Дыхание истории

У реставратора, так же как у врача, белый халат и перчатки. Только набор инструментов другой: кисточки и щеточки. Но устоявшееся сравнение той и другой профессий не случайно: и врач, и реставратор лечат. Один – людей, другой – «заболевшие» предметы и вещи. Миссия и того и другого – спасение жизней и произведений искусства. Впрочем, реставраторы, как и врачи, не любят высокопарных фраз. Спасение жизни человека или творения рук его – это процесс сложный и физически и эмоционально затратный. Эта работа исключает пафос и требует полного погружения. Как обретают вторую жизнь вещи и предметы, имеющие не­оспоримую историческую ценность, и почему в словосочетании «помыть книгу» нет ничего парадоксального, рассказывает художник-реставратор отдела реставрации музейных фондов ГМЗ «Петергоф» Дарья ЯКОВЛЕВА.

– Дарья Эдуардовна, художник-реставратор – это профессия вашей мечты?
– Да, можно сказать и так. Дело в том, что я всю жизнь любила рисовать, но не знала, есть ли в Петергофе художественная школа. Поэтому записалась во Дворец детского творчества. Там я обошла все кружки и в итоге остановилась на объединении, которое называлось «Художественная обработка кожи». Когда наш кружок закрылся, то, будто по волшебству, нашлась художественная школа (ДХШ №7), куда я сразу же поступила. Уже окончив «художку», подала документы в Ленинградский областной колледж культуры и искусства, на факультет «Декоративно-прикладное искусство и народные промыслы», где одним из направлений была художественная обработка кожи. Здесь мы не только делали галантерейные изделия, но и учились «лечить» переплеты. Разбирали старые книги, чистили их, сшивали. Поэтому когда я узнала, что в Государственном музее-заповеднике «Петергоф» есть мастерские реставрации, то, конечно же, захотела там работать. И вот уже восемь лет иду по этому профессиональному пути, и, да, соглашусь, что это работа моей мечты. Ведь профессия реставратора – одна из самых главных профессий, связанных с хранением и экспозицией вещей и предметов, имеющих высокую, часто мировую, ценность. Мы даем им вторую жизнь, для того чтобы люди любовались их красотой и оригинальностью, а ученые-историки использовали в научных исследованиях.
– Когда берете в руки старинную вещь, что чувствуете при этом? Ощущается ли груз веков?
– Если вещь очень-очень старая, например ХVI-ХVII веков, то, безусловно, испытываешь некий трепет, прикасаясь к ней. Интересно ее держать, смотреть на нее, представлять, свидетелем каких жизненных историй она могла быть. Должна признаться, что я, как реставратор, люблю книги сильно разрушенные. Сразу просыпается творческий азарт – восстановить ее первозданный вид.
– Что значит «сильно разрушенная»?
– Приведу пример. Была у меня книга, имевшая цельнокожаный переплет, однако кожа на переплетной крышке очень сильно отошла от картонных сторонок, а также было очень много утрат кожи на углах и корешке. Когда я восполнила все утраты кожи, надела обложку на картон и собрала книжку, то ее приятно было держать в руках. Этой книге, по общим подсчетам, оказалось чуть больше 200 лет. Данное издание было составлено Новгородским и Санкт-Петербургским митрополитом Амвросием (Андреем Ивановичем Подобедовым).
– Каким способом «лечат» книги и вещи? Каков сам технологический процесс?
– Разумеется, существуют определенные технологии и методики, но художнику-реставратору также нужно думать и своей головой. Например, в методичке может быть написано, что нужно делать так, но ты понимаешь, что лучше все-таки делать иначе, чтобы достигнуть того или иного результата. Если говорить о самом процессе оздоровления книг, то, прежде чем реставрировать книгу, мы ее разбираем, чистим, рассматриваем. При этом иногда случаются интересные казусы. Однажды была такая ситуация: книги к нам поступают по актам, а в актах есть реставрационное задание, и в одном из актов было написано, что в книге утеряны капталы (тесемочки, окаймляющие края корешка) и их нужно восполнить по аналогии того времени. Когда я начала разбирать книгу, то оказалось, что капталы просто скатились за корешок переплетной крышки. Пришлось их просто почистить и установить. Поэтому иногда приходится действовать ситуативно, но в любом случае мы всегда советуемся с хранителем, и все наши решения заносятся в протокол. Самодеятельность исключена, ведь мы обращаемся с настоящими раритетами.
