Другие дети. Кто поможет нестандартному ребенку?

Кто читал роман Томаса Манна «Будденброки», наверняка помнит его грустный финал. Династия известных немецких коммерсантов заканчивается со смертью от тифа 16-летнего Иоганна – единственного наследника главы фирмы. Болезнь юноши описана довольно кратко, а предшествовавшие ей беспросветно унылые школьные будни Иоганна, напротив, изображены чрезвычайно детально и подробно. По мнению автора, именно школьный период героя заслуживает пристального внимания.

Цель моей статьи вовсе не в том, чтобы напомнить словесникам о прекрасном романе, который, будучи опубликованным в 1901 году, сразу же стал бестселлером, и его авторе – нобелевском лауреате 1929 года, незаслуженно забытом современной программой по литературе. Мало ли прекрасных произведений в нее не вошло? Хочу поговорить о безвинно страдающих детях, которых продолжает добивать, пусть и в переносном смысле, существующая система образования. Предвижу, что кому-то мои слова покажутся слишком резкими, а обобщения – чересчур натянутыми, поэтому и прибегаю к авторитету выдающегося художника-гуманиста.

Как известно, в подлинно художественном произведении, равно как и в жизни, нет и не может быть ничего случайного. Не может автор просто так, по собственной прихоти, «убить» своего героя, он лишь следует логике развития образа. Не буду углубляться в анализ романа: читавшие его знают, что «ген самоуничтожения» появляется в роду Будденброков задолго до рождения Ганно (так Иоганна звали домашние), тем не менее именно его – необычно талантливого, тонко чувствующего, вдумчивого и наблюдательного ребенка – жизнь, точнее сказать суровая действительность, приговаривает к безвременной смерти. Вспомните: герой не выздоравливает, потому что не хочет жить. К своим 16 годам он понимает, что никогда не сможет вписаться в стандартную общепринятую систему, что ценности, которые ему настойчиво навязываются с детских лет, не имеют для него никакого значения, а то, что для него ценно и значительно, никогда не заслужит внимания и положительного отношения окружающих.

Юный Будденброк любит все, что не имеет смысла с точки зрения прагматика и коммерсанта: он может часами смотреть на море, внимательно слушать окружающие звуки, чтобы потом выразить свои ощущения в музыке. Музыка с ним с детских лет, можно сказать, что он живет и дышит только ею, единственный способ самовыражения для него – импровизация на рояле и игра на фисгармонии. Он любит театр, литературу, фантастические истории, которые сочиняет и рассказывает его лучший друг – юный граф фон Мельн.

Дети, в чем-то похожие на Иоганна, не редкость, их можно встретить если не в каждом классе, то в каждой школе наверняка. Думаю, любой учитель с ходу, не копаясь в памяти, может привести не один собственный пример.

Артистическая натура (напомню, что артистом изначально называли любого, кто принадлежал миру искусства: живописца, скульптора, поэта и литератора) развивается по своим законам, она не терпит давления, рамок и стандартизации, а всего этого невозможно избежать, если будущий артист попадает в кондовую, абсолютно негибкую систему образования. И в этом смысле со времен Томаса Манна ничего не изменилось. Что в Германии конца ХIХ, что в России начала ХХI века – школа была и остается ориентированной на социальный заказ и среднестатистического ребенка. А заказ, как бы ни менялись реалии времени, все тот же: полученное образование должно обеспечить будущему выпускнику сытую жизнь, благополучную прежде всего в материальном смысле. Духовно-нравственная сфера остается на обочине общественного сознания, она в расчет не берется – ее поминают всуе только в докладах, программах и проектах. Общество как было обществом потребления, так им и осталось. Сколько бы ни говорилось о гуманизации образования, о возможности самореализации и духовном развитии каждой личности, на деле большинство родителей, а за ними и педагогов, во главу угла ставят ценности отнюдь не духовного плана – престиж и материальный достаток. Как и Будденброки, современные отцы и матери навязывают детям свое представление о счастье (я не пишу об исключениях, которые, конечно же, есть, речь идет о массе), а образовательная система закрепляет этот идеал в нормах и стандартах, которые становятся для творчески одаренных детей неподъемными оковами. Сколько драм, комплексов неполноценности, разочарований в себе и собственных силах породила наша «гуманная» школа, боюсь, этого никто не сосчитает.

