другие школы
Вечерки действительно живы, только теперь они не похожи на ту, воспетую в знаменитом фильме “Большая перемена”. К названию 185-й вечерней средней школы жизнь добавила “подзаголовок”: Школа реабилитации знаний. О том, что кроется за подобной формулировкой, мы и беседовали с директором Верой Мягковой.
Вечерка по-новому
Раньше было так: рабочие многочисленных предприятий – а 185-я вечерняя “обслуживает” богатый промышленностью район “Авиамоторной”, – отработав положенное за станком или за автобусной баранкой, бежали добирать не полученные в свое время школьные знания. И как в том фильме, недавняя выпускница пединститута Вера Мягкова учила солидных отцов семейств иногда почти пенсионного возраста, за одной партой с которыми сидели наследники их трудовых династий. Сегодня вечерка сильно “помолодела”: работающие школьники составляют едва ли не треть ее питомцев. Дети неблагополучных семей, порой единственные их кормильцы – тут уж не до высот науки, получить бы минимум знаний да аттестат!
Совсем другая публика в про- фильных классах 185-й вечерней – экономическом и юридическом. Здесь, кроме аттестата, получают удостоверение о приобретении специальности секретаря-референта или бухгалтера со знанием компьютера. Третий год школа работает вместе с преподавателями Международного независимого экономико-политологического университета, куда ребята из профильных классов принимаются на основании выпускных экзаменов. А с будущего года по той же схеме планируется наладить сотрудничество с педуниверситетом (бывшим МОПИ).
Но не эти два направления работы своей школы считает Вера Мягкова самыми трудными и самыми социально значимыми.
Класс-“атас”…Сперва их было двенадцать: 10 юношей и 2 девушки (юношам, впрочем, мало в чем уступающие). Потом появился тринадцатый – вне списка, так как ему до сих пор не отдают документы в общеобразовательной школе. Чертова дюжина второгодников, кое-кто с уголовным прошлым и настоящим. По школьной программе – 7-й класс, по возрасту – восьмой, а то и девятый. Все как на подбор – “исключенцы” из “нормальных” школ.
Учителя входили в класс, как дрессировщики к тиграм в клетку. Бумажные самолетики и хамство казались невинными забавами по сравнению с теми деяниями некоторых из учеников, которыми в настоящий момент заняты следственные органы. “Не надейтесь, я вас не покину! – сказала в первый день новая классная руководительница. – Я давно работаю и все это уже проходила”. – “Хм! Прежняя тоже кричала “не уйду”, но мы ее выжили!” – “Так ведь я-то на вас не кричу!”
И все-таки они учатся. За первое полугодие более-менее одолели программу 7-го класса и с января их “повысили” – теперь они уже в восьмом. Многие успели постичь незнакомую доселе радость – получение заработанной хорошей оценки. Научились не бояться выходить к доске. Поняли, что учитель – вовсе не обязательно их враг и порядка требует не для себя и не из принципа. Для таких ребят уже большой прогресс.
А в девятом на уроке литературы – что-то вроде салона Анны Шерер. Свечи, прически пушкинского времени, стихи. Только избранная публика: ребятам самим предоставлено право решать, кого пригласить в свой салон на такой “урок”, а кого нет. Кто-то из этих юных “аристократов” тоже носил в свое время позорное клеймо “второгодника”, “педагогически запущенного”.
О таких ребятах рассказывала Вера Мягкова. Встретила недавно одного из своих самых “трудных” – Валеру: женат, двое детей, постоянно ездит через всю Москву ухаживать за парализованной бабушкой. Другой, Алеша, в прошлом хронический прогульщик, недавно привел в школу свою жену: мол, декретный отпуск – самое время поучиться! И такие примеры не только приносят учителям 185-й вечерней моральное удовлетворение, но и подтверждают, что их принципы работы с “трудными” – правильные.
Срочно требуется понимание
Вера Мягкова считает, что она не вправе отказать в возможности учиться кому бы то ни было – будь ребенок постоянным персонажем милицейских протоколов или даже подследственным. Получить аттестат зрелости имеет право каждый, кем бы он ни был. Но и даром “корочку” в 185-й никому не дают – ее надо заработать. Но как заставить ребенка, навсегда отвыкшего учиться, работать на свое же собственное будущее?
Первое, что принимается здесь как аксиома: такие дети в равной мере нуждаются в ласке и в том, чтобы их считали взрослыми. Ребята быстро начинают ценить то, что здесь их никогда не назовут “второгодниками” и “бездельниками” – “просто тебе не повезло раньше, но, если захочешь, ты все сумеешь!”. Учителя вечерки привыкли работать со взрослыми – на ученика-ровесника не накричишь, в угол его не поставишь, – поэтому и в своих “малышах” они уважают человеческое достоинство. А те со временем начинают даже гордиться тем, что учатся во “взрослой” школе.
