Дорога в тупик или путь из тупика? Упрощение профессии педагога – трагическая неизбежность настоящего

Прочитав мою книгу «Уроки нравственного прозрения», в которой я писал и об уроках по его рассказам, Федор Абрамов ответил мне на присланную книгу: «…не все, дорогой Лев Соломонович, меня одинаково убедило в Вашей книге. Кое о чем хотелось бы поспорить. Но ведь это-то хорошо. Что это за книга, если она не вызывает «сопротивления»?»

Но у нас чаще всего к любому «сопротивлению» часто относятся враждебно. Я не согласился в своей статье с тем, как даются уроки по Бунину в методическом руководстве для учителей XI класса. Через какое-то время мне позвонил (впервые!) автор учебника, к которому сделано это руководство: «Мне рассказали, что вы выступили против меня!»Из книг и воспоминаний мы знаем известную формулу «Шаг вправо, шаг влево считается побегом». Я хорошо знаю, чем все это оборачивалось не в лагере – в той жизни, в которой жил я сам. На моих глазах травили Платонова, Пастернака. Солженицына, Шестаковича, Прокофьева. Я знаю о судьбе отправленных в многолетнюю ссылку на полку прекрасных кинофильмов. Очень хорошо помню о разгроме генетики – стенограмма сессии ВАСХНИЛ 1948 года хранится у меня до сих пор. Не забыл, как читали только в самиздате «Реквием» Ахматовой и «Собачье сердце» Булгакова. Когда в 1963 году (оттепель!) я пришел на работу в Московский институт усовершенствования учителей, первое задание, которое мне поручили, – разобраться с письмом в горком партии из Библиотеки имени Ленина, в котором горком информировали о том, что ученики второй московской школы заказывают враждебную литературу. Из длинного списка я помню символистов, Ахматову, Евангелие, религиозные сочинения Льва Толстого. Самого меня в издательстве, которое заказало мне книгу «На уроке литературы и в зале кинотеатра», предупредили, чтобы в книге даже не упоминалось имя Тарковского, а у меня был такой материал по обсуждению «Соляриса».С тех пор я хорошо усвоил, что шаг вправо, шаг влево не побег, не измена, а необходимое условие движения вперед. И в том, что пишут мои ученики, меня больше всего угнетает, когда они списывают, скачивают, когда они абсолютно согласны с любым текстом С в ЕГЭ по русскому языку, даже если сами думают совершенно иначе.К тому же я читал проект Козьмы Пруткова «О введении единомыслия в России».Так что давайте обсуждать, дискутировать, спорить, отвечая на аргументы аргументами, а не бранью, что мне уже не раз приходилось испытывать на себе.P.S. Что охраняют спецслужбы?В первом и втором номерах журнала «Директор школы» напечатаны очень интересные статьи Т.Хачатурова и А.Остапенко «Наболевшее, школьное». Они посвящены анализу социологических исследований отношения школьных и вузовских преподавателей к результатам реформ в сфере среднего и высшего образования.Есть там и такой тезис: «формы контроля диктуют содержание образования».Это действительно так. Если на экзамене учебный материал, к примеру, предстает в виде элементарных частиц, то и в процессе преподавания подобная атомизированная метода будет преобладать, в результате чего ученик не увидит молекулу знания, тем более клетку знания, не говоря уже об организме познания в целом.Возьмем ЕГЭ по русскому языку. Тут в части А 30 тестовых заданий по цене один первичный балл за одно задание, часть B содержит, как я их называю, полутестовые задания, потому что в них нужно всего лишь назвать выделенное или выделить названное, за что можно получить одиннадцать баллов. Итого 41 балл за формализованные задачи. А за задание С, требующее размышления, анализа, понимания другого и умения сказать, как ты относишься к мыслям этого другого, всего 23 балла, то есть чуть меньше половины того, что приносят A и B.К тому же в тестовых и полутестовых заданиях немало вторичных и третичных знаний. Почему, к примеру, судьба ученика решается его умением отличить обобщенно-личное предложение от неопределенно-личного? И так ли уж велик грех того выпускника, который в предложении «Я подошел к дому, где прошло мое детство», увидев ГДЕ, отнесет придаточное предложение не к определительному (подошел к дому – какому), а решит, что здесь придаточное места?Но что я совершенно не могу понять, так это задание B8: в часто банальных, даже посредственных текстах плохой журналистики нужно находить художественные средства речи – эпитеты, метафоры, анаформы, парцелляции (в литературной энциклопедии сказано, что это малоупотребительный термин), риторические вопросы, контекстные синонимы и контекстные антонимы, которых нет ни в одном поэтическом, лингвистическом, литературоведческом словаре, более того – ни в одном школьном учебнике. Все это деформирует вкус. Ведь есть гениальные произведения, в которых всего этого нет (перечитайте стихотворение Пушкина «Я вас любил…»), и полным-полно графоманских стихов, где всего этого навалом. А потом даже на литературных олимпиадах школьники нередко путают, что если они приспособили к эпитетам и метафорам этикетки с терминами (а за отсутствие терминов оценка снижается), то тем самым уже раскрыли художественное своеобразие произведения.Но ведь самое главное не в регистрации приемов, а в осмыслении их художественной наполненности. Толстой был восхищен эпитетом Тютчева в строке «И паутины тонкий волос блестит на праздной борозде». И тут ведь важно не просто сказать, что «праздный» – это эпитет, а понять всю бездну пространства и глубину этого эпитета.Не отсюда ли преобладание на уроках натаскивающего, убивающего живое слово преподавания, не говоря уже о сведении на нет эмоциональности урока даже при занятиях литературой и русским языком…