Дорога в «Тушино». или Лесков, ты не прав!

Бывает ли вообще незаслуженно забытая литература? Действует ли здесь некий закон, согласно которому любое сочинение, талантливое, но не понятое и не признанное современниками, обязательно воскреснет и удивит, пусть через десятилетия, воскреснет и останется? На этот вопрос в двух словах не ответишь.

Московский государственный историко-этнографический театр, поставив на своей сцене драматическую хронику Александра Островского «Тушино», стал единственным театром, где сегодня можно увидеть это монументальное произведение. Художественный руководитель Михаил Мизюков вынашивал свой замысел много лет. В премьере задействован практически весь коллектив театра. Князья, дворяне, бояре, воеводы, атаманы, священнослужители, скоморохи – все они, люди разных сословий, втянуты в гражданскую войну. Действие хроники происходит осенью 1608 года, когда в Москве правил царь Василий Шуйский, а в Тушино – Дмитрий Самозванец. Та эпоха двоевластия, как известно, получила название Смутное время. В центре же повествования – семейство московского дворянина Редрикова, оба сына которого оказываются в двух враждующих лагерях, в результате чего один брат убивает другого. Извечная тема бунта и братоубийства, идущая от библейских времен до «Тихого Дона».

При жизни Александра Островского «Тушино» подверглось резкой критике. Вот, к примеру, что писал об этой хронике Николай Лесков в статье «Русский драматический театр в Петербурге» (1867 год): «Еще «Минин Сухорук» утомлял читателей своею длиннотою и скукою, и лишь одни ревностнейшие поклонники г. Островского упивались пленительной сладостью его стиха в этом произведении; но все прочие прочли эту пьесу не с тем нетерпением, с каким читали прежние пьесы того же писателя. Явились «Шутники» и по своей анекдотической легкости не произвели сотой доли того впечатления, какое делали на зрителей прежние драмы, сцены и комедии г. Островского. «Тяжелые дни» тоже, как переделанный для сцены анекдот, смотрелись без всякого увлечения; «Пучина» (в свое время разобранная в нашем журнале), несмотря на ее, по-видимому, серьезный замысел, прошла еще незаметнее, а поставленные еще позже на сцену исторические хроники г. Островского были приняты уже так холодно, что в Москве, как писали тамошние корреспонденты здешних газет, спектакли эти даже не давали сборов на тамошнем маленьком театре. Последняя же хроника г. Островского «Тушино», напечатанная в одном новом периодическом издании, есть пьеса такого свойства и таких достоинств, что едва ли вовсе может быть поставлена на сцену, а будучи поставленною, едва ли не усыпит зрительную залу вернее, чем усыпляли некогда немецких зрителей исторические пьесы Раупаха». Эрнст Вениамин Раупах – это немецкий драматург, автор драм и трагедий, посвященных разным историческим деятелям, в том числе российским. Его «Князья Хованские», например, о стрелецком бунте. Впрочем, речь об Островском. Далее Лесков писал, что талант Островского постепенно падает, и это «есть явление самое печальное, над которым поневоле приостановишься и призадумаешься». «Полагаем, что теперь, после «Тушина», не рискуя впасть в большую ошибку, можно сказать, что г. Островскому не даются исторические русские хроники. Его род пьес, в которых он всего сильнее, есть бытовая драма и комедия, и мы решительно не постигаем упрямого желания этого писателя держаться неудачно взятого им нового, столь не свойственного ему и непосильного рода драматических сочинений. Положим, что бытовая жизнь наша отчасти бедна, и однообразие ее явлений может порою приводить в отчаяние посредственного писателя; но неужто же историческая жизнь допетровской Руси, с деспотической семьей и униженным положением женщины, разнообразнее и богаче драматическим содержанием? По нашему мнению, вопрос этот решается отрицательно: ибо тогдашняя жизнь, несомненно, была еще однообразнее нынешней, и упорное желание произвольно разнообразить характеры тогдашней семьи, помимо греха перед исторической правдой, может вести к целой бездне несообразностей, не исключая даже опыта изобразить в русской женщине эпохи самозванцев нигилистку XVII века, как это преблагополучно и совершил в своем «Тушине» г. Островский».

Здесь имеется в виду любовная интрига, которая завязывается в отношениях между дочерью ростовского воеводы Третьяка Сеитова Людмилой и сыном небогатого московского дворянина Дементия Редрикова Николаем. Непросто воеводе согласиться на этот брак, но что делать? Эта любовь с первого взгляда, может быть, для семнадцатого столетия выглядит, скажем так, нетипично, однако нет здесь и того, в чем Лесков видит признаки нигилизма. Здесь вспоминается Михаил Загоскин с его исторической прозой, его «Милославский» или «Брынский лес». Последний роман также упрекали в том, что в нем нет и намека на людей XVII века, что он напоминает сентиментальные романы и повести предшествующей эпохи.

Историко-этнографический театр предпринял попытку доказать, что с «Тушином» не все так просто. Драма Островского написана стихами. Их звучание, чем-то напоминающее пушкинского «Бориса Годунова», вполне соответствует высоким патриотическим размышлениям о судьбе Руси. На сцене театра пьеса Островского поставлена без сокращений и купюр. 19 января этого года в Союзе писателей России Михаилу Мизюкову за спектакль «Тушино» была вручена премия «Имперская культура» имени Эдуарда Володина. Так что же, выходит, ошибался уважаемый Николай Семенович, когда сказал, что «пьеса… едва ли может быть поставлена на сцене», когда требовал от драматурга бытовых сюжетов? Печатное слово живет своей самостоятельной жизнью, которая (к счастью, наверное) намного дольше человеческой. И нам воистину не дано предугадать, как слово наше отзовется – через десятки лет, через десятки поколений. То, что талантливо, то прозвучит. Может быть, «Тушино» было обращено не к современникам, а в первую очередь именно к нам?