Обидеть “трудного” ребенка – значит предать его. Надо ли говорить, насколько высоки должны быть в такой школе требования к учительской этике? В 185-й школе с недавнего времени работает психолог. Как это ни странно, ученики очень активно пользуются его услугами – наверно, потому, что большинство из них не имеет возможности элементарно выговориться.
Однажды на педсовете обсуждалось поведение некой ученицы. Классная руководительница обьяснила коллегам, что наказывать провинившуюся не стоит – у нее сейчас большие личные неприятности. “А что с ней?” – “Этого я вам сказать не могу – девочка просила направить ее к психологу и взяла с меня слово, что все рассказанное ею останется между нами”. И учителя удовлетворились таким ответом, несмотря на “педагогическую необходимость” знать, чем вызвано поведение ребенка.
Доброжелательность плюс “неснижение требований” – вот, пожалуй, главный принцип работы школы. А требования высоки – несмотря на то, что в программе только основные предметы (ради них приходится жертвовать черчением, трудом, музыкой), график у ребят очень напряженный, ведь за короткий срок надо успеть многое. Приходится идти на компромиссы: будете хорошо работать – “премируем” неделей каникул (они в вечерке не положены), привлекать к работе родителей.
Благодаря всему этому “естественный отсев” из 185-й вечерней школы минимален. Бывает, что уходят, а через год-другой возвращаются доучиваться. Потому что, как ни крути, аттестат зрелости – вещь в жизни необходимая. А эта вечерка, где тебя поймут и помогут, для многих из них, отторгнутых школьной системой, как последний ковчег.
Ольга ИЛЬИНА
фото Владимира БОНДАРЕВА
А он в вечерней школе не учится
БУКВА ЗАКОНА
БУКВА ЗАКОНА
“гражданское согласие” против департамента
Как бывало раньше? Если ребенок во время учебного года оказывался по тем или иным причинам далеко от постоянного места жительства, он подлежал обязательному приводу в школу. Достаточно было заявления от тети-дяди, бабушки-дедушки да и вообще от любого лица, что проживает, мол, Ванечка или Машенька временно у него по такому-то адресу, и по сей причине, уважаемый директор школы, примите дитя во вверенное вам общеобразовательное среднее учебное заведение. А если тети-дяди или бабушки-дедушки этого не делали и органы народного образования случайно выясняли, что ребенок не ходит в школу, та-а-кие скандалы бывали! Нынче все не так. Теперь учеба почему-то тесно увязана с…постоянной пропиской (или, по-новому, с регистрацией на постоянном месте жительства), чего никогда не было раньше. Уже два года Московский департамент образования запрещает…учить детей беженцев и вынужденных переселенцев.
“Детям лиц, не имеющих постоянной прописки, следует отказывать в приеме детей в школу”, такой циркуляр (Протокол #19) был разослан Департаментом образования директорам всех учебных заведений.
Директорам школ предписано “обращать внимание на срок действия удостоверения беженца или вынужденного переселенца, поскольку он ограничен. При продлении срока действия удостоверения должна быть отметка о перерегистрации”.
– Такой “документ” могли составить люди, совершенно незнакомые с законодательством, – возмущается правозащитница Светлана Ганнушкина, сопредседатель комитета “Гражданское содействие”. – По закону никакого продления статуса беженца или вынужденного переселенца (а значит – и удостоверения) быть не может! Статус нельзя не продлить, статуса можно только лишить. Так называемая перерегистрация не носит разрешительного характера, она проводится с целью переучета и нужна лишь для того, чтобы знать, сколько на данный момент и в данном населенном пункте вынужденных переселенцев. Лишить статуса (отказать в перерегистрации) можно только в двух случаях: если обнаружилось, что беженец сообщил заведомо ложные сведения, на основании которых его признали вынужденным переселенцем, и если совершил тяжкое преступление, признанное Уголовным кодексом, да и то после вступившего в силу приговора, внесенных в закон “О вынужденных переселенцах”, которые ОБЯЗЫВАЮТ Миграционную службу выдать в течение трех месяцев любому, кто ходатайствует о статусе вынужденного переселенца, “вне зависимости от его возможности обустроиться”, удостоверение единого образца, имеющее хождение на территории всей России. И, обладая удостоверением беженца или вынужденного переселенца, гражданин пользуется всеми гражданскими правами, в том числе – и на образование своих детей. Что же касается постоянного места жительства, то с этим удостоверением он может сам пробовать обустроиться хоть в Хабаровске, хоть в Москве. Однако, как говорится, мухи – отдельно, бульон – отдельно! Прописка – это совсем одно, а право на среднее образование – совершенно другое, никак с пропиской не связанное!
Кстати, от беженцев из Чечни закон не велит даже требовать доказательств того, что они беженцы – в соответствии с ч.1 статьи 55 ГПК РСФСР “обстоятельства, признанные общеизвестными, не нуждаются в доказательствах”, а что происходит в Чечне – всем известно!
