Эдуард РАДЗЮКЕВИЧ: Настоящий юмор сегодня переместился в Интернет

Актер театра и кино, участник теле- и кинопроектов, прекрасный семьянин и человек с искрометным чувством юмора – Эдуард Радзюкевич новый герой нашей рубрики. В детстве Эдуард мечтал стать пограничником и посвятить себя защите Родины. В армию его не взяли, а чем старше он становился, тем ярче проявлялись его творческие качества. Окончив школу в 1982 году, поступил в Московский институт радиотехники, электроники и автоматики на вечернее отделение и пошел работать слесарем на завод НИИДАР. В Щукинское театральное училище поступил через 6 лет после окончания школы, в 1988 году. С тех пор (даже в тяжелые 90‑е годы) он ни разу не допустил мысли оставить актерскую профессию. Настоящая слава и успех пришли к Эдуарду Радзюкевичу на ТВ. Рейтинги программ с его участием долгие годы занимают верхние строчки. За плечами актера десятки фильмов, театральных и телеработ, среди которых программа «6 кадров», сериал «Моя прекрасная няня», кино «Все включено» и многие другие. В интервью с Эдуардом мы обсудили особенности комедийного жанра и современного юмора, то, над чем сегодня смеются люди и о чем шутить нельзя. А также поговорили о его работе в Центральном академическом театре Российской армии, новом спектакле и роли учителей в жизни.

– Эдуард, вас многие знают именно как актера комедийного жанра. В чем его специфика?

– Для того чтобы играть в комедии, нужно быть поцелованным Богом. Рассмешить человека намного сложнее, чем вызвать слезы. И настоящих комедийных актеров мало.

Комедия – это не просто выйти на сцену и корчить рожи. Это серьезное трагедийное существование в срезе смешного, это смех сквозь слезы. Представьте сами, открываются кулисы, комедийный актер стоит на сцене и в принципе еще ничего не происходит, но публика уже начинает смеяться. Это надо уметь. И даже если абстрагироваться от собственной личности, комедию могут играть актеры, обладающие тонкой душевной организацией и даром уметь рассмешить. Однако я на себе испытал и другое: публика тебя любит, но ты становишься заложником одного образа для перспективы дальнейшей работы. Чем больше ты работаешь как комедийный актер, тем реже тебя приглашают на драматические роли.

– Юмор – это врожденное качество или приобретенное? Его можно развить?

– В моей семье все были с изумительным чувством юмора. Чувство юмора складывается из миллионов пикселей. Это должны быть и культура, и интеллект. Люди с высоким интеллектом могут быть очень серьезными, но шутить искрометно. А дураки – они сами по себе смешные. Как правило, у людей недалеких чувство юмора отсутствует. Для работы в юмористическом жанре надо, чтобы человек был начитанный, насмотренный, любознательный. Тем более в актерской профессии все эти качества являются ее составляющими.

В комедийном актере чувство юмора должно быть изначально заложено. По-другому хорошего комедийного актера из него не выйдет. Как показывает жизнь, отсутствие чувства юмора у человека – это притупление в принципе и других чувств. Заметьте, именно тогда, когда мы влюблены, то фонтанируем шутками, мы блещем, искрим этим юмором. И именно так создается радостный эмоциональный фон между людьми. (Улыбается.)

– Вы были у истоков появления юмора на ТВ. Ваша программа «6 кад­ров» долгие годы занимала высокие рейтинги и была самым лучшим развлечением для людей. Уже 7 лет программы нет. И на экранах появилось много юмористических программ. Юмор на ТВ сегодня – он какой? Вам что-то нравится?

– Если говорить о скетч-шоу, жанре, в котором работал я, его практически нет. Скетчи сейчас популярны в TikTok. А на ТВ уже нет.

Раньше мне нравилось смотреть КВН. Прелесть этой программы была в том, что в ней принимали участие непрофессиональные юмористы. А сейчас КВН – это полностью работа профессиональных сценаристов, профессиональных режиссеров, профессиональных вокалистов и часто профессиональных актеров. И это уже совсем другая передача. Суть основы КВН потеряна. Прелесть была, когда инженер или медик в свободное от основной работы время творчески себя проявлял в КВН. Это было свежо, обаятельно и со здоровым зарядом энергии.

