Двадцать процентов плюс один. Голос учителя может стать решающим

В холодную, с пробирающим насквозь ветром субботу 4 февраля я шел по Якиманке на Болотную площадь в толпе народа. Народ был веселый и доброжелательный. В нем было много народного творчества и балагурства. «Ты сейчас имей в виду, надо быть с толпой в ладу. Деспотизм теперь не в моде. Демократия в ходу!» «Едро на Марс – и кончен фарс!»

А если и требовали всерьез: «Отдайте власть народу!!!», то под требованием на транспаранте – укоризненно склоненная голова котика: «Ну пожалуйста…»Карнавальные маски, куклы, пингвинчики, мохнатые хомячки: «Похомячим?» – в ответ на обзывалки кандидата в президенты.В это время на Поклонной шел другой митинг, с иной атмосферой, за участие в котором на massovci.ru предлагали пятьсот рублей. Очевидцы рассказывали, что собравшихся долго держали на морозе не расплачиваясь. Люди мерзли, ругались. Потом приехала машина с «бригадиром», оставшийся люд построили парами и выдали по тысяче рублей на двоих. Учителей и воспитателей садиков свозили сюда на автобусах, люди старались быстрее отметиться – и  с глаз долой. Было противно, стыдно. Как сказала одна учительница: «Не фотографируйте, пожалуйста, а то ученики увидят. Это не мой выбор». Советское вранье шло полным ходом. В государственные каналы TV не проскочило ни одного антипутинского лозунга с первого митинга, а воззвания второго редактировать не надо было: «Оранжевая чума», «Америка – враг», «Вова, вернись!». А он никуда и не уходил. «Заграница нам поможет!» – весело цитировали классиков на первом митинге. Весело-то весело, но вопрос оставался: «Неужто, Россия, ты зона, где совесть дешевле золота?»На Якиманке, по которой мы двигались, интеллигентного вида молодой человек стоял в сторонке с маленьким транспарантом, на нем было написано: «Путин как-то не очень…» «Мягко сказано», – заметил я. Он засмеялся: «Политкорректность…»Но на площади десятки тысяч людей скандировали: «Россия без Путина! Россия без Путина!..»Как все быстро изменилось!По пути на Болотную я протиснулся в кафе хлебнуть горячего чая, молодые люди уступили мне очередь. Несколько человек моего возраста стояли у столика, глядя на проходящие колонны с белыми, красными, черными (Пиратская партия России) флагами. «Смотрите, – заметил один, – сколько молодых. Я боялся, они не придут». – «Нет, теперь уже не остановишь». – «Да, да…»У памятника Репину (картина «Не ждали») стихийно образовалась педагогическая площадка. Тут были непокладистые директора и учителя московских школ, не убоявшиеся увольнений и лишения премий. Здесь находились преподаватели вузов, куда в этот день заманивали юное поколение днем открытых дверей. Да, собственно, то, что происходило здесь, и было днем открытых дверей. «Российский государственный гуманитарный университет за демократизацию высшей школы». «Мы против коммерциализации образования!» «Коллеги, мы здесь! МГУ им. Ломоносова». Девочка с листочком: «Путин, живи на стипендию».Но вообще-то они не об этом. Не о стипендии, не о подачках кучки людей, которые рулят Россией, закладывая – за счет налогоплательщика, то есть за наш с вами, – громадные расходы на вооружение, ФСБ, на силу страны, как они ее понимают, и оставляя крохи человеку, его образованию, здоровью, культуре… «Искусствоведы за честные выборы!» – шла молодая женщина с маленьким транспарантом. Я посмотрел – на оборотной стороне было написано: «Искусствоведы за честную и красивую страну!» И страна, собравшаяся тут, была действительно красивой. Стоило вдохнуть этот воздух. Последнее время мы жили в атмосфере спертости, разложения, тоски, отчаяния, и вдруг оказалось, что мы не население, как нам внушали, а народ. Давно ли так было? Сто пятьдесят лет назад воспитатель Александра III обер-прокурор Победоносцев изготовил таблицу наподобие учебного пособия. Три группы стран. Одни, вроде Англии, давным-давно нашли форму правления, достигли общественного согласия и мирно идут по этой дороге. Другие, как Франция, век мечутся, льют кровь, республика не раз сменяется диктатурой, но в конце концов и они вступают на цивилизованную тропу. Наконец, третьи. Кажется, что путем долгого опыта они достигли мира. Но за поворотом – непредсказуемость, снова перевороты. К этой группе стран в середине девятнадцатого столетия Победоносцев отнес Германию, Испанию, Латинскую Америку… России в классификации вообще не было. Что он имел в виду? Тютчевское «умом не понять»? Или что найденная и удерживаемая веками форма правления есть для России единственно возможная? Так нам сегодня внушают те, кому не дают спокойно спать лавры самодержца. Но стоит напомнить избирателям: первая половина царствования случается светлая, зато вторая…В третьей группе стран обер-прокурора никого не осталось. Нам уготовано брататься с вечным Ким Чен Иром и Уго Чавесом? Это будущее России? Только вряд ли с этим согласятся те, кто вырос из коротких штанишек. Это же было с нами совсем недавно. В те времена многие из ребят, собравшихся на Болотной, пешком под стол ходили. Дети перестройки. В вихре тогдашних событий мы не очень обращали на них внимание. «Учительская газета» вдохновляла школьную реформу снизу, атакуя замшелую Академию педнаук (по