search
main
0

Двухэтажный аккуратный особняк в центре Самары. Отделанная мрамором лестница, большое зеркало между этажами, новенькие двери светлого дерева, множество уютных комнаток с ребячьими двухъярусными кроватями, спорткомплексом в холле второго этажа и даже люстрой Чижевского. И необычные, ласковые названия: “Яблочная гостиная”, “Добрая слободка”… В здании этом – детский приют и лицей под названием “Школа спасателей”.

А у меня – чувство полной ирреальности всего, что я здесь вижу. Просто потому, что это было абсолютно невозможно: то, что автор всей этой светлой системы жизни – педагог и бард Юрий Устинов – элементарно выжил, физически и духовно. Что его идеи все-таки воплотились, материализовались.

Юрию Михайловичу Устинову за пятьдесят, но для ребят он по-прежнему Юра. Как и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. И вот уже больше двадцати из этих лет его жизнь, полностью отданная детям, проходила фактически в подполье.

Грязное обвинение, состряпанное карательными органами в разгар застоя, так и осталось недоказанным, но отбросило мрачную тень на всю его жизнь.

“…Жили-были ты да я,

Бились душами босыми

С бронированной пустыней

И погибли в тех боях…”

Это слова из Юриной песни. Ему много раз приходилось погибать – душевно, эмоционально. В Бутырке, в психушках на принудлечении, после очередного разгрома его клуба.

Но самая страшная погибель была в той пропасти, куда несколько лет назад свалился в горах Кавказа их грузовик, унеся жизни шестерых его ребят. Сам Юра, весь покалеченный, лишь чудом остался жив. Из множества переломов позвоночника срослись далеко не все. Его преследует практически постоянная острая физическая боль. Когда она становится совсем уж нестерпимой – он валится на топчан с твердым щитом.

В этом доме совсем нет горечи. Плача. Одиночества. Только терпение, забота, нежность. Воспитателями в штате – его выросшие ученики, сам он числится консультантом. Автором.

И музыка тут звучит по всему дому своя, особенная: классическая, медитативная, авторская песня… Когда его ребята оказываются на шумных площадях с гремящей “попсой”, они непроизвольно закрывают уши ладошками.

А ведь известно, какие дети попадают в приют изначально. Водитель их машины с ужасом вспоминает, как в первый день его работы пришлось отвозить в приют четверку чумазых, расхристанных уркаганов лет восьми-десяти: те расселись, отчаянно сквернословя и требуя у водителя закурить. Довез их в полном смятении. И каково же было его изумление, когда буквально через несколько дней те же пацанята, умытые и опрятные, вежливо поздоровались с ним при встрече.

Таких показательных перемен за считанные дни вряд ли смог бы добиться целый штат взрослых воспитателей. Но особенность созданной Юрой системы в том, что приютские дети попадают тут не в руки взрослых, а в совершенно особое, дружное и доброе братство ребят под названием “Лицей-школа спасателей”, что находится в другом крыле того же здания, что и приют. Взрослые – лишь посредники. У каждого лицеиста есть в приюте свой подшефный. У лицеистов, кроме обычных, есть и другие, “лесные” имена: Волосок, Кипарис, Говорун…

Некоторым приютским бывает достаточно просто отсидеться, отмыться, отдохнуть в приюте, получить передышку от семейных конфликтов – и они возвращаются в семьи, домой. (Естественно, с членами семьи в это время тоже ведется работа уже взрослыми сотрудниками). А некоторым так по сердцу приходится вся эта жизнь, что они сами становятся лицеистами. Спасателями.

В группу спасателей существует конкурс: среди детей от 10 до 12 лет ищут ребят с необычными способностями: социальным талантом, как его Юра называет. Но это не просто талант лидера, который развивают скаутинг и пионерство.

Это скорее обостренное чувство чужой боли, желание и способность защитить, спасти не себя в первую очередь, а другого, других…

Талант этот развивается здесь не в прекраснодушных разговорах (хотя о высоких материях речь частенько заходит по вечерам, вокруг свечки, на разборах дня), а в упорных тренировках и на занятиях со специалистами из Министерства чрезвычайных ситуаций. По всем видам этих ситуаций – от пожара и землетрясения до терроризма.

Занятия проводятся бесплатно. Приказом министра Шойгу утверждено шефство МЧС над этим лицеем. В планах – внеконкурсное поступление выпускников лицея в Академию МЧС, готовящую кадры спасателей международного класса.

Для пришельцев с улиц, беглецов из семей есть тут, к примеру, некое потаенное место с листом бумаги и карандашами, где они вволю могут упражняться в столь привычном для них сквернословии, если уж совсем невтерпеж. А если не терпится подраться – тоже, пожалуйста, но только вот так же, в специальном закутке.

Но вот именно эта легальная возможность, просто ограниченная определенной территорией, срабатывает куда эффективнее, чем грозные запреты на драки и ругательства.

Вся теория и практика Устинова построена на таких вот парадоксах.

Особенно много парадоксов на Тропе, во время горных экспедиций на Северном Кавказе. Тропа – главный, звездный период в жизни этого сообщества.