Критиковать и осуждать какие-либо программы или передачи я не могу, потому что это противоречит внутрицеховой этике. Но мне кажется, что юмор изменился. С одной стороны, все сделано четко с продюсерской точки зрения, а с другой – вот обаяния, того самого обаяния творческой самодеятельности, его просто нет.

Сегодня говорить о телевидении как о некой кузнице юмора нет смысла, время прошло. Настоящий и искрометный юмор сегодня переместился в Интернет.

– Вспоминается история с комиком Идраком Мерзализаде, который позволил себе шутку про русских, и последствия были очень неблагоприятные. Должен ли быть юмор в рамках цензуры? Есть запретные в юморе темы?

– Когда начинают обсмеиваться вещи, которые являются святыми, как в этом случае, это уже не юмор, это цинизм. Причем самый откровенный. Таким незыблемым вещам нельзя придавать какую-либо окраску.

О чем шутить, каждый выбирает сам. Например, кто-то любит скабрезный юмор – ниже пояса. Кто-то любит английский юмор – утонченный, с намеком. Кто-то любит юмор, как у Михаила Жванецкого, – высокоинтеллектуальный, написанный прекрасным языком и многослойный. Вообще юмор – как актерская игра. Кто-то играет на первом плане, а у кого-то он идет вторым, третьим и т. д. И от этого возникает объем. В отличие от плоского юмора, когда шутку никак нельзя перевернуть. Есть очень много национального юмора, если вспомните, его было много во времена СССР, когда мы шутили над всеми нациями, но никто не обижался. И такой юмор понятен только в определенной группе народов, наций и т. д.

– В Театре Российской армии у вас идет аншлаговый комедийный спектакль «Не может быть». О чем он?

– Этот спектакль – современная интерпретация по мотивам трех произведений Михаила Зощенко и фильма Леонида Гайдая с названием «Не может быть!». Такая современная история, которую придумал режиссер Глеб Черепанов. На сцене стоят экраны, идет живая съемка в течение всего спектакля, существуют съемочная группа и актеры, которые разыгрывают съемки. Крупные планы и средние выводятся на большие экраны. Смотрится это очень современно, но стиль происходящего относит в 20-е годы, когда и были написаны эти три рассказа. На сцене задействованы 44 артиста, это песни, пляски. Весь состав танцует и поет, и можно сказать, что это прямо шоу, что работает сложносочиненная машина.

Как вижу по реакции публики, им очень нравится, тем более это комедийный жанр и много музыки. Так что, пользуясь случаем, приглашаю читателей «Учительской газеты» посетить спектакль и получить удовольствие от увиденного.

– Недавно вновь вступили правила по посещению театров с QR-кодами. Как вы принимаете новую реальность? И как зрители принимают спектакли?

– Сам зритель не меняется: если он идет в театр, то независимо от времени он идет за ощущениями, эмоциями, слезами – либо от смеха, либо от драмы. Я бы не сказал, что зритель сильно изменился, он радушный, благодарный, внимательный. Очень радует, что много молодежи ходит в театр, это вселяет уверенность в зав­трашнем дне. Людям нужно живое, эмоции, причем разные. Чем больше на сцене актеров, которые и играют, и полностью отдают себя зрителям, тем больше зрители от этого получают удовольствия и с неистовой благодарностью относятся к актерам.

Поэтому опасений, что в пандемию театр может потерять своего зрителя, у меня нет. Публика сейчас очень открытая, и по ней видно, что люди соскучились по культурному времяпрепровождению.

Опять же радует, что зритель понимает, где самодеятельность, а где настоящая качественная актерская работа. Сейчас очень много провокационного в театрах, потому что идет поиск новых постановок и необычных интерпретаций. Но нельзя скатываться до непрофессионального балагана. Театр – это театр! Если в кино часто и много примеров актеров, не имеющих специального актерского образования, без актерской школы, то в театре такое не проходит. Про разницу работы актера в театре и кино очень точное определение дал Аль Пачино: и там и там актер, как канатоходец, идет по канату. Только если в кино канат лежит на полу, то в театре он высоко под потолком. И если ты упадешь, то не скоро оправишься.