Новые российские Правила регистрации, заменившие прописку, сняли ряд ограничений – федеральным законодательством установлено: те, кто получил статус вынужденного переселенца или беженца, имеют право зарегистрироваться на площади родственников и знакомых, независимо от ее метража.
Однако в Москве, вопреки закону, беженцев загнали в замкнутый круг: паспортный стол не регистрирует их на площади родственников без удостоверения вынужденного переселенца, и Миграционная служба Москвы не выдает этих удостоверений без регистрации! Так, сначала столичная Миграционная служба присвоила себе несвойственные полномочия, перепутав функции учета с разрешительными. А затем и чиновники Департамента образования, не удосужившись ознакомиться с Законом “О вынужденных переселенцах”, да и с прочими статьями Гражданского кодекса и главного Закона страны – Конституции, отказали детям, бежавшим от дудаевских боевиков и российских бомб, в праве учиться.
Однако прецедент правового разрешения подобных проблем уже есть.
В январе 1996 года суд впервые призвал Миграционные службы России и Москвы к соблюдению законности – с них, а также со столичного правительства было взыскано в пользу беженки из Грозного Павлины Филипповой 3 миллиона рублей “за моральный вред”, а с московской Миграционной службы, кроме того, было взыскано и денежное пособие в размере 1 млн. 265 тысяч рублей. Филипповой, как квалифицировал судья Таганского межмуниципального суда А.А.Литвинов, “не был вовремя предоставлен статус вынужденного переселенца, что привело к невозможности реализации соответствующих статусу прав”.
Кроме этого, суд решил: “Удовлетворить иск по предоставлению статуса и обязать Миграционную службу выдать свидетельство установленного образца. Обязать правительство Москвы совместно с московской и федеральной Миграционными службами в течение месяца предоставить в соответствии со статусом вынужденного переселенца жилье в Москве или области”.
Теперь правозащитная организация “Гражданское содействие” собирается обжаловать через суд незаконность Протокола #19 и других документов Московского департамента образования, дискриминирующих детей беженцев и вынужденных переселенцев.
Карина МУСАЭЛЯН
ученики
ученики
групповой портрет: подросток конца 90-х
Убить – это просто
или очень просто?
Денег не хватает. Особенно молодым. Все крутятся, однако молодежь делает это энергичнее своих родителей. И результативнее. И беспардоннее – совесть в области бизнеса большинство считает химерой. Наши дети – кривое зеркало, которое отражает взрослых. Не дай Бог, если в нем отражается будущее!
Двум группам старшеклассников Москвы и области – юным бизнесменам и неработающим подросткам – был задан вопрос: “Какими качествами должен обладать человек, желающий добиться успеха в бизнесе?” И если не понюхавшие крутого бизнеса школьники наивно поставили в первую шестерку ответов работоспособность, собранность, целеустремленность, обязательность, обаяние, тактичность, честность, порядочность, то практики-бизнесмены выбрали, кроме тех же первых двух ответов, напористость, хитрость, изворотливость, бесчестность, беспринципность, наглость. 3% признались в готовности ходить по трупам.
“Мог ли бы ты убить человека?” – такой вопрос МИСС задала 1860 старшеклассникам нескольких московских школ, ребятам из весьма благополучных семей. Полку киллеров, похоже, скоро прибудет: каждый шестидесятый согласен убить за большие деньги. Прекрасная половина ненамного миролюбивее мальчиков – за деньги готова порешить кого угодно каждая семидесятая старшеклассница. “Ни за что”, – испуганно и категорично ответили всего 19% парней и 48% девушек.
Кстати, в правонарушениях любого рода слабый пол почти не уступает сильному. В мелких кражах признались 21% парней и 16% девочек, в крупных – соответственно 6% и 4%, в мошенничестве – равное количество, в драках с нанесением увечий участвовали 26% мальчишек против 15% девушек. Более мужской бизнес – рэкет (9% крутых парней против 4% юных амазонок) и распространение наркотиков (8% ребят против 3% девушек).
Как они относятся к закону?
На вопрос “Считаешь ли ты, что законы надо знать?” 41% московских старшеклассников выбрали ответ: “В общем, да, но далеко не все, а те, которые могут пригодиться”. “Да” сказали всего 28%. Категоричное “Нет” – 22%. 9% затруднились ответить. “Считаешь ли ты, что законы надо соблюдать?” – спросила МИСС. Утвердительно ответили всего 4%, отрицательно – 16%. Массовые ответы: “В основном надо, но не всегда и не все” (41%) и “Когда как” (35%). 4% не ответили.
Трижды (в 1993, 1994 и 1995-м гг.) МИСС спрашивала подростков, что бы они предпочли: быть честными или богатыми? Данные сравнили с ответами родителей, у которых выясняли, какими они хотели бы видеть своих детей. Увы, число тех, кто ставит на первое место честность, с каждым годом уменьшается. В глазах родителей честность отпрысков (45% в 1993-м, 39% в 1994-м и чуть больше 20% в 1995 г.) все-таки важнее их богатства.
Карина МУСАЭЛЯН
Комментарии