– Помните свой самый первый предмет реставрации?
– Их было много, но в основном это была работа с легкими книгами, потому что я пришла работать неопытным специалистом. Я подклеивала, мыла, сушила, сшивала книги с бумажными обложками. Меня курировала моя коллега З.А.Гутник. И, даже несмотря на кажущуюся простоту, я сразу поняла, что мне здесь очень интересно.
– А свой самый сложный предмет реставрации помните?
– Наверное, это был стул из фонда «Мебель», да, это, конечно, не книга, а стул с кожаной спинкой и сиденьем. На спинке стула были огромный разрыв и утрата кожи. Восполнить утрату кожи по форме и цвету, укрепить трещины и разрывы было непросто, но я справилась. Стул приобрел почти первоначальный вид. Эта работа заняла больше года.
– А неудачи у реставратора бывают?
– Да, были книги, которые по три раза переделывались. Что может не получаться? Когда собираем книжный блок и соединяем его с переплетной крышкой, то должна происходить наклейка форзацев к переплетной крышке. При этом бывает такое, что появляются пузыри, неровности. Поэтому приходится опять все размачивать, снимать и начинать заново.
– Каков возраст самой старой вещи, что побывала в ваших руках?
– Это была книга конца XVII века из частной коллекции, в которой была рукописная запись. Книга, конечно, рассыпалась полностью, и ее нужно было сшивать заново. Это был Молитвослов весь в восковых пятнышках, и даже запах от него был изумительный, церковный. Я такие книги очень люблю. Мне кажется, эти книги дышат, будто живые. Вообще любопытно разбирать старые книги. Когда их чистишь, можно найти рукописные записи их владельцев, какие-то сообщения, которые один человек передавал другому. Записи на русском языке можно даже разобрать, и, к слову, многие записи сделаны карандашом, а карандаш невозможно уничтожить. Когда мы разбираем книжку, и если в ней нет нумерации страниц, а нам предстоит помыть книгу, то пишем цифры карандашом. Эта запись точно не смоется.
– Как-то парадоксально звучит – «моем книгу»?
– О, это самый интересный момент. Моем книгу мы самым обычным детским мылом. Страницы замачиваются в дистиллированной воде и мягкой кистью очищаются. Если есть плывущие печати, то их нужно закрепить акриловым лаком, чтобы при намокании печать не ушла. Потом страничка сначала сушится при помощи фильтровальной бумаги, а затем с помощью сукна и пресса. Так мы поступаем с каждой страничкой, поэтому процесс реставрации книги может длиться от полугода до двух лет в зависимости от объема страниц. Книга вообще по трудозатратам стоит на первом месте.
– Отличается ли качество страниц книг прошлых веков от нынешних книг?
– У современной книги состав бумаги другой, как и способ переплета. В реставрации современной бумаги используется иной подход, нежели к бумаге старых изданий.
– Какими качествами должен обладать реставратор?
– В первую очередь реставратор должен быть аккуратным, потому что в работе нужны порядок, а также усидчивостью и любовью к работе. Мне кажется, важной особенностью нашей работы является знание истории. Ведь нужно понимать, что за бумага использовалась, какого века переплет, из какой кожи сделан. Разбираться в материалах необходимо, потому что важно знать, как, например, кожа поведет себя при намокании. Скажем, есть кожа, которая при намокании потемнеет, и это навсегда, и ничего уже не сделаешь. Если бы я рассказывала школьникам о своей профессии, то провела бы мастер-класс, чтобы показать, как сшивают книги. У меня был такой опыт, и нужно заметить, что детям это очень нравится. Наглядность эффективнее всего, особенно когда показываешь, какой была книга и какой стала. При этом я еще рассказывала детям о самом позднем виде шитья переплетов – коптском. Это когда во время шитья блока на корешке образуется косичка.
– Дарья Эдуардовна, вы постоянно работаете с книгой и воспитаны в парадигме, что книга – это теплый и задушевный друг. Но мир меняется, на ваш взгляд, книга останется живой?