология Антона, рассказ о том, как мелкие людишки камнем висят на шее гения, буквально кровь из него пьют, не давая написать великий роман. В другом театре на все происходящее посмотрели совсем под иным углом. Чехов у них вышел эдаким профессором Серебряковым, паразитом, который затерроризировал всех вокруг.- Театр – живой организм, и спектакль, если что-то вдруг пойдет не так, всегда можно переделать. А кино – застывшая конструкция. Там все надо сразу набело писать. И переделать уже ничего невозможно. Это ведь риск?- Ну я же свой сценарий не абы кому отдала. Он в руках Михаила Угарова, человека, в которого я очень верю.- Но театральный режиссер Михаил Угаров в кино дебютант…- Я вообще верю в дебюты, в первую любовь, в какие-то вещи, которые человек делает первый раз, выкладываясь очень сильно. Это куда ярче и свежее, чем автопилот профессионализма. Когда-то Михаил и в театре был дебютантом. И первый спектакль «Облом-off», поставленный им по собственной пьесе «Смерть Ильи Ильича» в Центре драматургии и режиссуры под руководством А. Казанцева и М. Рощина, – это была блистательная работа. Да, я принимала участие во всех этапах подготовки к съемкам, давала какие-то советы, потому что, естественно, мы с Михаилом единомышленники. Но все равно я всегда помню, что Михаил режиссер и лидер и все решения принимает только он. Я знаю, как он работает с артистами, и, более того, верю в его интуицию.