Из лицейской стенгазеты:

“За прошлое лето я очень изменился. Раньше в классе меня не уважали и просто терпеть не могли. Друзей у меня почти не было. А летом на Тропе я нашел много друзей. А самое главное – я нашел себя. После этого лета я стал писать песни, записался на гитару. Дело в том, что в прошлом учебном году я не посещал никаких кружков и чувствовал себя дуриком. Зато теперь я так полюбил горы, что просто не могу без них жить, после этого лета мне очень хочется стать спасателем, но в придачу я хочу стать и биологом, так как я увидел, что мир живого разнообразен и красив.

Свои песни я начал писать еще в горах. Алеша, 11 лет”.

Самый любимый их видеофильм – “Вертикаль”. Черно-белый, с Высоцким, с цельными и мужественными людьми, покоряющими высоты.

Юрка и сам каким-то чудом сохранил в себе не просто уютную ностальгию по тем идеалам, как большинство шестидесятников, а живую, истинную, высокую ту романтику, как главный нерв своей жизни.

Но мироощущение его далеко не розовое. Оно во многом трагично, но именно в той тональности, которую выражает одна из его любимых фраз: “Жизнь есть трагедия. Ура!”

Говорят, эти слова глохнущий Бетховен написал своей кровью на стене собора. Так вот, может, именно потому, что жизнь так жестоко брала Юру на излом, он просто вынужден был выработать в себе необычайную силу духовности, духа. Иначе нечем было выжить. Раньше о таких говорили: “Одним духом святым живет”.

Вообще же в музыкальном творчестве Юре ближе всего джаз. И всю свою педагогику Устинов считает джазовой импровизацией. Такой вот получается у него педагогический джаз:

“Ах, зачем нам в школу с шести,

Ведь так же будут пасти,

Как в детском комбинате.

Спать пора, а в Антарктиде дыра,

Амонашвили – ура! Но звезд

на всех не хватит…”

…За малейшую услугу, даже просто совет, то и дело следуют легкий наклон головы и неизменное пылкое ребячье “Спасибо!” Не просто формальность, не просто приличие. Так и звенит эта невидимая звонкая серебристая паутинка бесчисленных детских “спасибо!” по всем этажам и комнатам их дома. “Это очень важно, – заметил Юра, – чтобы в детском доме постоянно звучало: “Спаси нас, Бог!”

А от старших его ребят, здешних воспитателей, то и дело слышишь “Сочту за честь!” в ответ на любую просьбу. Разве что каблуками не щелкают.

Всей его системе присущ не просто демократизм, но, я бы сказала, некий духовный аристократизм, который проявляется во всем – в достойной сдержанности разговора и жестов его ребят, рыцарских правилах поведения и в лицее, и в лесу, в самой тщательной аккуратности их туристического горного быта. Да и просто сразу видно: это очень хорошо воспитанные дети.

Круг Юриных друзей не случаен – Ролан Быков, Елена Камбурова, многие знаменитости в сфере педагогики и искусства и просто родня по крови, опять же духовной. Этот круг срабатывал в самые черные, гибельные для Юры дни, месяцы, годы. Надежда Сосновская так и свою песню назвала: “Блюз для Юры Устинова”. Есть там такие слова:

Боже мой, ты уже на

другом берегу,

И отсюда тебе я помочь не могу –

“Не стрелять в пианиста!” –

табличку повесить забыли.

Неужели промазали? Ну и дела!

Значит, музыка пулю опять

отвела,

Малохольные, даже стрелять

не умеют!

Ну, немного осталось, дотянем,

держись!

Этот джаз – он длиною в короткую

жизнь.

Что ты шепчешь? Реприза?

Ну, значит, длиннее”.

В защитной этой “круговой поруке добра” вокруг Юры Устинова оказались и энергичные, талантливые люди, возглавляющие в Самаре областное управление образования, – начальник управления Ефим Яковлевич Коган, его заместитель Виктория Аркадьевна Прудникова.

…Их “служба спасения” работает круглосуточно. Номер их телефона постоянно звучит по местному радио и телевидению, публикуется в газетах. Здесь, у пульта – их вахта, “горячий телефон” с городом и областью. Потерялся ребенок, папа ушел в запой, родители дерутся – машина всегда готова на выезд. Устинов даже спать ложится с радиотелефоном у подушки.

Из статьи Юры в лицейской стенгазете:

vМириады лет, а может, и больше, наш мир был мертвым. Живое появилось в нем сравнительно недавно. В том числе и мы с вами – люди.

Живое – оно не такое уж разумное и часто попадает в беду. Если самому из беды не выбраться, надо, чтобы кто-то помог, спас. Население росло, больше становилось бед и катастроф, когда случайный прохожий или добрый сосед уже не поможет. И тогда на планете стали появляться спасатели-профессионалы, универсальные, обученные многим профессиям, всегда готовые идти, ехать, лететь на помощь.

…Долю секунды, а может, и меньше, может стоить человеческая жизнь. Спасатели знают, что все жизни одинаково ценны, но во время работы они забывают об этом. Жизнь того, кого нужно спасти, кажется им ценнее собственной.

Молчим.

Наливай чаю, еще есть время договориться: каждый, кто терпит бедствие, должен знать, что по первому его зову спасатели спешат к нему. И что они сделают все, чтобы…

Звонок!

– Служба слушает! Что у вас?! Адрес!”

Ольга МАРИНИЧЕВА

Самара – Москва

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте