Дорожная исповедь

Попутье легко сближает разных людей

…Я встретил его на вокзале в полтавских Кобеляках. Он сидел на скамье в зале ожидания, уронив голову на грудь. То ли дремал, то ли просто, задумавшись, ушел в себя. Сандалеты на босу ногу, белые полотняные штаны, такая же рубаха с расшитыми рукавами, сверху коричневый безрукавный балахон с капюшоном, подпоясанный толстой веревкой. Позапрошлый век – одеяние средневекового паломника, странствующего монаха. В наше время обновка сбежавшего из дома скорби. Дорога (я путешествовал на велосипеде по Полтавщине) как-то легко и сразу сблизила нас. Познакомившись, мы быстро нашли общий язык. Лев (так он себя назвал) уже несколько лет странствует по Украине. От друга к другу, от единомышленника к единомышленнику (они часто и становятся друзьями), от монастыря к монастырю. Сейчас возвращается домой, на Львовщину.

– Там дом, семья? – спросил я для поддержания разговора, заранее предвидя ответ.
– Семья – это я один. Так проще… Родители в селе под Львовом живут, но я лучше в монастыре пересижу.

– А что ешь в дороге? Чем вообще зарабатываешь на пропитание?
– Я ведь бывший сварщик. В монастырях всегда работа находится. Случается, в селе каком задержусь. Подзаработаю какую копейку. Мне ведь много не надо. Обхожусь малостью. Могу и день, и два не есть. Не из-за нужды, а в удовольствие…

– И не скучно вот так, одному? Зимой, летом идешь, едешь… Куда? Зачем?
– А зачем мы вообще живем? Все мы тут гости. Хоть под какой крышей. Я назад никогда не оборачиваюсь и в завтра не заглядываю. Молитва от всего этого бережет. И от скуки спасает…

До Полтавы мы ехали вместе. Меня быстро разморило. Сквозь дрему и стук колес звучал голос моего попутчика. Не замечая моего сонного состояния, он все говорил и говорил. Про молитву и монастыри, неудачный брак и новую подругу, которую попытался завести, но старая любовь помешала, про пагубную страсть и друзей, которые предали, про собаку, что завел, но ее застрелил сосед, про болезнь и приговор врачей, про голод, которым морил себя, и чудесное исцеление. На вокзале в Кобеляках мы случайно встретились, на вокзале в Полтаве дорожный случай развел нас. Вряд ли когда-нибудь сведет, а если и доведется столкнуться на круг­лой земле, никто не вспомнит тот разговор в электричке…

«Как нас дома не грей, не хватает подчас новых встреч нам и новых друзей. Где же наша звезда? Может, здесь, может, там…» Не хватает тогда, когда на душе муторно и слякотно. И некому излить обиду, тоску, горечь непонимания. Просто поплакаться на судьбу-злодейку хоть в жилетку, хоть в бабушкин передник, хоть в фартук дворника. Жилетки давно вышли из моды, ушла из жизни бабушка, а вместе с ней и передник, дворникам тоже неймется поведать кому-нибудь свою печаль. В это время та же судьба и подбрасывает спасительную соломинку в виде дороги. . Случайному спутнику человек, бывает, выкладывает самое сокровенное, самое наболевшее. Потому что мир, как известно, хоть и слезам не верит, и суров без меры, однако же не без добрых людей, которые, может, и не помогут, и не разведут руками чужую беду, и даже не присоветуют что-нибудь дельное, но терпеливо выслушают, посочувствуют. Этого иногда достаточно, чтобы человек воспрял духом. Можно обратиться к звездам, облакам, водопадам. Им высказать свою боль. Иногда помогает. Но не всегда и не всем. Лучше доверить свои мысли дорожному человеку, с которым столкнулся случайно. Вы расстанетесь, и мысли исчезнут, как и не было их, не причинив никому вреда. Душевная боль – это тягостные мысли о ней. Избавишься от мыслей, глядишь, и на душе посветлеет. Только высказанная мысль обретает плоть. Только она способна перенять на себя твою боль. Многие путешественники доверяют свои дорожные мысли бумаге – дневнику. Он часто и является тем попутчиком, с которым ты можешь поделиться сокровенным. Эти мысли станут, возможно, доступны многим, даже тем, кому бы тебе и не хотелось. Но это будет в другой жизни…

