Кто-то считал Льва Львовича самым талантливым из сыновей Толстого. Другие современники, напротив, насмешливо величали его Тигр Тигрович из-за повышенного самолюбия и попыток превзойти своего отца. В самом деле, он единственный из детей, кто дерзнул стать писателем и подписываться настоящим именем. Как будто может быть два Льва Толстых! Несложно догадаться, что любви отца это ему не принесло. О крайне сложных отношениях этих незаурядных личностей шел разговор в столичном Государственном музее Л.Н.Толстого. Поводом для встречи стал выход в свет сразу двух изданий: книги Павла Басинского «Лев в тени Льва» и мемуаров Толстого-младшего «Опыт моей жизни».
Всю жизнь сын яростно спорил с отцом и сочувствовал матери. Все его мемуары проникнуты этим настроением. Он предъявляет счет родителям даже за младенческие годы, в которые, как он сам признавал, его мать и отец были «бесконечно, страшно счастливы». Но при всем этом они почему-то «не дали мне с детства глубоких духовных основ и не пробудили во мне и не открыли мне мою духовную, божественную сущность». «Как могло случиться, что ни отец, ни мать – оба взрослые, воспитанные и неглупые люди не знали ее в себе самих или по крайней мере не сказали мне, что знали?» Ну что можно сказать на такие обвинения? Только то, что их автор с рождения наделен несчастным характером, склонен видеть в жизни в основном темные стороны и обвинять в своих бедах окружающих. Именно на предков он возлагает ответственность за создание из него «очень сложного и страстного, доброго и злого, слабого и сильного, более дурного, чем хорошего человека».Однако нельзя его и не пожалеть. Ведь отца Лева страстно любил, еще гимназистом пережил увлечение зарождающимся толстовством и кинулся в него, как в омут. По разбросу страстей он был похож на Льва Николаевича, который когда-то написал: «Чтобы жить честно, нужно рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться, а спокойствие – это душевная подлость». Его сын именно так и жил. Не окончив университет, занялся самообразованием. Увлекался хозяйством и преобразованием жизни крепостных крестьян, открыл свою школу, писал книги и даже поступил в действующую армию. Служил мировым посредником, присяжным заседателем в суде. А еще спасал умирающих от голода и тифа крестьян в Самарской губернии, что чуть не стоило ему жизни. При чтении мемуаров возникает ощущение, что все это сознательно и подсознательно делалось исключительно для того, чтобы заслужить одобрение отца. Но Толстой-старший на похвалы оказался скуп. На этом Толстой-сын внутренне надорвался и буквально заболел тяжелой нервной болезнью.От страстной любви до ненависти, как известно, один шаг. У Льва Львовича эти два чувства уживались вместе. Возможно, переломным в отношениях отца и сына стал момент, когда доктора объявили, что жить Льву-младшему осталось не больше двух лет. И как же поддержал его отец? Он «пришел ко мне и стал утешать, говоря, что каждому дан свой круг жизни: одному сто лет, другому два года, третьему двадцать пять. Никогда не забуду, с каким ужасом я взглянул на него, не веря, что он может быть таким жестоким». Болезнь младший Толстой все-таки победил, но, как сам написал в мемуарах, «только благодаря тому что навсегда похоронил и осудил толстовское учение, взятое в его целом, и, выбравшись из полудикой, бестолковой России, увидел и понял рациональный и организованный Запад».Так же неистово сын бросился в отрицание отцовских идей. Например, в противовес «Крейцеровой сонате» написал «Прелюдию Шопена», где превозносил семейные ценности, на что критики безжалостно заметили, что он изобрел новое средство от беспорядков – взять всех студентов-смутьянов да переженить. Однако собственный его брак распался – то Лев Львович был нежным семьянином, то проигрывал огромные суммы в карты, то ухаживал за гувернантками своих детей. В итоге он оставил восемь детей от первого брака (а еще был первенец Лева, который умер в младенчестве) и одного от второго. Жил, занимаясь то скульптурой (вылепил и подарил музею «Метрополитен» бронзовый бюст отца), то литературой, то читая лекции о Толстом (о ком же еще?), после революции в эмиграции бедствовал. Впрочем, дети блудного отца под конец его жизни простили. А вот он своего, похоже, не смог…Что и говорить, тяжкое испытание честолюбивому человеку – находиться в тени всемирно признанного гения, гиганта духа. Об этом книга Павла Басинского «Лев в тени Льва». По мнению участвовавшей в обсуждении книг врача-невропатолога, и отец, и сын страдали комплексом нарциссизма. «Лев Николаевич – конечно, великий нарцисс, – ответил читательнице литератор. – Но он не любовался собой, а всматривался и изучал». «Вообще у Толстого было смертоносное обаяние, никто не мог перед ним устоять, – резюмировал Басинский. – Смотришь на его фотографии – он и со спины интересен, не оторваться!» Как и полагается автору, обоих своих героев он по-своему любит: Толстого-младшего за его открытость, искренность, горячность, «любовь к любви», а старшего, помимо прочего, за огромную работу над собой. «У его брата Сергея Николаевича, например, задатков было больше, и Левочка ему в детстве и юности завидовал, – пояснил писатель. – Гениальность не была ему присуща сразу, он сам себя сделал».А каково нести бремя потомка великого классика сейчас? Фекла Толстая, ведущая вечера, с готовностью ответила, что ее с детства учили отвечать на этот вопрос: мол, с одной стороны хорошо, с другой – плохо. «Мы сами с Владимиром Ильичом Толстым (ныне советник Президента РФ по культуре. – Т.Е.) выросли в тени своих отцов, которые были академиками, серьезными учеными, и привыкли к ответственности за свое поведение, – призналась сегодняшняя заведующая отделом развития Музея Толстого. – С возрастом понимаешь, что возможность служить Льву Николаевичу приносит огромный драйв и еще большую любовь к своей семье».
Комментарии