– Вы актер театра и кино, но я уже поняла, что театр – ваша любовь, вы его не оставите ради кино ни за какие деньги. Это так?

– Из театра и из профессии я не думал никогда уходить, даже в самые сложные времена, в 90-е годы, когда я выпустился из Щукинского училища. Бог миловал, я никуда не ушел и не предал профессию. Если сцена не приносила денег, то я их зарабатывал по-другому. Но мысли оставить актерство не возникало.

– Вашими педагогами в Щукинском театральном училище были великие актеры. Чему главному они вас научили?

– Мне очень повезло с этими людьми. Именно они вложили в меня азы актерской профессии и дали понимание ее сути. Одно из главных правил для артиста, актуальное в наше время: при полном зале ты играешь с полной самоотдачей, но, если в театр приходит один зритель, ты тоже играешь с полной самоотдачей. Это как у спортсменов – на соревнованиях не принято бегать в полноги, так же и актер не должен играть в полноги. Раскачивание может быть только на первых репетициях. Специфика актерской профессии в том, что есть две стороны медали. С одной стороны, ты любимчик публики и купаешься в овациях, а с другой – несмотря ни на какие жизненные обстоятельства, ты обязан приехать в театр и играть.

– Вы встречались со скептическим отношением к профессии со стороны окружения?

– Я встречался с непониманием того, что такое актерская профессия. Много раз мне говорили: «Ой, да что там такого – вышел на сцену, что-то изобразил! Я тоже так смогу!» По молодости реагировал и пытался переубедить, что-то доказывал. В зрелом возрасте, если слышу такое, улыбаюсь молча и про себя говорю: «Нет, брат, ты так не сможешь, потому что актерская работа – это очень сложная профессия». А вообще, если зрители в игре актера не видят как раз того самого надрыва и труда, это для артиста лучшая похвала, когда кажется, что все происходящее на сцене очень легко и просто.

– У вас есть сын Георгий. Сколько ему лет? Вы бы хотели, чтобы он пошел по актерским стопам отца?

– Ему 17 лет, он пока учится в школе. Он обладает актерским талантом и в принципе очень творческий парень, но по моим стопам пойти не планирует. Для меня самое главное, чтобы он стал настоящим мужчиной, нашел любимое занятие и им занимался. Для мужчины это самое главное! Потому что только в случае, когда мужчина занят любимой работой, он будет счастливым, и, значит, все вокруг него также будут счастливы. Давайте дождемся его поступления и в следующем году, я расскажу вам все! (Улыбается.)

– В детстве вы хотели быть пограничником. Но в армию вас не взяли. Как считаете, современному мужчине армия нужна?

– К армии я отношусь как к определенному социуму. И несмотря на то что я хотел пойти в армию, когда время было совсем другое, но мнение мое со временем не изменилось. Армия – это социум, где мужчина в отрыве от семьи проходит те или иные преграды, сложности и закаляется. Тем более сегодня армия стала высокотехнологичной, и призывы проходят по-другому, и условия службы другие.

– Ваш родной город – Петрозаводск. Какие воспоминания о нем?

– На самом деле у меня два родных города – это Москва и Санкт-Петербург, а в Петрозаводске я только родился. В Петербурге у меня очень много родственников, и с этим городом у меня связано много воспоминаний и впечатлений. Не говоря уже о том, что и как актера питерская публика меня любит, хотя питерцы непростые, они более строгие и требовательные в отличие от зрителей других городов.

А Москва – это все. Я от нее зависим даже биохимически. Каждый раз, уезжая из нее, я начинаю жутко скучать. И я любил этот город даже тогда, когда была разруха на улицах. Сейчас Москва очень красивая, комфортная. Это город, по которому с удовольствием можно бесконечно гулять и наслаждаться. Москва – моя любовь, сила и вдохновение.