Помнятся разные дорожные встречи. Нередко бродяги (по-современному – бомжи, не все, правда, бомжи расположены к бродяжничеству) жаловались мне на судьбу-злодейку, которая и пустила их по миру. Что ж, действительно, среди «странных» людей немало горемык, выбитых из жизненной колеи. Их спасение и утеха – колея дорожная. Стыдно бывает обездоленному (в старину о том, кто терял коня, скот, а случалось, и хозяйство, говорили, что он припешал – становился пешим скитальцем) в мир пуститься, а пустится – не погибнет. Потому что мир, как известно, хоть и слезам не верит, и суров без меры, однако же не без тихих гаваней и добрых людей. На Полесье на глухом лесном проселке вдруг за спиной раздался дробный стук. Оглянулся: по дороге семенит бабушка с гладкой ореховой палкой. Я поинтересовался, куда она направляется. Оказалось, старушке уже далеко за восемьдесят, идет она к дочке в соседнее село. С утра прошла совсем ничего – километров восемь всего, осталось еще с десяток. «Вот гостинец внучатам несу, – бодро вышагивая, доложила бабуля. – Повидаю всех, передохну трошки и назад до дому, к ночи поспею». Я приноровился к ее семенящим, но далеко не мелким шагам, и какое-то время мы шли рядом. Старушка не умолкала, выкладывала и выкладывала мне про свою жизнь. Она была долгой, и конец ее не предвиделся, но еще длиннее была дорога, что нас свела. Все увиденное и услышанное прочно ложится в память, если пропускаешь его не только через сердце, но и… через желудок. Чаще всего это происходит в заезжках. Так в Сибири называют придорожные столовые, кафешки, ресторанчики. Это мои основные гавани. У каждой свое лицо и даже имя. «Якорь в душу», «Медвежий угол», «Вдали от жен», «Мое» (есть и «Е-мое»), «Привал странника», «Семь пятниц», «Остров невезения», «Лови волну», «Кудыкина гора» – какие только названия не встречаются на евразийских дорогах. Под Красноярском, возле поселка Кускун, я не мог не завернуть в «Малую Жмеринку». Хозяин придорожного столового комплекса Виктор Крайник – плотно сбитый, простоватого вида парень – мой земляк, родом из украинской Жмеринки. В Сибири обосновался основательно. Свой первоначальный капитал, по его словам, заработал… дорожным разбоем в лихие девяностые годы. Без моих уточняющих вопросов (честно говоря, я побаивался их задавать) он посвятил меня в весьма живописные детали того давнего романтического дорожного сибирского бытия, которые украсили бы не один полицейский протокол. «Сейчас вот отдаю долги, – сказал Виктор, демонстративно крепко стискивая мою руку на прощание. – Тебе каких в дорогу пирожков – с мясом или с грибами? А может, вареников наложить?» Задушевный разговор возможен только в дороге, когда не ждешь от встречного подвоха, лишних неудобных вопросов. И нередко дорожный задушевный разговор – это своеобразная исповедь, которая облегчает душу. Хоть под крышей храма, хоть по дороге к нему. Попутье и учит, и утешает, и даже отпускает грехи. Для этого годится порой всякий встречный-поперечный.

Многие страдают от одиночества, не в силах даже в большом городе найти людей, близких тебе по духу, которые разделили бы с тобой и печаль, и радость. В дороге же все, кто движется по ней, кто плечом к плечу сопутствует тебе, своего рода союзники, напарники. Спутник – это тот, кто рядом. На дорожной и жизненной стезе. Путешествия легко сближают самых разных людей, открывают возможности для новых знакомств. Кто-то находит в дороге единомышленников по увлечениям (удивительно быстро и легко сходятся туристы разных возрастов, профессий и характеров), просто собеседников, с которыми можно выговориться, отвести душу приятным трепом, а кто-то и родную душу – свою вторую половину. Я свою жену, например, встретил в поезде. «Девушка, у вас красивые невеселые глаза», – сказал я ей. И попал в точку. С легкой туманной голубизной глаза действительно были красивые, а что невеселые, так девушке уже было под тридцать и очень хотелось стать хоть чьей-то женой. Даже довериться случайному попутчику, каким оказался я. Правда, через многие годы та же дорога разлучила нас. Но это уже другая история. «Где же наша звезда? Может, здесь, может, там…»

Владимир СУПРУНЕНКО