сравнению с последующей она кажется прогрессивной), бюрократическое ведомство, авторитарную педагогику. «Учителя за сотрудничество!», «Родители за сотрудничество!», «Управленцы за сотрудничество!», «Ученые за сотрудничество!» – это были не просто лозунги, а новые ценности, идеи, методы обучения и развития, иная атмосфера, захватывавшая людей. Посмотрите вокруг – все сколько-нибудь разумное, что еще сохранилось в образовании, – вариативность, авторская школа, развивающее обучение, возможность хоть какого-то выбора – все это оттуда. Если говорить всерьез, это была последняя глубокая реформа образования, начатая, как это обычно у нас бывает, накануне социальных потрясений и катаклизмов. В августе девяносто первого года, когда в Москве громоздились баррикады, я оказался в здании Министерства образования на Чистых прудах. Здесь с коллегами мы организовывали подпольную типографию. На ротапринте по ведомственной связи печатались и распространялись президентские указы, листовки – запрещенная пресса. Министерство занималось полезным делом – народным просвещением. Продолжалось это недолго. Но в те дни с неожиданной стороны мне открылись история образования и место историка. Так уж сложилось, что история у нас выходит за рамки академических занятий. Историки уходят в министры, политологи, правительственные советники. Во всем, что происходит, усматривают исторические аналогии. На развилке дорог выбирают ту, которая ведет в прошлое. Вот и совсем недавно, несколько месяцев назад, в душной атмосфере страны казалось, что маятник, сделав мах в одну сторону, по законам механики пошел в другую, и где еще остановится… Между тем не так уж и трудно сказать где. И ответ содержится в сфере, которая обычно на периферии общественного интереса. Но сегодня в ней что-то происходит…Мы разные. И как учителя разные. Не все склонны к сотрудничеству. Не все открыты новациям, особенно тем, что навязываются. Есть консервативно настроенные педагоги, которые хорошо учат, и слава богу. Мы разные. Но нас объединяет одно: всем хочется видеть другую жизнь для наших детей. И вообще жизнь (что-то очень часто в последние дни наши дети стали прыгать из окон). Другую власть, другое отношение к людям, доходам страны, их распределению. Всем хочется уважения к человеческому достоинству, попрание которого выводит людей на площадь. Резолюция митинга на Болотной содержит несколько пунктов: освобождение политзаключенных, отставка главы ЦИК, регистрация оппозиционных партий, проведение реформы политической системы, гарантирующей страну от самодержавия, через год – новых честных выборов в парламент, через два – президента… Без честных, чистых выборов ничего не получится. И после 4 марта будут нарастать протесты, одна сторона сойдется с другой, стенка на стенку, и чем это кончится? У школы есть шанс не допустить этого. : в стране девяносто тысяч избирательных участков, и больше половины расположены в школах. И почти везде председатели комиссии – директора, учителя. Не случайно в последнее время школу забросали деньгами, власть беспокоится о выплате учительской зарплаты. С чего бы это? С того, что учителя оказываются оплотом самодержавия. И от них ждут результатов (чтобы потом снова надолго забыть о школе и учителях).Рейтинг главного кандидата, несмотря на административные ресурсы и пропаганду, снижается – если бы честные выборы происходили сегодня, В.В.Путина поддержали бы около 30% избирателей. А для победы в первом туре (от второго кремлевская администрация бежит как черт от ладана) нужно 50% плюс один голос. Кажется, это голос учителя. Эти двадцать процентов плюс один требуют массовой, как и на прошлых выборах, фальсификации. Механизмы отработаны, но при растущем как на дрожжах протестном движении, общественном контроле, независимых наблюдателях власть может быть побоится сделать это в столице, крупных городах, на виду у всех. А вот в провинции, малых городах и селах… Именно здесь, где мои друзья, где я работаю многие годы, в разных местах страны, добираясь порой до школ на железном корыте, прицепленном к «Бурану», на оленях, на нартах, по разбитой страшенной «федеральной трассе». Именно здесь, в этой обманутой не раз и униженной, но не потерявшей еще, верю, самоуважения России, будет происходить выбор страны. И учителя, судя по всему, окажутся той гирькой, от которой будет зависеть, куда качнутся весы, в какой стране мы окажемся после 4 марта. Хотя на этом развитие гражданского общества не заканчивается. В конечном счете власть все равно будет вынуждена пойти на общественный договор, и в политику придут новые люди, из нового поколения.Но подумаем вот о чем (эта мысль рождается сегодня в головах многих): участие учителя в нечестных выборах и митингах в поддержку, которые не являются твоим выбором, – это гибель учителя, дисквалификация. Сможем ли остаться учителями, если послужим злу? Потеряв достоинство, воспитывать его в учениках? Став на сторону лжи, учить правде и истине?По Якиманке 4 февраля шли молодые супруги, папа нес в «кенгурушке» малыша. То ли им не с кем было его оставить дома, то ли взяли с собой сознательно – прижатый к груди кроха олицетворял надежды и ожидания. Хочется верить, мы их не обманем. Москва