Большая удача, если нестандартному ребенку удается пройти 10-11 классов с минимумом потерь (такое возможно, если родители, педагоги и одноклассники с уважением и пониманием относятся к его индивидуальности). Как правило, вырвавшись из жестких школьных объятий, такая личность на глазах расцветает, рано или поздно находит себя и полностью реализует свой потенциал: об этом свидетельствуют многочисленные воспоминания видных писателей, поэтов, актеров и музыкантов. Вы заметили, что большинство из них неохотно вспоминают о школьном периоде жизни? Поскольку, читая мемуары, обращала на это особое внимание, могу сказать с большой долей достоверности: мало у кого из ярких дарований «чудесные школьные годы» оставили приятные воспоминания. Клеймо неспособного ученика, тройки, а то и двойки по обязательным предметам – атрибуты, почти всегда сопровождающие годы учебы нестандартных детей.

Возвращаюсь к герою Манна. Каждую ночь, ложась спать, Иоганн с ужасом думал о гимназии, о предстоящей ему пытке. Воспитанный в духе дисциплины и послушания, он с трудом поднимался утром и шел на занятия в состоянии, сравнимом с состоянием приговоренного к казни. Отбыв срок, находил утешение только за роялем. Мать, музыкант по призванию, его понимала и не принуждала делать уроки, а сам юноша, как ни пытался, не мог себя заставить выполнять бессмысленные, с его точки зрения, задания, хотя осознавал, чем это грозит: увеличением срока, еще одним годом «тюрьмы». Поэтому и признавался своему другу: «Мне лучше умереть, чем продолжать эту пытку». Смерть не заставила себя ждать. Иммунитет и без того с детства слабого здоровьем Будденброка был окончательно подорван ненавистной гимназией. Конечно, все могло бы сложиться иначе, если бы мать – отца к этому времени уже не было в живых – забрала сына из гимназии и перевела его на домашнее обучение. Думаю, что тогда, так же как и сейчас, такой выход был возможен, но он почему-то никому не пришел в голову.

Знаю примеры, когда современные родители юных музыкантов-вундеркиндов, заботясь о будущей профессиональной карьере ребенка, переводят детей на экстернат или, чтобы обычная школа с ее жесткими требованиями не становилась помехой, в вечерние школы. Но, как правило, применяется эта мера лишь к детям, добившимся определенного признания (лауреатам, дипломантам). Родители понимают, что славы и связанных с ней материальных благ ребенок сможет добиться на музыкальной стезе, поэтому не хотят его мучить общеобразовательными дисциплинами, которые, вне всякого сомнения, отнимают силы и время.

Но если ребенок явно растет нестандартным, но его талант еще не проявился в полной мере и не стал объектом публичного признания, его шансы найти поддержку родителей и педагогов очень невелики. На него в лучшем случае махнут рукой и объявят «ни на что не годным», в худшем (если мама и папа люди состоятельные) – поведут к психологам, наймут репетиторов по обязательным предметам, и тогда школьная пытка будет в более щадящем варианте продолжаться дома. Родители приложат все усилия, чтобы привести своего отпрыска к общему знаменателю. Какой ценой – не имеет значения. У нас есть традиция за ценой не стоять. Ребенка в конце концов «поступят» в вуз, по окончании устроят на теплое место под крылышко к «хорошему знакомому», и если он внутренне смирится и не сопьется от ежедневной рутины и невозможности творчески реализовать себя, то жизнь его пройдет тихо и гладко… по среднестатистическим меркам. И тогда, может быть, только самые близкие увидят его «невидимые миру» слезы.

Вера АБРАМОВА, учитель русского языка и литературы, Нижний Новгород