На чтение: ≈ 4 мин.Этот год вернул меня на родину. Нет, она всегда была в моем сердце, но я в тех местах не была более 20 лет. Еще не тяготел над миром пандемический морок, и в Петербурге один за другим тянулись слякотные новогодние дни, а на моей родине легким морозцем прихватывало щеки и скрипели бодро подошвы на утрамбованных снегом тротуарах.
В Екатеринбурге стояла настоящая зима, а над озером Таватуй холодным серебром сияла полная луна. Такой глубокой тишины я не слышала давно. Укатился куда-то прочь кукольный мир мегаполиса, и остался со мной дымный запах печи из дедова дома и радостный лай Буяна – любимого участника всех детских игр. Родина подарила мне неделю счастья со странным привкусом печали.
И за это ей огромное спасибо, потому что потом настало новое время – время самоизоляции, и постепенно пришло осознание того, что в личном сопротивлении виртуальному миру ты терпишь неминуемый крах.
Встречи, конференции, форумы, на которых работа журналиста напоминает работу разведчика (если внимательно вслушаться и вглядеться, то появится много тем, которые можно впоследствии развить), были отменены или перешли в онлайн-формат, а граница между личным и рабочим временем оказалась стерта.
Долго ли, коротко ли, но все к этому приспособились. Такова натура человека: нет испытания, которое он не попытался бы преодолеть. Но в бесконечном метании с одной электронной платформы на другую утерялось главное – улыбка узнавания, приветственный взмах рукой, два-три добрых слова от людей, которых видишь нечасто, но всегда им рад.
Но и с этим, оказалось, можно справиться, и уже появилась потребность вслушиваться в чужие голоса, ловить интонации, торопливо набирать вопросы в чате, чтобы успеть задать тот, важный, который потом даст начало новой статье…
А когда пришло лето, и мысли об отпуске были сродни навязчивой идее, вдруг наступил удивительный июль. Вдохновленные первой студенческой практикой, открыли с сыном охраняемые природные территории города. Любопытно, что их оказалось много в разных районах Петербурга. Незакрытые, незатоптанные.
По причине дождливой погоды малолюдные. Здесь пели птицы. Их неприметная терпеливая жизнь с ежедневным поиском еды, заботой о малышах и о своем веточном жилище устраняла суету в сердце. Плеск воды (благо ее в Петербурге достаточно!) и шелест травы усмиряли жажду бега за тем, что, в сущности, является лишь иллюзией, – за благополучием.
Сидеть с чашкой чая из термоса на влажном от дождя пеньке и смотреть, как неустанно ныряет за рыбой большая поганка (чомга), оказалось таким же счастьем, как слушать морозную тишину родины. И этого счастья быть вместе с сыном и его увлечением был целый месяц.
В конце года все вернулось к тому, что было в его начале, – к многозапретности. Но это вовсе не означает, что нельзя мыслями дотронуться до того, что было, и до того, что можешь представить в своем воображении.
И я уже рисую себе теплое купе вагона, дробно стучащего, слегка покачивающегося и уносящего меня в еще одно место, связанное с детством. Там будет мягкая зима, и среди березового лабиринта вдруг да и мелькнут образы людей, которых, возможно, уже нет, но которые все еще запечатлены в моей памяти…
Наталья АЛЕКСЮТИНА, собкор «УГ» в Санкт-Петербурге
Выбор читателей
Комментарии